Водный мир (СИ). Страница 61

— Нет, этим — не больше сотни. Здесь постоянно проводят реконструкции, чтобы поддерживать здания в более-менее рабочем состоянии.

— Но зачем? — в голосе набилианки звучит неприкрытое удивление, и на этот раз я с ней абсолютно солидарна. Никаких признаков выдающейся архитектуры пока не наблюдается: стены выложены чем-то, напоминающим старый, порядком облупившийся кафель, под ногами попадаются куски ржавой арматуры или другого строительного мусора. Пытаюсь найти в нейроносителе информацию, объясняющую уникальность и ценность старых корпусов лаборатории по исследованию кротовых нор, и не могу. Подводный научный центр, созданный еще до Потопа — это, конечно, интересно и познавательно, но какой смысл снова и снова оживлять то, что давно умерло? Неужели всему виной не совсем здоровая тяга атлантов к сохранению любых свидетельств своего минувшего величия? Салкас останавливается и поднимает голову, любуясь темными сводами в подтеках бурого цвета. В голубом свете его лицо меняется, становясь другим: исчезает румянец, черты заостряются, становясь жестче, резче. Волевой подбородок, ровная линия скул — на намека на прежнего пухлощекого любителя сладкого. Я оглядываюсь и не узнаю присутствующих. Коридоры ЛИКа так или иначе повлияли на облик всех людей, покинувших крешейк в поисках невозможного.

Борк стал красивым, но красота его опасна и порочна, вызывая желание держаться подальше. Даяна похожа на перепуганную девочку-подростка, и короткая стрижка вкупе с плоской грудью лишь усиливают это впечатление. Тимериус расплывается, идет рябью, сливаясь со стенами — к нему хочется прикоснуться, просто чтобы удостовериться, что он человек, а не фантом, заблудившийся в бесконечной паутине влажных коридоров. Цисса загадочен, как никогда — один сплошной знак вопроса. Магарони пугающ и зловещ, а Никель…

Я смотрю на него в последнюю очередь, оттягивая момент знакомства с новым обличьем дорогого мне человека. Ник выглядит потрясающе. Он, может, единственный, кого гнетущая атмосфера старых корпусов не исковеркала, а преобразила (или мне так кажется благодаря замутненному любовью взору). Он одухотворен: глаза сияют, губы складываются в предвкушающую улыбку. Ему идет это дьявольское место.

Что показывает древний ЛИК? Маски или истинную суть? И как я сама выгляжу в холодном цвете бледного индиго?

— Эти сведения не предназначены для ушей иномирцев, но раз уж вы все равно здесь… — Салкас усмехается, и усмешка получается недоброй — впрочем, как и любая эмоция, помещенная внутрь синей призмы. — До Потопа здесь находилась не только лаборатория, но и дыра, ведущая в Набил — самая сильная и устойчивая из всех проходов, связывающих наши миры. Землетрясение разрушило ее, но природная аномалия никуда не делась. На месте старого ЛИКа до сих пор отмечается экстремально высокий уровень темного вещества, эфир здесь так и бурлит…

В доказательство своих слов директор берет кусок ржавой арматуры и осторожно стучит ей по длинным трубкам, протянувшимся вдоль стен. Они оживают в ответ на прикосновение: клубящийся внутри газ замирает, а потом принимается клокотать с новой силой. В месте удара трубки вспыхивают ослепительным белым сиянием, которое несется вперед, зажигая провода и озаряя коридор ярким светом.

Все охают, и довольный Салкас ведет нас дальше. Пара служащих берутся проводить нас по ЛИКу, остальные растворяются в боковых ответвлениях коридора. Свет вскоре снова спадает до прежнего уровня, и мы продолжаем путь в прежней мрачной полутьме. Первый попавшийся нам зал хранит напоминание о былой роскоши старого института: в торце сохранилась широкая парадная лестница, ведущая на уровень выше, на полу — остатки щербатых мраморных плит и декоративного камня с причудливыми узорами. Осветительные трубки спрятаны под обшивкой, но в стенах проделаны большие фигурные ниши, полностью заполненные газом. С высоты нескольких метров на нас молча взирают синие звери, птицы и прочие неведомые герои атлантийского эпоса.

