Русский диктат (СИ). Страница 31

И по всему выходило, что в выигрыше остаётся Елизавета Петровна, которая только и делает, что зачастую неистово молится Господу Богу. Словно какая-то сверхсила охраняет её.

Не дала эта сила полностью опуститься Лизе или быть уничтоженной во время продолжительной опалы. Поставило же Провидение Елизавету во главе Русского государства. И сейчас бережёт, предоставляя не столько ума, сколько какой-то женской интуиции. Обыграть Остермана можно было только глупостью и божественным провидением, ну и женской нелогичностью поведения.

* * *

Воронеж.

10 апреля 1736 года.

Я летел домой. Изнурённый, донельзя уставший, но я стремился как можно быстрее попасть в Петербург. В какой-то момент даже подумал о том, что готов пересечь часть Речи Посполитой, чтобы быстрее добраться до столицы Российской империи. Через Литву было напрямик.

Однако, вопреки расхожему мнению, плохие дороги не только в России, но в Литве в наличии. Кроме того, пусть в бывшем Великом княжестве Литовском и было большое количество местечек и городов, где можно было отдохнуть, но там не было ямских станций. Никакой возможности не представлялось, чтобы быстро сменить коней и дальше отправиться в путь.

Так что быстрее всё-таки было ехать через Брянск на Смоленск и дальше на север, к Петербургу.

Но передвигался я не бездумно. Подозрения о том, что меня играют, все больше укоренялись в голове. Они и логичны, а еще позволяли не верить в трагедию, о которой мне сообщили. Поэтому, как на войне, не теряли бдительность. Впереди ехали мои посыльные, которые готовили места отдыха и лошадей, далее следовали люди Кашина. В их задачи было выявление чего-то, выходящего за рамки.

— Ваше превосходительство, замечены подозрительные люди, которые едут чуть впереди нас. Лихие они, но благородные, — сообщил мне Иван Кашин, когда мы подъезжали к Воронежу.

Ворон ворону глаз не выколет. А ещё лучше — охотник на шпионов — это всегда действующий или бывший шпион. Так что прислушаться к мнению Ивана Кашина стоило. Он-то уже прочно встает на стезю шпионажа. И в Гольштинии отработал без провалов.

— Как определил? — спросил я.

— По повадкам, по тому, что они движутся ровно на одну версту впереди нас. Если так выходит, что уходят вперёд, то останавливаются. Если мы их нагоняем, то они ускоряются, — привёл резонные доводы Иван Кашин.

— Это очень радостная новость, — сказал я, искренне расплываясь в улыбке.

— Простите, Александр Лукич, не понял. В чём же радость, если нас сопровождают и наверняка готовят по пути следования засаду? — недоумённо спрашивал Кашин.

— Осведомлен — вооружен! А еще есть больше надежд на то, что с Юлианой Магнусовной всё хорошо и не случилось никакой трагедии, — сказал я, а вот Кашин промолчал.

Наверняка мои слова сейчас прозвучали так, что я лелею пустые надежды на уже случившееся. Но я теперь не считал это пустыми надеждами. Я ведь думал раньше, предполагал, что как только я покину Петербург, может начаться какая-то интрига.

Так почему бы она в текущем времени и не происходила?

— Что будем делать, Александр Лукич? — спрашивал Кашин, обращаясь ко мне по имени-отчеству, как нередко делал, когда мы находились наедине.

— Идём в засаду! — бодро сказал я.

— Вот не можете вы без необычностей своих. Кто же в засаду идёт? Давайте я проскочу вперёд, возьму этих людишек, поспрошаю их как следует с ножичком в руках… Разве же не это разумно? — явно заговаривался Кашин.

— Поручик Кашин, а не забыли ли вы о порядке обращения к старшему в чине? — дёрнул я своего друга.

Сложно найти ту грань, где есть дружба, где есть служба. Но несмотря на это я всё равно продолжаю считать его своим другом. Вот только дружба в этом времени несколько иная. Редко встретишь такие отношения, которые были бы открытыми и шутливыми, как можно между друзьями в будущем. Огромное количество условностей в общении.

— Виноват, ваше превосходительство, — отчеканил Кашин, вставая по стойке «смирно».

