Фурадор. Страница 12
Однако Август Крюгер тоже был не последним человеком в городе и не собирался вести разговоры с каким-то перепившим торговцем.
– Рэкис, мы уходим, – коротко и громко приказал он, разворачиваясь.
Максимилиан с облегчением повернулся к выходу, но тут охрана господина Хёрша возмущенно взревела, лязгнули ножны кинжалов. Кто-то большой и мрачный закрыл собой дверной проем, опустил тяжелую ладонь на плечо юноши.
– Куда собрался? – взвизгнул торговец, вываливаясь из кресла и пошатываясь вставая на короткие ноги. – Это я тебя сюда вызвал, слышишь? Да я в вашу богодельню столько золото занес, сколько ты никогда не видел!
Крюгер хмуро молчал, поблескивая злыми глазами из-под маски.
Лицо торговца под слоем грима плыло и морщилось, рот то сжимался, то плаксиво искривлялся.
– Что смотришь? – выдохнул он. – У меня беда, имею право. Не тебе меня судить, старик.
Он сгреб со стола кувшин, закинул голову, вливая в себя остатки вина.
Максимилиан, затаив дыхание, ждал развязки ситуации.
Господин Хёрш отлепился от кувшина, вытер губы тыльной стороной ладони. Тяжело плюхнулся обратно в кресло, придавив взвизгнувшей женщине ногу. Замахнулся на нее, но икнул, ссутулился, дернул плечами, затих. И будто бы уснул – лица не было видно за ниспадающими сальными волосами.
Наверное, Крюгер мог бы начать угрожать, а то и пустить в ход трость, уверенный в том, что никто не тронет известного экзорциста – такие выходки вполне в его характере. Но вместо этого старик просто спросил:
– Жена?
Голова торговца часто закивала, потом раздался долгий и протяжный вздох, а потом господина Хёрша словно прорвало:
– Да, моя Гризи, Гризельдочка маленькая, – его язык заплетался, но в голосе сквозило нежностью. – Такая вся для меня, вся чистенькая, мягонькая, будто тесто парное. Я ноготочка ее махонького не стою, овечки моей беленькой. А тут горе такое, смертное, подлое…
Наверное, он мог бы причитать и далее, но Крюгер сухо приказал:
– Рассказывай.
Господин Хёрш замычал, будто мучительно вытягивая из хмельной головы нужные слова.
– Да чего рассказывать-то? – наконец пожал он плечами. – Жили душа в душу, горя не знали. Я, бывало, озорничал немного…
Он хлопнул девицу по голой ляжке.
– Но то так, баловство, от доли тяжелой купеческой. Покуражусь чуток, но всё одно к ней, к овечке своей возвращаюсь…
– Когда стала проявляться одержимость? – беспардонно перебил его Крюгер.
– Дня четыре как, – пояснил один из охранников.
– Пять, – возразил другой. – Как курей дохлых нашли.
– Так то куница подавила!
– Сам ты куница!
– А ну цыц! – рявкнул торговец. – Раскудахтались. Пятый день ужо, светлик. Как амулет ейный пропал, так и началось. Я на обереги-то не скуплюсь, самое лучшее покупаю, благо сам возил, знаю что к чему. А тут вечером смотрю – амулета нету. Я ж еще, дурак такой, бранить ее начал, мол, потеряла. А она вдруг плакать начала. Никогда не плакала, а тут начала.
– Дальше, – поторопил экзорцист.
– Волосы у нее начали выпадать, вот что дальше! – огрызнулся торговец. – Что ты меня как коня понукаешь, а? Плетей захотел?
– Я пришел работать, а не байки у камина слушать, – в тон ответил Крюгер. – Чем дольше мы тут сопли разводим, тем хуже супружнице твоей становится. Хочешь помочь – соберись и переходи к сути.
Было видно, как нервно бегают глаза у охранников, как затихла девица, натянув на плечи шерстяной платок.
– Волосы у нее стали выпадать, – глухо заговорил торговец, подчинившись. – И зубы кровили, аж подушка алой становилась. Я лекарку вызвал, та какие-то притирки прописала. Потом скотина неожиданно кровавый пот подхватила, сгнила за пару дней. Стуки по дому, вещи падают, мерещится всякое. Ночью просыпаюсь, а она стоит в ногах зубы скалит.
Словно в подтверждение его слов ветер донес пронзительный визг, переходящий в рёв.
