Фурадор. Страница 8

– Ну, не знаю. Коль он за одного невиновного двух темных поймает, так уже польза.

– Я посмотрю, как запоешь, когда он тебя схватит.

Цапля аж подпрыгнул, возмущенно развел руками:

– А меня за что? Я в Свет Единый верую, все каноны исполняю. За меня кто хочешь поручиться, хоть тот же Дамас. Или ты.

Максимилиан промолчал, не желая объяснять товарищу, что до поручителей дело может и не дойти. Впрочем, Цапля и так это знал, просто ему было удобнее не думать о подобном.

На перекрестке Дровяной и Сливной в нос привычно ударила густая вонь гнилых овощей, дешевой браги и нечистот. Здесь располагался прокопченный кабак с широкой массивной дверью и заколоченными окнами. Здесь горожане с ночи до утра пропивали последнее и заливали тяжелую долю горькой настойкой. Сейчас заведение еще не работало, и мальчишка-полотер выметал на улицу грязь и очистки. А за углом уже терпеливо дожидались поникшие головами гуляки на неверных ногах.

– Тут мужики говорили, что мятежники Лопас захватили, – вдруг вспомнил Цапля. – Слышал чего?

Максимилиан слышал: о наступлении с юга армии мятежников говорили уже давно. Чуть больше года назад два барона земель Ксарит, вроде как из числа дальних императорских родов, отказались принимать власть Тригмагистрата, заявив, что «сборище напыщенных стариков» им не указ. Сначала отказались платить налоги и давать людей для легионов, потом выгнали всех стоунгардских чиновников, а по слухам, кого-то и повесили. Заявили свои права на сопредельные земли и разбили небольшой имперский гарнизон, отказавшийся перейти на сторону мятежников.

Это восстание поставило Ноирант в очень сложное положение. Провинция оказалась отрезана от остального Серпа, зажатая между Лунными Пустошами и жаждущими крови и золота соседями. От перспектив быстрого завоевания пока что спасали сложный рельеф местности, мешающий полномасштабному вторжению, небольшое, но закаленное в пограничных сражениях войско и сам город-крепость, способный создать немало проблем для штурмующей стороны. До недавнего времени ксаритские мятежники ограничивались грабежами ближайших деревень да разбойничьими рейдами вдоль торговых дорог. Но поскольку Тригмагистрат не спешил с походом возмездия, осмелевшие ренегаты приступили-таки к захвату ноирантских земель. Как скоро они дойдут до стен самого города, оставалось вопросом времени. И будет ли кому оборонять Ноирант, коль прежде защитников скосят голод, болезни или твари из Пустошей?

– Ничего страшного. Скоро легионы окружат Ксарит с юга и запада, – со всей убежденностью сказал Максимилиан. – Разобьют армию мятежников как гнилой орех. Недолго ждать осталось.

Хорошо, что его лицо скрывала маска – он плохо умел врать, его всегда выдавали глаза и краснеющие щеки. Но Цапля не собирался спорить, довольно крякнул и поскреб пальцами под лопаткой. Легковерным он не был, но никогда долго не мучился над проблемами, на которые не мог повлиять.

Максимилиан мог бы поделиться с ним своими опасениями, рассказать о трагических примерах подобного противостояния, коих хватало в военных хрониках. Но не хотелось вновь нагонять дурные мысли, потому он самозабвенно поверил в собственные слова. Ведь, в конце концов, имперские легионеры – самые сильные воины из всех! И мудрый Тригмагистрат обязательно пришлет войска, ведь не может он бросить своих подданных на поругание проклятым мятежникам!

– Никогда не видел казнь благородного, – вдруг поделился Цапля. – Интересно, когда этих баронов схватят, их сожгут или повесят?

Максимилиан никогда не присутствовал на казни, хотя отец и обещал сводить его на Алую площадь. Старший Авигнис считал, что вид экзекуции станет хорошим нравоучительным примером для детей. Брату Роланду повезло больше, он видел несколько повешений и одно обезглавливание. Даже попал на четвертование известного предводителя бандитской шайки Буна Хромого, после чего долгое время имел бледный вид и с криками просыпался по ночам.

Однако о правилах церемонии Максимилиан был осведомлен.

– Высокородных не вешают и не сжигают, – пояснил он. – Им отрубают головы.

– Так просто? – Цапля сделал жест ладонью по шее. – За то, что они против метрополии поднялись, на имперские земли посмели посягнуть, фьють – и всё?