— Иван, я бы хотел попробовать завербовать кого-то из этих людей. Помнишь, рассказывал тебе о рыбках таких, которые лежат на дне, начинают вокруг себя баламутить воду, поднимая пыль, а потом, когда мальки вылезают, эти рыбки начинают их пожирать. Вот и я хочу что-то подобное сделать. Пускай вся нечисть выйдет из болот, чтобы я её убил. А потому другие должны знать, что им все удалось.

— Да, командир, задача… Живьём брать-то гораздо сложнее, чем подстрелить, — сокрушался Кашин.

Я лишь только развёл руками.

— Так что пока идём впереди, но уже сейчас в срочном порядке пошли одного человека вперёд нас, в Петербург, но так, чтобы наши преследователи этого не заметили. Пускай передаст — я сейчас напишу — письмо моей супруге, а также скажет Фролову и Степану о том, что я жив, но об этом рассказывать никому не надо, — говорил я, принимая родившийся у меня в голове план к исполнению.

Хотелось навести в Петербурге порядок раз и навсегда, чтобы уже после этого не отвлекаться на змеиное кубло, а заниматься теми делами, которыми и должно.

Побеждать в войне нужно. Создавать экономический потенциал для будущего России. Заниматься производствами. А если только и делать, что раз в год уничтожать новый заговор, так ни сил, ни возможностей не напасёшься, чтобы заниматься поистине нужными для России делами.

Глава 14

Малыш скоро придет в этот мир. Но вначале, давайте поспим. Когда еще получится?

Мудрость от многодетного отца.

Воронеж. Петербург.

11–19 апреля.

Я стоял на пороге, по внешнему виду так и приличного трактира. Видал и куда как хуже. Стоял и ждал приглашения. Нет, конечно же, здесь не было столь значимой персоны, ждать аудиенцию у которой мне приходилось бы. И к губернатору зашел бы не чинясь. Я ждал, когда внутри закончится «боевик», повяжут тех, кто остался живым, скроют тела тех, кому повезло меньше.

Хотя это еще бабушка надвое сказала, кому именно повезло: тому, кто остался в живых, или тому, кто уже в аду с чертями переговоры ведет. Я был настроен жестко, даже жестоко. Курьер. Та скотина, которая мне сообщила о трагедии в моей семье, эта тварь была среди бандитов.

Они ждали меня в трактире, в единственном из трех воронежских, которые были открыты. Вот так незамысловато мне предлагалось ночевать там, где уже была готова засада. Чтобы ненароком я не удумал уйти в иное место. Но всем по грехам их воздастся!

Покосившаяся от недавних боевых действий дверь заскрипела, на крыльцо вышел Иван Кашин. Выглядел мой дружище побитой собакой. Но не той, что плешивая и лишайная, которую шпыняет каждый. Нет, это был суровый волкодав, выдержавший схватку не менее, чем с пятью волками. Вышедший из нее победителем, вот таким.

— Всё готово, ваше превосходительство, можете заходить. Все обезврежены, некоторые навечно, — отрапортовал мне Кашин.

— Приказываю тебе, Иван, вернуться к тренировкам. Побитой собакой выглядишь, — сказал я Кашину и нахмурился. — Мне уже доложили, что у тебя двое безвозвратных и пятеро раненых. Ты и сам… Это недостаток занятий и тренировок! Фролов тебя уже перескакал! Давай! Ты же лучшим был!

Именно Кашин руководил захватом всех подозрительных лиц. И не зря они были подозрительными. Там и поведение могло показаться странным, и то, что группа между собой разговаривала на немецком языке. Излишне много оружия было у них. Постоянно кутались в темные плащи, как только встречали офицеров, которых тут было немалое число.

Все же Воронеж становится частью военной логистики в этой войне. И через него идут грузы из Москвы, из других северных русских городов. И еще немало можно перечислить признаков, указывающих на то, что эти люди более чем подозрительные.

Вот сыграли бы роли… Мужиков там, крестьян, мещан-ремесленников, или переоделись бы в мундиры офицеров, так и меньше привлекали бы внимание. Но нет, честь или еще что-то там, но мешает сделать свою работу полноценно. Ну и слава Богу. В ином случае у них был бы шанс подловить и убить меня.