Цепи 2. Страница 15

Не понимаю, что Кларе надо?

Я могу с лёгкостью закрыть все её потребности. Уделить внимание, удовлетворить, проявить чуткость и заботу. Закинуть мульт на карту на её хотелки. Мне не нужно говорить об усталости. Не нужно напоминать о базовых потребностях женщины. Я и сам в состоянии распознать по её настроению, чего ей хочется в данный момент: оргазма или тихого вечера с пиццей на природе.

Я могу сделать массаж, выслушать, приготовить ужин.

Что ей, сука, ещё надо?

Я не стану её ограничивать, не стану обузой или кандалами. Она сможет жить как раньше, с одним только уточнением, что она – моя.

Аиша кончила второй раз и, как наркоманка, дёргается в судорогах, умоляет ещё.

Я только разошёлся. Вспомнил Лару в своём пикапе, ночью. Такая сладкая, нежная – чисто ангел, когда спит. Правда, из этого ангела пытались вырваться демоны, иначе я не понимаю, откуда такие звуки из её прекрасного рта.

Спать не давала её красота и моя одержимость. Хотел её всю ночь. Лежал рядом с железобетонным стояком, в шаге от изнасилования.

Перебрался на шезлонг, от греха подальше, чтобы чёртовка не соблазняла беззащитным видом и храпом, в котором уже под утро мне мерещились сладкие стоны.

Переспать с ней по-настоящему, заняться сексом, трахнуть, как я умею, – равно самоубийству.

Потому что знаю: после неё не смогу ни с кем больше. Будет воротить от других женщин.

Поэтому мне нужно знать наверняка, что после секса последуют долгие, крепкие отношения. В идеале – белое платье и пара детей.

Для неё моя жизнь – игрушка, с которой она никак не наиграется. Хочет меня, просит трахнуть. Не думает о том, что после этого будет со мной. Думает, что для меня так просто заняться с ней любовью, ведь я трахаю десятки женщин еженедельно. Не осознаёт разницы между собой и ними.

А я хочу её так сильно, что зубы сводит рядом с ней, как в ледяной воде.

Это всё закончится чьей-то смертью. Или я всё-таки убью её актёра, которого ненавижу больше, чем собственных врагов, когда-либо существовавших в моей жизни. Или сам умру в одну из очередных ночей рядом с ней от сперматоксикоза. Или умрёт она – чтобы мир мужчин мог спокойно выдохнуть и жить спокойно.

Закончив с Аишей, выкидываю презерватив, принимаю душ, забираю пачку нала, прячу деньги в бумажник.

Девушка раскидывается на уже не белой простыне и с наслаждением закуривает длинную тонкую сигарету.

Красивая. С сочной грудью и чёрными сосками. Худая, даже слишком. Кости позвоночника и рёбра торчат.

Раньше не была такой.

– Давно употребляешь? – тоже закуриваю.

В её чёрных глазах вспыхивает испуг.

– Как ты догадался?

– Я не трахаюсь с наркоманками, – говорю сквозь затяжку. – Это был последний раз, больше мне не звони.

– Ну и вали, – смеётся, удовлетворённая и счастливая. Её голая грудь мелко трясётся. – Найду другого.

Зажав сигарету губами, надеваю штаны. Чёрт бы побрал эту суку! Если бы сразу заметил, не стал бы с ней спать.

Вся надежда – на всемогущий латекс, защищающий от всех опасных заболеваний. Но на всякий случай нужно сходить к врачу и сдать анализы.

Это вторая медаль моей деятельности. Необходимо всегда помнить о защите и быть осторожным. Регулярно проверяться у венеролога и сдавать кучу анализов.

Не хотелось бы в двадцать пять умереть от СПИДа.

Выходу из отеля, прыгаю в машину, завожу.

Деньги в бумажнике обжигают карман.

Мерзкое ощущение.

Раньше такого не было.

Старею? Или это любовь так меняет мировоззрение?

На парковке почти пусто. Уличные фонари бьются в салон и освещают сиденья – как и моё уставшее от этой грёбаной жизни лицо.

Как я докатился до такой жизни?

Может катализатор стал тот момент, когда я в седьмом классе вернулся со школы немного раньше, и застал маму в постели с любовником?

Не хочу об этом вспоминать.

Всё, чего я хочу, – это приехать сейчас к Ларе.

И просто быть рядом, хотя бы немой тенью. Хотя бы призраком ходить за ней по пятам, видеть её, дышать запахом её шампуня на волосах, целовать родинку на груди, держать в руке нежные пальчики.

Френдзона – каторга для таких дебилов, как я. Это когда сердце на войне, а она, посылает тебя за коктейлем. Или и вовсе посылает.

Люди от отчаяния бегут к гадалкам, астрологам, лешим, домовым, к кому угодно. Может, тоже стоит попробовать? Приворожу её – и всё. Будет всегда со мной. Замуж выйдет по собственному согласию, родит мне дочку – такую же наглую и дерзкую.

А потом вторую.

Я буду рядом. Буду держать за руку, завязывать шнурки, бегать по ночам за селёдкой, искать по Москве топинамбур, если ей захочется, буду жрать вместе с ней мел, вместе рожать.

Пусть снимается в своих сериалах, я сам буду с детьми сидеть. Как можно отказаться от счастья – заплетать косички своей дочери? Или от пластилинового пирога, приготовленного с любовью маленькими ручками?

Я знаю о том, что она сделала аборт по глупости восемь лет назад. Знаю, что единственная татуировка на её теле – имя нерождённого ребёнка.

Я до рези в груди хочу, чтобы она была счастлива. Но я слишком эгоистичен, поэтому не представляю, что осчастливить её может кто-то другой.

Если бы мне выпал шанс выбрать себе любую суперспособность, я бы выбрал ту, что сможет забрать её боль. Освободит её сердце от гнета цепей и даст возможность заново влюбиться.

Я просто дурак. Или оптимист?

Моя жизнь катится ко дну, а я радуюсь скорости.

С каждым новым днём всё сложнее дышать, всё сложнее принимать действительность, в которой я – просто друг.

Мальчик на побегушках. Захотела – приманила, захотела – послала.

Со психу достаю бумажник, выдёргиваю пачку купюр и открываю окно. Швыряю деньги на влажный асфальт, давлю педаль газа в пол, с визгом шин уезжаю подальше от собственных мыслей.

Трудно быть клоуном в чьей-то жизни.

Ты обязан носить маску, не снимая, прятать боль и свои чувства. Потому что люди привыкли видеть клоуна, полюбили тебя весёлого, шутника, способного поднять настроение.

Отлично. Теперь к вызывающим ненависть словам – «проститутка» и «друг» – добавилось «клоун».

Похер.

Я буду кем она захочет.

Автопилот в голове привёл к подъезду её дома.

Не пойду к ней.