Между мирами: Хроники забытого мага (СИ). Страница 6

Киваю, стараясь запомнить каждое слово, каждую деталь.

— Магия, — продолжаю я. — Кто может её использовать? Все?

— Нет, далеко не все, это точно, — Торин качает головой отрицательно. — Один из сотни, может быть, рождается с даром магии. Если есть дар — учишься в специальной Академии лет десять, не меньше. Потом работаешь на Совет на разных должностях, или в армию идешь боевым магом, или становишься частным магом, оказываешь услуги. Платят магам хорошо, очень хорошо, уважение в обществе огромное.

— А без дара что делать? — интересуюсь я.

— Обычный человек, всё просто, — пожимает плечами Торин. — Как я. Как ты, наверное, тоже без дара. Ремесленники, торговцы, солдаты обычные, крестьяне. Всё примерно как в нашем средневековье было, только с магией вместо технологий и науки. Но законы работают, армия есть, власть функционирует.

— Я на улице видел магов, — вспоминаю я, и образы всплывают в памяти. — Они использовали заклинания открыто, а потом… выглядели больными, измученными. Чёрные пятна на коже, руки дрожали. Это нормально для них?

Торин хмурится, и лицо его становится серьёзным, даже мрачным.

— Заметил, значит. Молодец, внимательный, — говорит он. — Да, это большая проблема здесь, самая большая. Магия не бесплатная — каждый раз платишь за использование. Своим телом, своей жизненной силой. Чем больше магии используешь, тем хуже последствия для организма.

— Но как они вообще работают постоянно? — не понимаю я. — Если каждое заклинание медленно убивает их?

— Не сразу убивает, — объясняет Торин терпеливо. — Медленно, постепенно, годами. Они говорят, что это плата за силу, цена могущества, такова судьба мага. Но старых магов видел? — качает головой. — Еле ходят на своих ногах, опираются на посохи. Кожа почернела полностью, как после тяжелых ожогов. Руки трясутся так, что ложку держать не могут нормально. Самые сильные маги, использующие много магии, долго не живут. До сорока лет, максимум до пятидесяти — и всё, конец.

Вспоминаю торговца на рынке сегодня. Его руки с черными пятнами, трясущиеся. Молодой был, лет тридцать, не больше, а уже такой.

— Это ужасно, — говорю я тихо, содрогаясь. — Это просто ужасно.

— Да, согласен, но другого способа они не знают, — Торин пожимает плечами философски. — Старик мне рассказывал, что раньше, очень давно, магия работала по-другому. Без побочных эффектов, без платы телом. Но знания потеряны несколько веков назад, может быть, тысячелетие. Теперь используют искаженную версию, опасную.

Молчу, переваривая информацию. В манускрипте, с которым я работал, тоже говорилось о чистой магии, гармоничной, без последствий для использующего.

— А другие королевства? — спрашиваю после паузы. — Как они устроены?

— По-разному устроены, — Торин чертит пальцем что-то на грязном полу камеры. — На севере живут варвары, суровые. У них вожди правят, племена постоянные, войны за территории и честь. На юге торговые города-государства, богатые. Там купцы главные, деньги решают абсолютно всё. На востоке религиозное государство, теократия называется. Жрецы у власти, храмы на каждом углу, строгие законы. А здесь, в центре континента, Совет самый сильный, самый влиятельный. Больше всего магов концентрируется здесь, лучшая армия.

— Войны между королевствами бывают? — интересуюсь я.

— Редко, если честно, — качает головой Торин. — Все боятся магов из Совета, их мощи. Один хороший боевой маг легко уничтожит отряд в сто обученных человек, не вспотев особо. Королевства предпочитают дружить, торговать. Или хотя бы не ссориться открыто, не провоцировать конфликты.

Прислоняюсь спиной к холодной стене, закрываю глаза на секунду. Информации слишком много, голова гудит, но я стараюсь запомнить всё.

— Как ты выживал первое время? — спрашиваю я, открывая глаза. — Совсем без знания языка, без денег?

— Старик, говорю же тебе, — Торин усмехается. — Взял меня учеником в свою кузницу, хотя мог и не брать. Я помогал ему с тяжёлой работой, жил у него в доме. Через полгода напряженной учебы уже более-менее говорил на местном языке. Потом старик умер от проблем с сердцем, старость. Я пошел в наемники, потому что другого не умел. Платят наемникам хорошо, если умеешь драться и выживать. А я умею, боксом занимался с детства серьёзно, в армии два года служил, рукопашный бой изучал.

