Фурадор. Страница 3

Да, с тех пор прошло всего полтора года. Полтора чертовски сложных, полных надежд и разочарований года. Уехал и не вернулся Исидор. Пустоши доползли до окраин Ноиранта, преумножая количество прокаженных, одержимых и пропавших без вести. Горожане подались было на юг, но там их ждали голодные клинки одуревших от крови и безнаказанности ушкуйников бунтующих баронов, дерзнувших бросить вызов власти Тригмагистрата. Ходили разговоры о голоде, что неминуемо накроет приграничье к зиме, и самые отчаянные уже предлагали раздать запасы из городского хранилища, что содержались на случай длительной осады.

А Максимилиан Авигнис, сын подло убитых Кастора и Орианы, младший брат растерзанного Роланда, с блуждающей в организме болезнью и бесконечными ночными кошмарами, всё это время вгрызался в твердый гранит ремесла, стараясь не посрамить фамилию. Видит Свет, им могли бы гордиться самые привередливые репетиторы из числа тех, что когда-то обучали его в Стоунгарде. Он буквально проглатывал трактаты по спирологии [8] и сопряжению самоцветов, мог ночи напролет зарываться в многочисленные церковные справочники и альманахи, выискивая всё, касающееся экзорцизма. Максимилиан твердо решил стать лучшим в своем деле, поднявшись до высот, с которых видны Тахоны Тригмагистрата [9] . И уже тогда перед ним откроются пути для настоящей борьбы с нелюдями, именующими себя «темными». Тогда он отомстит им сполна, воздаст за все свои страдания.

Ну а пока необходимо учиться, прилежно и терпеливо. Тем более что благодаря настойчивости и хорошей памяти Максимилиан достиг определенных успехов, которые отмечал даже скупой на похвалы ментор Крюгер. Мальчик неплохо продвинулся в изучении Слов, часами оттачивая их плетение и произношение. Выучил основные типы самоцветов и пентагеронов, научился вязать защитные амулеты и создавать нехитрые ловушки для темных душ. Назубок знал порядок проведения обрядов и необходимые для Читки главы из Книги Света.

Максимилиан знал и умел далеко не всё, но многое. И быть бы ему лучшим учеником ноирантского дома Фурадор, если бы не одно «но». Подлое и обидное до зубовного скрежета «но», напрочь перечеркивающее все остальные достижения.

Он никак не мог пройти проклятый Лабиринт!

– Светом Единым всё сущее полнится, – вполголоса проговорил Максимилиан, собираясь с духом. – Тьма отступает, нет власти её.

Крюгер за спиной кашлянул, то ли подгоняя, то ли призывая к внимательности.

Одержимый вдруг всхлипнул, будто из темницы захваченного тварью тела пробился измученный и испуганный мальчик. Удивленно уставился на кольцо на своей руке, на идущую к полу цепь. Попытался снять оковы, стащить, сорвать, цепляясь грязными ногтями. Забился в истерике, завыл, зарыдал во все горло. И вновь этот голос на вдохе, это нечеловеческое рычание:

– Помогите! Прошу!

Максимилиану было жаль мальчишку, но он старался не слушать, уже чертил на полу пентагемы, расчищая себе место ногой. Отсыревший мел крошился, жирная грязь топила в себе линии, но рисунки все равно получились аккуратные, непрерывные. Так и подмывало оглянуться, посмотреть, одобрил ли ментор выбранную формулу [10] . «Клещи палача» не отличались изяществом и вариативностью, но зато были надежным и быстрым решением. Всего три знака, состоящие из кругов, квадратов и Слов, внутри – свечи и самоцветы. Серебряные иглы Максимилиан приколол на пояс, мешочек с солью открыл и зажал в кулаке. Встал напротив одержимого, похожий на идущего в бой поединщика.

– Свет Единый, наполни душу мою! Покажи путь во мгле, разгони тени бестелесные, потому как они ничто, и нет ничего кроме Света! – заговорил Максимилиан, вперившись взглядом в нижнюю челюсть бесноватого мальчишки. – Указываю тебе путь в тело, тьмою полное, и должно быть Свету в нем жить, сияя и приумножаясь!

