Фурадор. Страница 18

– У меня есть немного денег, – попытался предложить что-то более полезное Максимилиан. – Сейчас, я найду…

– Здесь есть про то, как не бояться Тьму? – не сдавался Грэй, и в его голосе вдруг пропало всё недавнее озорство.

Именно последнее заставило Максимилиана вытащить руку из сумки и посмотреть собеседнику в глаза.

– Есть, – кивнул он. – Здесь далеко не всё, но я записал основные воззвания и гимны. Вот с этой страницы идут основные понятия, но это так, чтобы не забыть.

– Подари мне его, – вновь попросил Грэй. – Или давай обменяемся. Что ты хочешь?

Рукописный молитвенник был одной из вещей, что Максимилиан мог бы воистину назвать плодом своих трудов. Пергамент мальчик собирал из обрезков в скриптории, записи вёл бессонными ночами и порой просто перечитывал, чтобы через слова уловить новые смыслы и образы.

Но, говоря по чести, к этим страницам он обращался всё реже и реже. Грубая работа экзорциста не располагала к пространным размышлениям, да и весь текст уже знал наизусть. Молитвенник оставался просто важным артефактом его новой жизни, вехой взросления, немногочисленной личной вещью, коих у последнего из рода Авигнис осталось очень немного.

Но та помощь, что оказал Грэй с товарищем, пусть и была банальной, тронула Максимилиана до глубины души. Что стоило этой парочке просто пройти мимо? На улицах Ноиранта каждый день кого-то грабят, насилуют и убивают. А тут – не побоялись численно превосходящих «козодоев», вступились. Возможно, спасли ему жизнь.

Соразмерна ли цена между помятым пергаментом и редкой ныне человеческой добродетелью?

– Бери, – Максимилиан протянул молитвенник. – Взамен ничего не нужно.

– Спасибо! – Грэй с благодарностью принял подарок, торопливо убрал за пазуху, будто кто-то мог уличить его в непотребном. – Он мне на самом деле нужен.

Возникла неловкая пауза, которую артист сам и прервал:

– Наверное, тебе пора идти, – скорее утвердил, чем спросил он. – Смотри, вон там, между бревен, есть лаз. Выйдешь прямо за кузней. Хочешь, Багр тебя проводит?

Максимилиан бросил взгляд туда, куда указал собеседник. Так вот как они тут оказались!

– Я найду, спасибо, – и добавил, поддавшись порыву. – А где вы выступаете? На рыночной? Или на Почтовой площади?

Грэй усмехнулся, качнул головой.

– Пока не до выступлений.

– Жаль. Я бы посмотрел. И друга привёл, он тоже любит уличных артистов!

– У нас выступления такие, особенные… Вряд ли тебе понравятся.

Тут Багр, находившийся все это время в конце улицы, начал подавать Грэю какие-то знаки, и тот заторопил Максимилиана:

– Всё, иди! У нас тут кое-какие дела остались.

– Да, уже ухожу. Свет вам!

– И тебе… Свет.

Максимилиан закинул сапоги учителя на плечо и пошагал к указанному лазу. Как услышал за спиной торопливые шаги – обернулся удивленно.

– Хороший ты парень, – вполголоса произнес догнавший его Грэй. – Прими совет – уходи из города. Чем быстрее, тем лучше. Иди на юг.

– Почему? – нахмурился ученик экзорциста. – Что-то должно случиться?

Мальчик-артист замялся, ответил уклончиво:

– Просто поверь – уходи, здесь скоро совсем плохо станет. Я и так не должен… – он сам себя прервал, хлопнул Максимилиана по плечу. – Звезды сойдутся – еще увидимся! Бывай, Рэкис!

И убежал к товарищу. Озадаченный Авигнис проводил его взглядом и пошел своей дорогой.

Нож «козодоя» все же сделал свою грязную работу – на следующий день рана воспалилась, и Максимилиан несколько дней лежал под вонючими травяными примочками, изнывая от ломоты и жара. Время разбилось на череду серых болезненных часов, сменяемых дурными снами, хороводом навязчивых образов и мыслей. Баба Аба исправно меняла повязки, поила отварами и пихала в рот грубую зерновую кашу. Сетовала, что Максимилиан шибко болезный для нонешних времен, и что дел у нее своих хватает, кроме как просиживать юбки подле нерадивого оболтуса. То и дело наведывался Цапля, которого строгая сиделка не пускала на порог, потому он стучался в окно и оставлял на подоконнике кислые дикие яблоки и ломанное овсяное печенье.