— А как ты вообще попал сюда изначально? — спрашиваю я. — Из нашего мира сюда.

Торин замолкает внезапно. Смотрит куда-то в темноту коридора, и лицо становится мрачным, закрытым.

— Домой ехал с работы, — шепчет он тихо. — Питер. Метро. Вышел на своей станции, как обычно, пошел к эскалатору. И вдруг… провал под ногами. Темнота полная, ощущение бесконечного падения в пустоту. Очнулся в лесу, один, без понятия, где я. Так же, как ты сегодня, наверное. — усмехается без капли веселья. — Думал сначала, что сплю, что это кошмар. Или похитили инопланетяне, как в фантастике. Потом увидел солнце здешнее.

— Солнце? — переспрашиваю я, не понимая. — Что с ним не так?

— Оно здесь другое, совсем, — объясняет Торин, и голос становится серьёзным. — Больше нашего земного. Краснее, цвет другой. И у планеты этой два спутника, две луны на небе. Когда увидел их обе на ночном небе — понял окончательно, без сомнений. Точно не Земля. Другой мир. Другая планета вообще.

Две луны. Мы действительно на совершенно другой планете.

— Параллельная вселенная, — бормочу я, пытаясь осознать масштаб. — Или другое измерение пространства.

— Похоже на то, — кивает Торин. — Старик думал, что параллельная вселенная, где история пошла совершенно по-другому пути. Где магия возможна физически, а наука не развилась так, как у нас на Земле.

Закрываю глаза, пытаясь осознать всё это. Другая планета. Другая вселенная со своими законами. Смогу ли я когда-нибудь вернуться домой? Увидеть Москву, университет, знакомые лица?

— Эй, не вешай нос раньше времени, — Торин стучит по решётке, привлекая моё внимание. — Здесь не так уж плохо, если трезво посмотреть. Я уже даже не хочу обратно, если честно, серьезно говорю. Там что было у меня? Работа дерьмовая на заводе, зарплата маленькая, еле на жизнь хватало, жена ушла к другому мужику. Здесь хоть кем-то стал значимым. Торином Молотом меня называют с уважением. Наёмником известным. Есть настоящая свобода, приключения каждый день, уважение людей.

— Но семья… друзья… всё, что было, — начинаю я.

— Были когда-то, — обрывает Торин жёстко. — Теперь нет, и не будет. Смирился с этим давно. И ты смирись быстрее, пока не поздно. Иначе с ума сойдешь медленно, как тот парень, что в лечебнице сгнил.

Сидим в тишине несколько минут тяжёлой. Слышу, как в других камерах кто-то кашляет надрывно. Кто-то бормочет что-то бессвязное во сне на непонятном языке.

— Голодный сильно? — спрашивает Торин неожиданно, нарушая тишину.

— Очень, — признаюсь я, и желудок сводит болезненно в подтверждение моих слов.

— Сейчас помогу, — встаёт Торин, идёт к скамье широкими шагами. Достаёт что-то из-под неё осторожно. Возвращается. Протягивает руку через прутья решётки.

Кусок хлеба и полоска вяленого мяса, завернутые в грязноватую тряпицу.

— Угощайся, не стесняйся. Мне охранник принес за небольшую мзду — пару медных монет всего. Но я взял с запасом на всякий случай.

Беру еду дрожащими от благодарности руками. Откусываю хлеб: жесткий, грубый, вероятно, несколько дней уже лежал. Для меня в эту минуту это лучшая еда в жизни, божественная. Мясо солёное, жёсткое, но я жую жадно, и желудок постепенно успокаивается.

— Спасибо тебе, — произношу я с набитым ртом, едва разборчиво. — Спасибо огромное.

— Путники друг другу помогают, — Торин усмехается. — Это такое неписаное правило среди нас. Завтра утром будет завтрак казённый. Баланда жидкая, но съедобная, не отравишься. Потом, если повезёт с судьёй, тебя выпустят.

— А если не повезёт?

— Посидишь подольше, — пожимает плечами Торин. — За мелкое воровство обычно дня три-четыре дают. Если торговка не будет жаловаться сильно и требовать наказания. Если будет настаивать, то могут неделю накинуть, или штраф большой.