Непримиримые разногласия (ЛП). Страница 24

Холли бросило в жар, но она научилась держать себя в руках и ответила спокойно, как на заседании суда.

— Я начну первой.

— Хорошо.

— Говорили, что Фуэнтес стал твоей навязчивой идеей. Это правда?

— «Чего бы ему это ни стоило». Это прямая цитата из статьи о перестрелке из «Хьюстон кроникл».

— И это привело тебя в Халкон.

Он на мгновение задумался и начал говорить:

— Фуэнтес был на нашем радаре несколько лет. Он переправлял наркотики в США, оружие в Мексику и получал нехилую прибыль. Он был амбициозен, дерзок и безжалостен, устранял любого, кого считал врагом или соперником. Он применял практически средневековые пытки, а потом распространял фотографии своей работы, чтобы терроризировать и запугивать. Мы никогда точно не узнаем, скольких людей убили он и члены его картеля. Бесчисленное множество, буквально. Его необходимо было вывести из бизнеса.

— И именно ты должен был это сделал?

— Моя очередь задавать вопрос. Почему ты решила занять кресло судьи Уотерс, когда он заболел? Почему не осталась высокооплачиваемым адвокатом, как твой отец?

— Вижу, ты тоже искал информацию в Интернет.

Он пожал плечами, не выказав ни малейшего раскаяния.

— До или после слушания? — Холли повторила его вопрос.

— До. Хотел получить представление о том, кто будет решать мою судьбу, — он помолчал. — Но оказалось, что ты… полна сюрпризов.

Их взгляды встретились, и Холли опустила глаза.

— Мой отец был очень успешным адвокатом защиты в Далласе.

— А также приятелем судьи Уотерса.

— Они учились вместе.

— Но ты пошла по пути судьи, а не своего отца. Почему?

— Вообще-то, сейчас моя очередь. До того дня в Халконе ты когда-нибудь встречался с Фуэнтесом?

— Нет. Никто не знал, где он жил. Он никогда не оставался надолго на одном месте, и его охраняла целая армия. При этом он был самовлюбленным павлином и опытным саморекламщиком. Манипулировал мексиканскими СМИ, постоянно провоцировал правоохранительные органы по обе стороны границы. Он считал себя неприкасаемым, — мистер Хант сверкнул злобной улыбкой. — Я подумал, что именно так мы его и поймаем. И когда он прокололся, мы его уже ждали.

Он оперся о столешницу позади, выпятив бедра. Холли старалась, но было трудно не смотреть, не оценивать, не вспоминать ощущение того, как двигались эти бедра, когда он резко толкался в нее.

— Так почему ты пошла по стопам Уотерса, а не отца? — спросил он.

Она потянулась за бутылкой с водой и начала откручивать и закручивать крышку.

— Седина в бороду, бес в ребро — это про моего отца. Он променял маму на молодую.

— Сколько тебе тогда было?

— Четырнадцать лет.

— Как все закончилось? Я имею в виду его роман.

— Для него? Очень хорошо. Он и эта женщина поженились и оставались в браке до самой его смерти.

Он нахмурился.

— Может ли она быть тем врагом, стоящим за стрельбой?

Холли покачала головой.

— Я никогда с ней не встречалась. На похоронах отца мы притворились, что другого не существует.

— У них были дети?

— Чтобы она испортила фигуру? Ни за что.

— А как насчет его имущества?

— Все досталось ей, так что она не завидует моему наследству, если ты об этом. В любом случае, мы с мамой не оспаривали завещание. Спустя полгода, молодая вдова переехала в Чикаго и связалась с крутым парнем из хедж-фонда, — она еще раз повернула колпачок. — Итак… Фуэнтес вышел из укрытия, чтобы посетить вечеринку.

— Это не вопрос.

— Не придирайся.

— Он приехал в Халкон на день рождения племянницы.

— Вечеринка в честь ее пятнадцатилетия.

— Большое событие в испаноязычной культуре. Мы решили, что Фуэнтес будет присутствовать, чтобы почтить память своего покойного брата. Он был убит офицером наркоконтроля Эль-Пасо за год до этого.

— Ты был назначен ответственным за засаду?

— Я распланировал операцию.

— В то время ты прослужил Техасским рейнджером чуть больше года.

— И провел восемь лет в Дорожно-постовой службе.

