Цепи 2. Страница 16

Выхожу из машины, иду в круглосуточный магазин во втором подъезде, беру бутылку виски и возвращаюсь в машину.

Включаю музыку, пью виски, зависаю взглядом в её окне. Тёплый свет потолочной люстры пробивается сквозь ткань бордовой шторы.

Её любимый цвет.

Цвет вина, вишни, крови.

На что я готов ради этой стервы?

Например, если бы она стала вампиром – я бы отдал ей свою кровь.

Если бы она попала в психушку – я бы её украл.

Если бы кого-то убила – сел бы вместо неё.

Получается, на всё готов.

Только ей ничего этого не нужно.

Пассажирская дверь открывается. Причина моих страданий садится в машину и делает музыку тише.

– Ты мешаешь людям спать.

– Я щас уеду, – кладу руку на ручник.

– Ты пьян.

– Похер.

– Можешь разбиться или сбить кого-то.

– Похер.

– Умрёшь или сядешь в тюрьму.

– Выйди из машины.

– Не хочешь меня видеть?

– Не хочу.

– Почему тогда приехал?

– Клоун потому что.

– Клоун? Ну тогда рассмеши меня!

– Он держал меня за талию, а я его – за идиота. Мы сидели и болтали: он – о любви, а я – ногой.

– Я не считаю тебя идиотом.

– Да? А кем тогда?

– Другом.

– Меня уже тошнит от этого слова. Лучше называй придурком.

– Придурок!

Усмехаюсь. Качаю головой, потому что в штанах резко стало тесно.

– Что ты улыбаешься?

– Вспомнил, какая ты сука, – и член встал.

– Ты пьян.

– Пьяный идиот.

– Хватит. Пойдём, переночуешь у меня.

– Я не пойду, – продолжаю улыбаться. Идиот ведь. Клоун. – Посплю в машине.

– Пойдём!

– Лар, иди нахер. Сказал же, что не пойду!

– Отлично! Тогда я тоже буду ночевать в машине!

– Это ещё зачем?

– Прослежу, чтобы ты никуда не сорвался в таком состоянии.

– Выйди из машины.

– Не выйду.

Выхожу сам, обхожу капот, распахиваю пассажирскую дверь и, ухватив девушку за предплечье, грубо выдёргиваю на улицу.

– Охренел?! – отвешивает пощёчину.

Спасибо, что не джеб.

Ненависть, страсть, боль. Такая родная, что я никто без этой боли.

Прижимаю её маленькое тело к задней двери, целую в губы.

С ненавистью. Кусая до крови. Страстно и горячо. Всасываю её губы в себя вакуумом, так сильно, что она стонет от боли.

– Я хочу тебя, – шепчет, задыхаясь. Царапает футболку на моей спине, хватает ткань, задирает наверх, снимает.

Тело рвёт изнутри разгорающийся шторм.

Я хочу её не меньше, а может, даже больше. Как подросток, который впервые видит женское тело вживую.

Башню сносит.

– Лар, выходи за меня.

– Что? – смеётся мне в лицо. – Куда?

– Замуж.

– За проститутку? А твои клиентки одобрят? Или мы вместе будем их обслуживать? Тройничок, групповуха? Ты как предпочитаешь? ЖМЖ или МЖМ? А что, хорошая идея! Ты будешь спать с женщинами, я – с мужиками. Откроем бордель. Заживём!

– Дура! – ухватив её за плечи, толкаю спиной на машину. Но этого кажется недостаточно. Сжимаю за горло. Душу. – Дура, я же тебя убью!

– Давай! – смело, с вызовом сипит мне в лицо. Почему до сих пор не нокаутировала? Почему позволяет?

– Я тебя ненавижу! – выхожу из себя. Отпускаю её горло и вижу отпечатки своих рук на нежной шее.

Нет. Только не это. Как я мог.

– Прости, – прижимаю её к двери, целую шею. – Я не хотел, – шепчу, оставляя поверх этих синяков другие – от засосов.

Она кайфует от моих поцелуев. Крутит головой, подставляет наиболее чувствительные участки шеи.

– Мы оба больные, – шепчет.

– Нет, – облизываю шею от уха до уха. – Это все вокруг больны, одни мы нормальные.

Резким движением разворачиваю её лицом к машине, и она послушно оттопыривает попку. Опускаюсь на корточки, стягиваю с неё джинсы ровно настолько, чтобы показалась киска. Ныряю лицом между ягодиц, ласкаю гениталии, попку, расстояние от ануса до лоснящейся, пульсирующей щели.

Человек проживёт без воды всего три дня.

Я умру через день без её влаги.

Это мой личный жизненный нектар, эликсир здоровья и душевного спокойствия. Глотаю её возбуждение и не могу напиться.

Она двигает бёдрами в ответ, бьёт ладошкой по холодному тонированному стеклу в приступе агонии. Либо мы одни больны в этом мире, либо мы единственные нормальные люди во вселенной.

Я поднимаюсь, прижимаюсь к ней всем телом, хочу её чувствовать, хочу дышать её страстью.

Температура тела становится опасной для жизни.

В голове – сотрясение, но я не ударялся.

Не в силах терпеть, оттягиваю резинку трусов вниз, одной рукой достаю член и надавливаю в половые губки. Он скользит внутрь и тут же сдавливается со всех сторон. Головка упирается во что-то мягкое. Вытаскиваю и вхожу снова. Ещё и ещё. До конца наружу – до упора внутрь.

Её тело трясёт. Она не стонет и не кричит, только сбивчиво дышит, задыхаясь при каждом вторжении.

До конца наружу – до упора внутрь.

Влагалище постепенно растягивается, слегка расслабляется.

Я теряю контроль.

А он был вообще?

Трахаю её как последнюю суку. Наказываю за всю боль, что причинила, за каждый нервный срыв, за поцелуи без продолжения, за смех над чувствами, за то, что люблю её больше жизни.