– Потом – вот, – торговец махнул рукой в сторону дома. – Бьется в койке, будто рыба на берегу, говорит не по-нашему. Всякое непотребное с собой делает, вспоминать стыдно. Ночами домашних кто-то незримый душит, кусает и царапает. Я как всё до того дошло, сюда схоронился, домашние по родне разбежались. За вашими послал. А с ночи вот такое началось. Я ребят посылал в дом, еле назад выбрались… Ежели уж ты, светлик, не справишься, то тогда уж…
Он сам себя оборвал, горестно тряхнул головой, начал озираться в поисках нового кувшина.
– Понятно, – резюмировал Крюгер.
Нашел взглядом ученика, сказал:
– Идём.
Им никто не препятствовал. Обогнули флигель, подошли к дому. Здесь Максимилиан решил вставить слово:
– Амулет, господин Крюгер, – напомнил он.
– Да, амулет, – подтвердил ментор. – Эти боровы ничего не знают о своих женщинах. Ну-ка, найди ту девку, что нас к ним привела!
Это оказалось несложно, женщина оказалась там же, где и была.
– Как звать? – спросил Крюгер.
– Шпига, господин люминарх.
– Кем в доме служила?
– Камеристка, господин люминарх.
– Отлично, значит, о делах госпожи в курсе. Расскажи-ка, Шпига, что у них с муженьком случилось?
Женщина отшатнулась, покачала головой.
– Ничего у них не случилось, господин люминарх…
– Не будь дурой, – с нажимом произнес Крюгер. – Твой господин сказал, что пропал амулет, который он ей дарил. Куда она его дела?
Женщина еще отступила, но уходить не решалась, а лишь мотала головой.
– Я ваши бабские штучки знаю, – продолжил давить экзорцист. – Заклятие делали на «вещь, что ей принадлежит, но им дарена»? Какое? От бесплодия? От пьянства? Ну?
Служанка упрямо молчала, прижав подбородок к груди.
– Отлупить бы тебя! – сквозь зубы проскрипел Крюгер, стукая о землю тростью. – Я вот сейчас скажу господину Хёршу, что это ты порчу наслала, так он тебя враз промеж коней протянет! Говори, ну!
Женщина затряслась, словно осенний лист, бухнулась на колени, вцепилась в полу плаща экзорциста, пытаясь целовать его.
– Не губите, господин люминарх! Госпожа с меня слово взяла!
– Да скоро госпожа твоя в могилу сойдет, пустая ты крынка! Ради спасения ее говори, что с амулетом?
Шпига заворочалась в грязи, зарыдала в голос. Сквозь плач заговорила:
– Господин до юбок падок, ни одной не пропускал. А госпожа от того страдала очень, всё о ребеночке мечтала. Решила сделать приворот, чтобы, значится, только ее одну желал. Сходили мы к бабке знающей, к ней многие ходят по женским делам. Она и посоветовала взять вещь, им даренную, да отнести на подношение духам. Камни еще дала, чтобы духи те амулет увидали.
Голос женщины перешел в обреченный вой, но тычок Крюгера привел ее в себя.
– Дальше что?
Шпига села, с дрожью вздохнула. Сказала упавшим голосом:
– Амулет мы у старой часовни закопали, чтобы духи светлые пришли. А для большей силы госпожа камни кровью окропила.
Тут даже Максимилиан опешил. Кровь считалась очень сильным проводником для духов, на нее слетаются самые гнусные твари.
– Это вам бабка сказала сделать? – спросил Крюгер.
– Нет, сами решили.
Тут, наконец, экзорцист позволил себе выругаться, да так, что Максимилиан покраснел.
– Иди к господину, скажи, чтобы дал пару человек покрепче да половчее. Пусть ко входу идут, нас ждут, – голос ментора сдержанно вибрировал.
Служанка торопливо убежала, подхватив грязный подол. Крюгер покачал головой, повернулся к ученику. Спросил строго:
– Что значит призыв на крови?
– Голос призыва достиг глубины, – с готовностью ответил Максимилиан. – В ней может сидеть очень сильная сущность.
– Еще.
– Кровь дает ключ к пространству, – заученно продолжил мальчик. – Призванная сущность может менять его.
– Еще.
– Кровь сшила их воедино.
– Именно, – ткнул его пальцем экзорцист. – Здесь одними Словами не справимся. Формулы второго порядка выучил?
– Выучил, господин учитель, – в голосе Максимилиана не было и тени сомнения.