— И там ты не выписывал штрафы за неправильную парковку, верно?

Его брови взлетели вверх.

— Ты много чего прочитала в Интернете.

Она улыбнулась.

— Ты работал в отделе уголовных преступлений на транспорте.

— В основном в программе по наркотикам.

— Ты арестовал несколько торговцев людьми.

— Мелкие сошки. Я хотел отрубить голову змее. Как только мы услышали о предстоящей вечеринке для племянницы Фуэнтеса, я переехал в Халкон. В качестве прикрытия несколько месяцев работал там в магазине скобяных товаров и кормов, и при этом держал глаза и уши открытыми.

— Бет была с тобой?

— Сейчас не твоя очередь.

Она просто посмотрела на него. Он смягчился.

— Нет. Она была беременна, и ситуация была слишком опасной. Если бы мое прикрытие раскрыли, Фуэнтес убил бы ее, возможно, до того, как пришел за мной, просто чтобы подчеркнуть свою власть. В то время мы жили в Хьюстоне. Я ездил домой, чтобы повидаться с ней, когда мог.

— Ты был с ней, когда родилась Джорджия?

Опустив голову, он уставился на носки своих ботинок и на несколько мгновений, казалось, погрузился в воспоминания.

— Я был прямо там. Как только пуповина была перерезана, доктор передал Джорджию мне, — он тихо засмеялся. — Я не знал, что такая мелочь может наделать столько шума.

Он поднял голову как раз вовремя, чтобы поймать улыбку Холли, и улыбнулся в ответ. Но тут же снова стал серьезным.

— Было трудно оставить их, вернуться в Халкон. Бет умоляла меня остаться. Мы даже поссорились. Но Фуэнтес все еще сеял хаос. Мне нужно было закончить работу.

— Бет когда-нибудь смирилась бы с этим?

— Нет, — ответил он хрипло. — Не думаю, что она могла бы смириться.

Затем, внезапно сменив настроение и тему разговора, он спросил, выходила ли ее мать снова замуж.

— Она даже ни разу не ходила на свидание. Уход отца подорвал ее уверенность в себе. До самой своей смерти она была очень несчастной женщиной, и ее несчастье было вызвано не только разбитым сердцем.

— Чем еще?

— Папа знал все лазейки и бессовестно использовал их при разводе. У мамы не было средств, чтобы бороться с ним. Я была слишком молода. Он ушел, не заботясь ни о чем. Для нас с мамой это было непростое время. Когда папа отказался финансировать мою учебу, судья Уотерс разорвал с ним все контакты.

— И пришел тебе на помощь.

— Он помог мне получить стипендию. Остальное ты более или менее знаешь.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Я тоже из неполной семьи. Моя мама живет в Калифорнии с мужем номер два.

— Ты видишься с ней? Джорджия ее знает?

— Примерно раз в два года. Маму нельзя назвать хорошим примером, и Джорджия видит ее недостаточно, чтобы узнать.Что меня вполне устраивает.

— А твой отец?

— Тот еще сукин сын.

— Как и мой.

— Хуже.

Она легко рассмеялась.

— Я называла своего и похуже, поверь мне. Но, — сказала она, подчеркивая уточнение, — он оказал мне услугу. Из-за него я выбрала именно такую карьеру.

— Семейное право. Твоя специализация, — он прищурился. — Теперь я понимаю. Ты ведешь личный крестовый поход. Хочешь, чтобы лживые, изменяющие, бросающие и ворующие мужья поплатились за свои преступления.

— Я веду личный крестовый поход за справедливость. Ни одна из сторон не должна быть лишена права на справедливость, особенно из-за уловок адвокатов.

— Когда председательствуешь на слушаниях по разводу или опеке, твой опыт не влияет на вердикт?

— Нет.

— Правда? Даже чуть-чуть? Тебе не нравится набирать очки против дорогого старого папы?

— Не поэтому я добивалась назначения, и не поэтому хочу быть судьей.

Он наклонил голову, как будто сомневался.

— Что случилось в тот день в Халконе?

Его подстрекательская улыбка исчезла.

— Я лично отобрал шесть человек из трех разных агентств. Эти шестеро были опытными офицерами. Задиры. По-своему, такие же безжалостные, как Фуэнтес. Они так же, как я, хотели раз и навсегда его закрыть.