Учитель заходил редко, справлялся о здоровье да наказывал не лежать без дела, повторять Слова и составлять Каноны.

Но как-то раз мальчика посетил вовсе неожиданный гость.

– Здравствуйте, Рэкис.

Максимилиан вздрогнул и отлип от окна, в которое пялился от скуки. Охнул, торопливо натягивая маску и одергивая мятую рубаху. Пригладил торчащие вихры, запоздало пытаясь придать себе достойный вид.

– Здравствуйте, Шарлотта, – наконец выдохнул он, сделав приветственный кивок.

Девушка стояла в дверном проеме, нежная, воздушная, и вся словно светилась на фоне потемневших деревянных стен. Серый дневной свет не мог заглушить небесно-голубой цвет платья, золото вьющихся волос, алые пуговицы на рукавах. Лицо девочки прикрывал золотистый платок, и, наконец, можно было увидеть ее глаза – огромные, синие-синие!

Максимилиан с трудом заставил себя выплыть из бирюзовой глубины, торопливо предложил, указывая на одинокий стул у небольшого стола.

– Проходите, присаживайтесь!

Шарлотта сделала легкий книксен и вошла в комнату. Только сейчас Максимилиан заметил маленькую корзиночку в ее руках.

– Уютно у вас, – заметила племянница судьи Артариуса, будто находилась не в скромной комнатке ученика экзорциста, а в доме высокородного.

Двигалась она удивительно плавно, будто плыла. За ней тянулся нежный цветочный аромат, который хотелось вдыхать полной грудью, хотелось запоминать. Шарлотта была настолько красивой, что хотелось любоваться не отрывая глаз, и, вместе с тем, она порождала чувство глубокого смущения, смятения.

Шарлотта что-то спросила, и мальчик прослушал вопрос, очарованный ее пленительным образом.

– Прошу прощения? – моргнув, переспросил он.

– Я принесла вам домашний сыр и фруктовую пастилу, – девочка качнула корзинку на пальцах и поставила на пыльный подоконник. – Дядюшка сказал, что вас ранили, так я сразу напросилась с ним к господину Крюгеру. На вас правда напали разбойники?

Максимилиан вряд ли стал бы называть шайку беспризорников разбойниками, но уж очень заразительный огонь блестел в глазах девочки.

– Можно и так сказать, – ответил он, потупив взгляд.

– Расскажите! – с любопытством потребовала Шарлотта. – Должно быть, это страшно и волнительно!

Мальчик покрылся испариной. Какую историю тут можно рассказать? Ничего героического он не совершил, но уж очень хотелось произвести впечатление на девочку. И пусть он не имел привычки врать, но кто его осудит, коль сейчас чуть приукрасить рассказ? Исключительно для удовольствия Шарлотты, конечно же!

– Я шел по дороге, – начал он с хрипотцой. – Тут они вышли… Тоже… На дорогу.

С ужасом понял, что слова застревают в горле, будто бурелом на проселке. Он так старался понравиться, что перенервничал, заболел косноязычием!

Шарлотта терпеливо ждала, изучая глазами Максимилиана. От этого взгляда мальчик смешался еще больше!

– Их было много, а я один, – продолжил мальчик, ощущая, как краснеет. – Мы дрались, а потом один ударил меня ножом.

Он коснулся пальцами рукава, под которым скрывалась тугая повязка.

– Ножом? – с удивлением переспросила Шарлотта.

Максимилиан растерянно пожал плечами:

– Ну да, ножом.

– А у вас были при себе меч или кинжал?

– Нет, не было, – ответил мальчик, умолчав про кастеты, оружие простолюдинов, вовсе не подобающее высокородному.

– У мужчины должно быть при себе оружие, – наставительно прокомментировала Лотти. – Капитан Этекс, добрый друг нашей семьи, говорил, что мужчина должен уметь клинком отстаивать свою честь, честь дамы и Империи. Его племянники, к примеру, с младых ногтей обучаются военному делу и фехтованию. Вы умеете фехтовать, Рэкис?

– Нет, не умею, – нехотя признал Максимилиан. – Но мой старший брат обучался в Имперской военной Академии, он показывал мне выпады, удары. Если бы я остался дома, в Стоунгарде, то тоже носил бы меч.