Селянин (СИ). Страница 204
К счастью, родители не видели его. Тут толкучка действовала на руку.
Загородив лицо рукой, Калякин снова уставился на выходящих из зоны прилёта и вовремя! В потоке людей находились Егор и Галина!
То есть, сначала глаз выхватил среди людей фрагмент инвалидного кресла с крутящимся колесом и понёсся дальше. Потом мозг обработал эту информацию и дал сигнал, что, в общем-то, инвалидная коляска — это, во-первых, что-то не совсем обычное среди шагающих людей, а, во-вторых, инвалидная коляска вполне может оказаться тем, что надо, ведь не думает же он, что Галина выйдет из самолёта на своих двоих?
Кирилл мгновенно вернул взгляд к инвалидному креслу, но увидел в ней румяную миловидную женщину с пышной копной рыжеватых волос, с неброским аккуратным макияжем, подчёркивающим её красоту. На ней было ярко-синее полупальто с большими пуговицами и синие, но на тон светлее брюки, сапоги на плоской подошве, но вполне модные. Шею окутывал элегантный шарфик, который, вероятно, вне помещения заменял шапку. Лежащие на коленях руки сжимали кожаные перчатки, тоже синего цвета.
С разочарованием скользнув по дамочке взглядом, Кирилл без интереса поднял глаза на её спутника…
Егор! Это был самый настоящий Егор! Его глаза, губы, слегка длинноватый нос! Его сильные руки сжимали ручки инвалидного кресла!
Без шапки, в расстёгнутой чёрной тёплой куртке, серых брюках. Он катил кресло и вглядывался в толпу встречающих.
Бог ты мой — Егор…
У Кирилла перехватило дыхание. Он через силу, раздирая лёгкие, вдохнул и рванул к нему навстречу. Слышал только шум в ушах и больше ничего. Видел только Егора. Нет, теперь видел, как к Егору и Галине бежит Андрей — парень раскинул руки, как тогда в школе, и что-то кричит. Сзади него, тактично отставая, шла Лариса. Через секунду Рахмановы обнимались.
Сейчас и он обнимет Егора…
Вдруг Кирилл почувствовал толчок — рывок назад — и покачнулся, вырванный из радостной кутерьмы. Сразу вернулся слух — все шумы аэропорта ударили по ушам и самое близкое из них, скороговоркой:
— Кирилл, одумайся! Не губи себе жизнь! Ты не пидорас!
Калякин резко обернулся. Отец так и сжимал его рукав в кулаке, требовательно буравил взглядом. Поодаль переминалась мать, одетая, как на праздник.
Кирилл одарил их обоих холодным, рассудительным взглядом и ответил совершенно спокойно, чего от себя в горячке недопустимого промедления не ожидал:
— Я люблю Егора. Не хотите любить меня таким — не любите.
И он развернулся и быстрым шагом пошёл к маленькой группе родных людей. Рахмановы уже отделились от основного потока в сторону, заметили его и, разговаривая, наблюдали за его перебранкой с отцом.
Подходя, Кирилл улыбался, показывая, что всё хорошо, что всё позади. И ему улыбались. Андрей и Лариса расступились. Кирилл встал напротив Егора, почти вплотную. Они были практически одинакового роста, и глаза получились на уровне глаз. Приветственных фраз не было, обмен признаниями проходил на уровне телепатии, Кирилл почувствовал, что снова тонет в чёрных улыбающихся омутах и не хочет выплывать, но он моргнул, а затем, мысленно извинившись перед Егором, поставив на пол рюкзак, присел на корточки у ног Галины. Чувствовал, что так будет правильно.
— Рад видеть тебя, мам Галь. — Кирилл взял её ладони в свои. Они были тёплыми, живыми. — У тебя новый имидж? Я сразу тебя не узнал, подумал, что за королева красоты?
— Всё шутишь, Кирюша? — пожурила Галина. Её голос так же окреп, как преобразилась внешность. Перед ним был совсем другой, жизнерадостный человек. Лишь глаза оставались по-прежнему ласковыми. — Спасибо тебе, родной. — И она подняла руки с красивым маникюром — медленно, неуверенно — и обняла Кирилла за шею. Кирилл искренне, с повлажневшими глазами обнял её.
— Это тебе спасибо, мам Галь, что исполнила мою мечту.
— Какую?
— Помнишь, я говорил, что хочу, чтобы ты меня обняла? И вот это случилось.
Калякин обнял её ещё крепче и разжал руки. Чмокнул Галину в щеку и встал. Опять оказался перед Егором и опять между ними потекла телепатическая связь. Они никого вокруг не замечали — ни посторонних, ни своих, ни родителей Кирилла, которые наблюдали издалека, и Елена Петровна с упрёком смотрела на мужа, а тот в ответ беспомощно пожимал плечами.
