Русский диктат (СИ). Страница 26

И думаю я, что среди станичников есть хотя бы те, кого в море не укачивает. Да и не думаю я, что казаки, особенно запорожские, окончательно утратили навыки хождения по морям. У нас же в основном галеры. На парусный флот худо-бедно еще можно будет набрать команды, пусть даже и почти обескровить Каспийскую эскадру.

Ещё одним способом решения вопроса я видел привлечение к службе моряков и даже капитанов торговых кораблей. Не турок, конечно, и, скорее всего, не мусульман. Но в Крыму есть и греки, армяне, которые имеют торговые судна.

Кризисная ситуация с русским Черноморским флотом требует неординарных решений.

Получается, что только в Хаджибее мы взяли ещё один линейный корабль, два фрегата и четырнадцать галер. Учитывая ту эскадру, которая должна сейчас стоять в Крыму и возглавляться вице-адмиралом Бредалем, русский Черноморский флот становится не таким уж и беззубым. Можно заниматься хотя бы патрулированием акватории Одессы, Очакова, думать о новых десантных операциях.

— Господин генерал-лейтенант, к вам срочный вестовой из Петербурга, — доложил мне адъютант на пятый день работ по обустройству крепости Одесса.

Сердце защемило, голова чуть закружилась. Что-то нехорошее случилось.

Петербург.

3 апреля 1736 года

— Пожар! Пожар! — крик одного из охранников Андрея Ивановича Остермана вырвал канцлера Российской империи из царства Морфея.

Сонными глазами посмотрев на потолок, канцлер необычайно ловко подхватился с кровати. В его комнате уже начинало пахнуть гарью, и эта вонь усиливалась с каждой секундой.

Андрей Иванович стоял в одной ночной рубахе с колпаком на голове и крутил головой из стороны в сторону. Он был в том состоянии, которое можно было охарактеризовать выражением: «поднять подняли, а разбудить забыли».

И тут дверь резко распахнулась, в комнату ворвался поручик Преображенского полка. С ним были пять гвардейцев.

— Хватай, братцы, канцлера! Поднимайте за телеса его и тащите! — в растерянности и в некотором возбуждении от происходящего, офицер решил не разводить политесы, а сказать так, чтобы его солдаты, не так давно поступившие на службу, точно поняли, что делать.

Вот только канцлер попятился назад. Андрей Иванович услышал в словах гвардейца угрозу для себя.

— Ваше высокопревосходительство, не изволите беспокоиться, мы пришли вас спасать, — поспешил сказать гвардейский офицер, приданный для охраны канцлера.

Остерману ничего не оставалось, как потребовать для себя охраны из гвардейцев. Причём настаивал, чтобы это были точно не измайловцы, среди которых почитателей генерал-лейтенанта Норова больше всего. Так что в его доме постоянно дежурили два плутонга: один из преображенцев, один из семёновцев.

Всех своих верных исполнителей Остерман уже направил на юг, чтобы они окончательно решили вопрос с Норовым. Потому-то и не на кого больше надеяться, кроме как на гвардию.

Канцлера, бережно, как писаную торбу, подхватили на руки, приподняли, усадили на сильные солдатские руки, и уже немолодого человека, изрядно обрюзгшего и весившего больше центнера, преображенцы, кряхтя, поволокли прочь из дома.

— Бумаги! Мои бумаги! — кричал канцлер, пока у него сильно не начала кружиться голова.

Но офицер Преображенского полка был непреклонен. Бумаги было уже не спасти. Дым в большей степени, в меньшей степени огонь, уже полностью обволокли все помещения дома канцлера Российской империи. Огня пусть и не сильно было видно, но жарить стало крепко. А дым вселял панику.

Голова у канцлера закружилась. Подступила рвота.

— Етить богу душу мать! — выругался один из солдат, когда Остерман изверг содержимое своего желудка именно на него.

Канцлера вынесли во двор. Он вынужден был встать на карачки и продолжил бессмысленную борьбу с рвотными позывами.

В это время в соседнем доме находились два человека.

— Командир нам этого может не простить, — заметил Степан.