Текст из молитвенника не произвел на одержимого никакого видимого эффекта, но Максимилиан только разогревался. Он плавно перешел с декламации Книги Света на ложный слог, вплетая туда Слова Резонанса и внимательно наблюдая за свечами возле самоцветов. Вот первое Слово полетело, и слабые огненные язычки чуть качнулись. Второе задело лишь одну свечу, зато третье заставило огоньки синхронно вытянуться и закачаться, будто змеи под дудкой фокусника.

Мурана – сильная тварь, омерзительная сущность с обликом болотной многоножки, заползающая в уши зазевавшихся путников. Сворачивается внутри головы, а по ночам вылезает и пожирает кожу несчастного, отчего тот покрывается язвами и незаживающими порезами. А мурана растет, заполняя собой всё тело, пронзая плоть острыми, как ершовый плавник, ворсинками, вызывая кровавую рвоту и гнилостное дыхание, способное заразить окружающих проказой. Потом, словно старую кожу, сбрасывает то, что осталось от жертвы, и скрывается в темных подземных норах, где порождает новое потомство, живучее и ненасытное.

Мурану можно вырезать, а после сжечь, растоптав пепел на освещенной земле и закопав в соляной яме. Но учение Фурадор говорило, что все сущности Лунных Пустошей лишь физические воплощения Тьмы в этом мире, а потому уничтожать надобно внутреннюю суть, наплевав на оболочку.

Однако частенько эта самая «оболочка» успевала убить или покалечить экзорциста, а потому Максимилиан чуть успокоился, услышав, как за его спиной Крюгер велел позвать ожидающих на первом этаже доброделов.

А тварь, наконец, поняла, что за нее взялись всерьез.

Худая фигура сына ткача выгнулась дугой, будто желая дотянуться затылком до пяток. Затрещали кости, позвоночник, скрипнули сжатые зубы. Живот несчастного начал раздуваться, будто зоб у жабы, грязь и струпья разошлись, обнажая тонкую, почти звенящую кожу.

Максимилиан торопливо раскрыл кисет, зачерпнул пальцами щепотку соли и бросил в одержимого, не переставая тараторить Слова.

Соль попала на грудь и живот одержимого мальчишки, прочертила алые полосы, соскальзывая крупицами вниз. Тот дернулся и распрямился, будто древко катапульты. Из распахнутого рта вырвался громогласный рёв, сотрясающий пол и стены. Волна невыносимой вони ударила по людям, заставляя их прятать лица, отступать. Один из доброделов упал на колени, его вырвало. Второй чуть не вылетел из комнаты, в последний момент вцепившись в косяк и согнувшись в поясе.

Именно по этой причине храмовники, имеющие дело с одержимыми и прокаженными, носили маски с вытянутыми вперед «носами» – вложенная внутрь травяная пропитка чуть смягчала эффект от утробной атаки.

Однако Максимилиан сбился и на автомате начал Читку с прерванного Слова.

И тут же внутренне выругался, поздно осознав свою ошибку.

Мурана уловила это Слово, одно из шести, что он так старательно маскировал за ложными слогами и пустыми звуками. Захрипела, будто рваная волынка, повторила его, потом еще и еще раз, лишая словоформу силы и смысла. Победно задергалась на цепи, вновь попытавшись проникнуть взглядом под серую вуаль маски, овладеть разумом, запутать язык.

Максимилиан отринул сожаление – уже не до него, нужно работать дальше! Заговорил громче, быстрее, стараясь сам не запутаться. Только сейчас заметил, что свечи погасли. Впрочем, они были уже не нужны – лежащие внутри пентагем самоцветы бледно светились внутренним огнем, пробуждаясь.

Нужно сосредоточиться, постараться отринуть лишние мысли и поймать Резонанс!

– Хооронд! – хрипло вздохнул одержимый, расплескивая с ощерившихся зубов кровавую пленку. – Хооронд!

Максимилиан чуть не вскрикнул от гнева – эта тварь украла еще одно Слово! Он сбился, замолчал, со стыдом ощущая на затылке взгляд ментора. До хруста сжал кулаки и с ожесточением начал Читку сначала, специально не убирая «испорченные» Слова, пряча за ними оставшиеся.

Мурана попыталась повторять за ним, но быстро сдалась, не совладав с языком и губами чужого тела. Вместо этого начала бросаться в Максимилиана камнями, выть, выдирать себе волосы, испражняться в сторону застывших людей.