Телепатия, подкреплённая дерзкими, провокационными, счастливыми улыбками не могла продолжаться долго — притяжение было велико. Егор и Кирилл, одновременно выдохнув и усмехнувшись, заключили друг друга в объятия — крепкие мужские объятия. Не смея поцеловать друг друга на людях, дотронулись щеками.
— Я люблю тебя, Кир, — прошептал на ухо Рахманов.
— Ты вся моя жизнь, — ответил Кирилл.
Два твёрдых члена, соприкасаясь через ткань, подтверждали их слова.
Эпилог
Снег напитался водой, стал рыхлым, нога проваливалась в него по щиколотку и, если бы не сапоги с высокими голенищами, а обычные калоши, зачерпнул бы по самое мама не горюй. Кирилл чертыхнулся и вытащил ногу из ледяной каши, переступил на более твёрдый пятачок. Повесил на гараж, из которого вышел, замок — хоть деревня глухая, да внутри ценностей навалом, до которых охочи алкаши-ворюги: трактор МТЗ и второй, помощнее, «Джон Дир», комбайн «Нью-Холанд», куча всяких железяк и прибамбасов к ним.
Ключ Кирилл спрятал в карман фуфайки и оглядел двор, служивший ремонтной мастерской и базой его крестьянско-фермерского хозяйства. Культиваторы, дискаторы, бороны, посевной комплекс, опрыскиватели соскучились по работе и просились в поле, но на земле ещё лежал снег. Зима в этом году никак не хотела сдавать позиций, март близился к середине, а нормального тепла ещё не видали. Солнышко грело да недогревало. Подкормка озимых и сев яровых начнутся не раньше апреля.
По натоптанной тропке, выбирая более-менее сухие и не скользкие участки, Калякин добрался до распахнутых ворот из зелёного металлопрофиля, по одной створке за раз закрыл их и тоже навесил замок. Предосторожность от грабителей не поможет, они, коли приспичит, через забор перемахнут и утащат, что им приглянулось, но… тогда его любимый прокурор всё быстро расследует, ворюг накажет, а имущество вернёт на законное место. Ладно-ладно, Егор не прокурор, а только его старший помощник, а из воровства один раз только сам замок навесной и украли, а может, он сам его потерял. Это он так, рассуждает от скуки.
В сердце сидела нежность.
Кирилл дошёл до покрытой лужами и колеями дороги, повернул голову направо, всматриваясь туда, где начиналась деревня. К марту световой день прибавился порядком, сумерки всё равно опускались рано, к семи вечера будет хоть глаз коли. Сейчас видимость была ещё прекрасной, правда, смотреть было не на что. За восемь лет от деревни ничего не осталось, она превратилась в хутор. Половина бабок повымерла, вторую забрали поимевшие совесть дети или внуки. Бабу Липу тоже забрали. Лариска уехала из Островка сама, не прощаясь, не показывалась сюда года три. Дворец лесной феи зарос бурьяном. В деревне осталось всего пять жителей, что Егора и Кирилла устраивало: меньше народу — меньше надо скрывать чувства.
А чувства горели. Крепли. С каждым годом открывались новые неизведанные грани любви и секса. Кирилл признавал, что боготворит Егора, но и Егор отвечал ему тем же. Егор раскрылся, перестал молчать, доверял полностью и бесповоротно. Кирилл кряхтел, сражаясь с ленью, и из кожи лез вон, чтобы оправдать доверие. Он надеялся, что сегодня Егора не задержат на работе, как часто бывало в первые годы после обучения.
Света фар на дороге не было. Кирилл решил подождать ещё немного: ужин он приготовил, скотины, кроме собаки и двух кошек, не держали.
Кирилл сунул озябшие руки в карман и уставился через дорогу на дом Рахмановых. В прошлом году на нём перекрыли крышу. Сделали красивую, из металлочерепицы красного цвета. Стены обшили сайдингом, вставили пластиковые стеклопакеты. Однако он месяцами стоял пустой: Галина и Андрей перебрались в Грецию к Николаосу — весёлому сухопарому дядьке с австрийскими корнями по материнской линии. Приезжали, когда вдвоём, когда втроём, раз в полгода. Галина расцвела. Ходила с костылём и на маленькие дистанции, периодически подлечивалась, но и этому была благодарна. Андрюха вымахал! После школы поступил в вуз на инженера. Егор скучал по ним, волновался, особенно в первое время, но сам переезжать отказался.