— Гав-гав! — словно бы высказывая своё мнение, начал лаять один из ротвейлеров грозного сотрудника тайной канцелярии розыскных дел.

— Ибо нечего… Чего это он… — многозначительно заметил Фролов, без сил оторваться от нарастающего пожара в доме канцлера.

— Что делать будем с Шуваловыми? — спросил Степан своего друга.

— Дадим ему понять, что знаем и о том смертоубийстве, что он сотворил, и что о его разговоре с братом мы тоже знаем, — отвечал Фролов.

— Александру Лукичу нам ещё повелел бы прибить канцлера, из того, какие инструкции Командир нам оставлял. Токмо с братьями Шуваловыми сложнее. Пётр Иванович для Командира очень важен, — заметил Степан.

— Всё, — поспешно сказал Фролов. — Сие зрелище прекрасное, но мне пора отправляться к Командиру. Справишься тут без меня? Я оставляю тебе десяток. А ещё советую обратиться к генералу Ганнибалу за поддержкой.

— Справлюсь. Александру Ивановичу Шувалову уже подготовил зелье, по которому он должен изрядно заболеть, но не помереть. Время выгадаю, — сказал Степан, положил руку на плечо Фролову. — Ты только успей и предупреди Командира. Если Норова не станет, то наши головы полетят с плеч первыми.

Уже через полчаса небольшая кавалькада, возглавляемая Фроловым, состоящая из двадцати его бойцов с заводными конями, сразу на рысях отправилась прочь из Петербурга в направлении юга. Фролов опаздывал…

От авторов:

Она одаренный доктор с тёмным прошлым. Он незнакомец, потерявший память с инстинктами убийцы. Им предстоит бежать из города от бандитских группировок, чумы и охотников…

Судьба на двоих. Забвение Сонной Пустоши

https://author.today/reader/510260/4813797

Глава 12

Видеть то, осуществление чего требует долг, и не сделать — есть отсутствие мужества.

Конфуций

Русский лагерь у Бендер.

8 апреля 1736 года

Семья или долг? Я уже ставил перед собой такой вопрос и отвечал на него вполне однозначно, что выбираю долг. Ну а что делать, если сейчас этого долга уже выплачено или даже переплачено преизрядно? Понятно, что служа своему государству, сколько бы ты не отдавал сил, все равно отдашь еще больше.

Однако, поставленные задачи на первом этапе войны я выполнил и перевыполнил. Мне нужно было заблокировать Очаков? Так я разбил Вторую турецкую армию. Да, относительно Первой армии малочисленную, но, между тем, турки лишились чуть ли не пятидесяти тысяч своих войск. А это такое огромное подспорье для действий главнокомандующего Миниха, что теперь, когда я к нему спешно направлялся, чтобы лично отпроситься отправиться на побывку домой, был уверен, что он не откажет.

Не отказал бы и по средством извещения его через письмо. Но зачем плодить предпосылки для недоверия и ссоры? Тем более, что я не делал большого крюка. Задержка по времени составляла только день. Это много, я очень спешил. Но разум окончательно отключать не нужно. Фельдмаршал явно будет недовольным, если я его проигнорирую.

Более того, мне еще с Минихом завершать военную реформу. Сейчас Фермор ею занимается, но там, как в той поговорке про ежа, только про Виллима Фермора… Фермор — птица гордая, пока не пнешь, не полетит. Подзатыльника не дашь, работать будет, но с такой медлительностью, что лучше уже и не надо, лучше передать дела какому другому исполнителю.

А еще мой скорый рейд позволял уточнить диспозиции кочевников в степи. Я, в сопровождении роты кирасир, сразу батальона стрелков-драгунов и целой тысячи кочевников, в наглую пересекал степь от Хаджибея до Бендер. Выявили, что Буджацкая орда выжидает и стоит на трех стойбищах.

Информация очень ценная, позволяющая не сидеть без дела Алкалину и драгунам. Пусть, пока буджаки-татары не соединились в одно войско, бьют их частями. Странно все же… Будто бы орда выжидает, чья возьмет, чтобы присоединится к победителям.

Так что сейчас я выбрал семью. Лишь только не множил проблемы.