Атланты снова собирают нас вокруг и выдают последние инструкции. Наша задача — ходить по бывшей лаборатории, не засматриваться по сторонам, не влезать в неприятности и не задавать лишних вопросов — режим секретности все еще в силе — и при этом искать проход в новый мир. Как это делать, если дыру могут видеть лишь странники, да и то с закрытыми глазами, Салкас предпочитает умолчать. Хорошо хоть, инструментами снабжает.

— Мы разделимся на две группы, чтобы быстрее обойти весь ЛИК. Варисса пойдет вместе с моей группой, Даяна — с другой. Часть людей понесут датчики, улавливающие плотность эфира. Если засечете скачок — отмечайте. Но на многое не надейтесь, — директор хмурится, — техника здесь быстро сходит с ума и зашкаливает по всем показателям.

— Кальведросси, держись как можно ближе к своей землянке. Нам не нужны эксцессы в подводном заведении, — Магарони не упускает возможность покомандовать и вставить язвительную шпильку в наш адрес.

Тимериус кидает на него полный ненависти взгляд, но все равно подходит ко мне. Встает рядом, обнимает за плечи одной рукой и прижимает к себе. Я сжимаюсь, чувствуя себя крайне неловко — мне ужасно надоело врать и разыгрывать то, чего нет. Ощущение безопасности и счастья, обычно генерируемое хамелеоном, так и не появляется. В последнее время я совершенно перестала ощущать действие его способностей на себе.

Работники старого ЛИКа разбирают тележку, которую заблаговременно привезли из лабораторий: достают приборы и вручают каждому по продолговатой, удобно ложащейся в руку колбе со светящимся газом. Местный персонал двигаются неспешно, почти не жестикулируя и не выражая эмоций, чем еще больше напоминают мне существ из потустороннего мира.

— Они выглядят безумцами? — тихо спрашивает Тимериус, и я вздрагиваю. Мой красноречивый взгляд говорит сам за себя: не понимаю, как можно в здравом рассудке променять солнечный свет на промозглые, неуютные помещения подводной станции.

— Есть немного.

Он усмехается.

— Это место — сердце всего самого волшебного, что есть в нашей Вселенной. Многие ученые отдали бы самое ценное за возможность провести ряд экспериментов здесь.

— Вот и я о том же. Они похожи на марионеток, управляемых неведомым кукловодом, слепо движущихся ради навязанной цели…

— Не они одни, — Тим странно смотрит на меня.

Я не сразу понимаю, что он имеет в виду, а когда понимаю, мигом надуваюсь и начинаю краснеть. Хочу ответить ему так же обидно и беспощадно, но директор ЛИКа прерывает нас.

— Эй, голубки, потом наворкуетесь! Вы двое, Никель, Борк— ко мне. Антонио, вы отвечаете за другую группу. Пора идти, или мы не управимся к ночи, а ночь — не то время, когда стоит свободно гулять по старым корпусам. Уж поверьте.

10. Предательство

Дальнейшие события сливаются в одну психоделическую картину с мрачной интригующей атмосферой. Помещения и интерьеры старого ЛИКа текут однообразной вереницей, сопровождаемой стуком капель, шлепающихся с потолка. Коридоры, лестницы, залы, длинные застекленные переходы между зданиями, из которых открывается сумасшедший вид на подводный пейзаж. Колонны, увитые завитками, лепнина на потолке, остатки настенной живописи. Заброшенные комнаты с подгнивающими остатками мебели и закрытые на ключ лаборатории, охраняемые электронной системой, так не сочетающейся с общим состоянием заброшенности станции.

Наша группа идет и идет. Поднимается на верхние этажи, спускается в подвалы, протискивается через полуобвалившиеся лазы. Первым крадется проводник — местный работник, каким-то звериным чутьем улавливающий верный путь среди множества ответвлений маршрута, нагромождений обломков и тупиков. За ним — Никель с Борком. Они несут детекторы и подсвечивают путь, стуча по трубам с газом и заставляя их разгораться ярче. Позади следуем мы с Тимериусом и Салкасом. Тим держит меня за руку (и сейчас я только рада крепкому мужскому плечу поблизости), я смотрю в спину Никеля и вполуха слушаю болтовню Салкаса, вновь переключившегося в легкомысленно-добродушный режим.