– Высокородные не могут, как грязные мешки, болтаться на веревке, – почти дословно процитировал прочитанное Максимилиан. – А если имеются особые заслуги, то казнь должна быть не на коленях, а стоя, и не топором, а мечом.

– Интересное дело, – хмыкнул Цапля. – В Свете мы все едины, но здесь, на земле грешной, если ты простолюдин, то будешь несколько дней в петле болтаться, с сизым языком на плече и с дерьмом в штанах, а высокородному просто голову долой и сразу на погост, чтобы, значится, чинно и благородно.

Когда разговор доходил до разницы между сословиями, Цапля обычно включал какое-то упрямое непонимание. Что Максимилиану было неприятно, неловко, ведь между ним и другом тоже не было равенства. Все же он – высокородный по праву рождения, пусть из небогатого, но уважаемого рода Авигнис, сын известного в определенных кругах отца, получивший образование и имеющий вполне ясное будущее.

А Цапля – обычный уличный мальчишка, не помнящий родных, не имеющий ни угла, ни фамилии, ни высоких возможностей.

Но какое это сейчас имеет значение? Сталь и болезни не разбираются в сортах крови.

Только сейчас Максимилиан заметил, что они идут совсем не по той улице, по которой должны были.

– Эй! – он остановился и посмотрел по сторонам, пытаясь определить свое местонахождение. – Это куда ты меня завел? Зачем мы свернули к Бочонкам?

Цапля озорно заулыбался под маской, даже уши задвигались.

– Ты ведь неспроста у Козодоев крутился, да? – догадался Максимилиан. – Ты знал, что я с рынка пойду?

– Знал, – в голосе Цапли не было и капли смущения. – Я к тебе домой заскочил, а там только тетка эта с глазищами злыми…

– Аба, – машинально поправил Максимилиан. – Домоправительница.

– Да, точно – баба Аба, – Цапля щелкнул пальцами. – Она меня поначалу тряпкой мокрой огрела, и только потом признала. Сказала, что ты на рынок ушел еще утром, а она ждала морковь к полудню, потому, скорее всего, тебя собаки сожрали.

– Точно! К полудню, – сокрушенно вспомнил Максимилиан.

– Вот, – продолжил товарищ. – Но я-то твой друг. Я знаю, где тебя искать, тем более после экзорцизма.

Цапля был единственным, кроме Крюгера, кто знал о проблеме Максимилиана. Где-то после пятой или шестой неудачи с одержимыми молодой Авигнис рассказал товарищу всё, искренне считая, что хуже уже не станет. Тогда тоже навалились горькое отчаяние и страх, не было сил держать эту боль в себе.

Цапля всё выслушал, серьезно и внимательно. Не перебивал, не вставлял свои колкие комментарии, не шутил и не фыркал. Когда Максимилиан замолчал, лишь тяжело и понимающе вздохнул, хлопнул друга по плечу и сказал: «Эй, не вешай нос. Всё будет хорошо. Что бы ни случилось, ты не пропадешь, обещаю».

Вряд ли мальчишка с улицы понимал, о чем именно говорил ему Максимилиан. Но он хотя бы выслушал. Хотя бы не отказался помочь.

И помогал. За что иногда просил сущий пустяк.

– Вон, посмотри, – Цапля указал на дом в конце улицы. – Видишь? Пойдем ближе.

– Ты опять за своё, – недовольно пробурчал Максимилиан, но подчинился.

– Ты просто посмотри! А я за тебя сумку до самого дома донесу! – азартно пообещал товарищ. – А то эк тебя перекосило!

Бочоночная улица была узкой и кривой, с провисшими над головой веревками для сушки белья. Здесь раньше жили бондари, изготавливающие и продающие бочонки, бадьи и корыта. Полгода назад в этой части города свирепствовала чума, на многих заколоченных домах до сих пор болтались обрывки черных тряпок. Многие, пережившие мор, уехали подальше от укоризненно пустых окон мертвых соседей, осталось всего несколько ремесленных дворов.

Дом, к которому пришли мальчишки, ничем прочим не выделялся – одноэтажный сруб с пристройкой, потемневшая и провалившаяся местами солома на крыше, мутный бычий пузырь вместо стекла. За покосившимся штакетником неряшливым ворохом валялись прутья для корзины, к стене привалился упавший шест с остатками защитного знака.