Русский диктат (СИ). Страница 21
Вот только трупа в кабинете уже не было.
* * *
Хаджибей.
1 апреля 1736 года
Атаман Краснов придирчиво осмотрел своё воинство.
— Как есть, турки! — усмехнулся в бороду казак.
Станичники, ряженные под турок, зло насупились. Для них такой «комплимент» лестным не казался. Но ничего не поделаешь. Что такое воинская хитрость, казаки знали очень хорошо. Далеко не всегда они были сильнее своих противников, однако приходилось быть изобретательными, что-то выдумывать, чтобы всё-таки побеждать, сдюживать даже более организованных и сильных врагов.
Атаман посмотрел на небо и выматерился на луну. Если ночью он её называл «матушкой и благодетельницей», то сейчас луна превратилась и в суку, и в курву, и ещё много эпитетов знал Краснов. Ну и чего было ему стесняться в эпитетах? Вокруг свои, станичники, а не офицеры, бабью цыцку «грудью» или «бюстом» завывающие.
Если раньше луна нужна была для того, чтобы ориентироваться и вообще не потеряться в степи, оттого и благодетельница. То теперь она была нежелательна, ибо нужно сделать всё, чтобы максимально близко подойти к крепости Хаджибей и даже попробовать ворваться в открытые ворота. Тут любой свет — злой враг.
Ночью казакам и приданным им драгунам пришлось изрядно поработать, и они практически не спали. Нельзя было допустить, чтобы хоть кто-нибудь из беглецов, сбежавших с поля боя под Очаковым, добрался в Хаджибей и рассказал о поражении турок. Разъезды ловили таких, стрелами или саблями, рубили, гоняясь по степи за беглецами.
По всему было видно, что это удалось. Ведь крепость не закрывала свои ворота, и даже ночью сюда постоянно прибывали обозы, отдельные небольшие отряды, в основном конных, иногда до батальона пехотинцев. Хотя большая часть людей в Хаджибее все же спали. И погодка была такой, что и просыпаться нужно, но с удовольствием можно полежать, хоть головой на седле, укрывшись плащом, хоть и в кровати.
По всему было видно, что если крепость не взять в самое ближайшее время, то она будет насыщена войсками в достаточной степени, чтобы противостоять штурму. Или же чтобы этот штурм стал для русских войск более кровавым, чем это могло бы случиться сейчас.
Ну и гордыня, показать себя — это так же мотивация для казака не многим меньшая, чем добыча. А в Хаджибее можно взять очень много. Это было понятно всем станичникам. И они были готовы подвергать себя смерти, но в город войти.
— Ну что, турка, жить хочешь? — обратился атаман к одному из пленных.
Удалось взять нескольких турецких офицеров, включая одного чорбаджи, целого полковника. На них Краснов сильно надеялся, как на проездной билет пассажир общественного транспорта.
— Вы обещали не произносить моё имя и отпустить сразу же после того, как я помогу вам войти в крепость, — сказал чорбаджи. — Я отвечал, что сделаю то, что вы хотите.
Переводчик лихо, быстро и без сомнений перевёл слова турецкого офицера, и атаман расплылся в очаровательной улыбке. Казалось, что носитель такой искренней улыбки, не должен быть человек злой. И что полковник останется в живых.
Нет, некоторое время турецкий офицер поживёт. Казаки, а точнее атаман, хотел отправить его в станицу на забаву станичникам и деткам атамана. Пускай увидят, что турку бить можно, что они способны даже быть рабами. Краснов искренне считал, что если показать своего противника униженным, то тогда казаки будут иначе относиться к своему врагу, перестанут его бояться и станут лучше биться.
— Есть какие вести от генерал-лейтенанта Норова? — спросил Краснов, собираясь с мыслями и «натягивая» на своё лицо суровую решимость.
— Нет, батько, вестей нема, — отвечали атаману.
Но это он так… Спросил, чтобы несколько оттянуть время. Ведь человек от генерал-лейтенанта Александра Лукича Норова прибыл ещё до полуночи и был искренне рад, что атаман всё ещё не попробовал нахрапом взять крепость Хаджибей. Так что атака будет согласованной.
Краснов бы и попробовал, вот только показалось, что в крепости сейчас находится куда большее количество воинов, чем это предполагалось ранее. И стоило ли с чуть более чем тремя тысячами казаков и драгунов рассчитывать на лёгкую победу?
Теперь же ситуация несколько изменилась.
— Подходим к крепости. Турецкие офицеры брешут, что мы турки, заходим вовнутрь, сразу идём до порта. Расчищаем порт, принимаем галеры генерал-лейтенанта, — ещё раз озвучил план действий атаман Краснов. — Ну или соединяемся со стрелками Норова и вместе берем город.
Через полчаса отряд из шести сотен ряженых турков, а на большее число просто не нашлось турецких мундиров, подошёл к воротам Хаджибея.
Краснов сидел в седле рядом с турецким полковником. Они подошли к воротам. Уже пора было сказать, но турок молчал.
— А ну говори, пёсий сын! — прорычал атаман.
Перевод не потребовался, так как турецкий полковник и без того понимал, что от него требуют. Он посмотрел на небо, двумя ладонями провел по лицу…
— Закрывайте ворота, обороняйтесь, в порту должен высаживаться русский десант! — успел прокричать турок, прежде чем атаман понял, что именно он говорит, и рубанул казачьей саблей турецкого полководца, который всё-таки решил принять героическую смерть, а не позорное предательство.
Краснову нужно было подумать о том, что враг не настолько уж и трусоват, и что турки очень мотивированы. Возможно, им не хватает опыта, тактики, выучки, но чего не занимать, так это достоинства и смелости. Может не всем, но немалой части турецких воинов, точно.
Чорбаджи и не думал предавать, напротив, он посчитал, что именно таким образом более всего подставит казаков. Ведь если бы не он, то другие турки могли бы согласиться, и сейчас казаки спокойно входили бы в крепость.
— А ну, братцы, навались! — истошно заорал атаман.
Он первым рванул своего коня в сторону приоткрытых ворот. Но турецкие солдаты уже закрывали их. Один из казаков, молодой, по имени Ивашка Сиротка, привстал в стременах и лихо соскочил с коня, повисая не на воротах, но на калитке, которую также пробовали закрывать. Но это было неудобно сделать, пока не будут закрыты ворота.
Турки силой дёрнули дверцы калитки, на которых висел молодой казак. Кости пальцев Ивашки хрустнули, но он остался висеть, чем создавал небольшую щель и не позволял закрыть дверцы на засов.
Тотчас подбежали другие казаки. Они втыкали в щель калитки свои сабли, пытаясь подрезать руки турок. Защитники же всё ещё надеялись закрыть массивную дверцу. Другие казаки уже отрубали по локоть турецких солдат.
Вскоре калитка была открыта, и туда хлынули казаки. Ивашка Сиротка взглядом провожал товарищей и сокрушался, что теперь не может держать саблю в руках, ибо кости в его пальцах были переломаны во многих местах.
Даже сейчас, испытывая невероятную боль, вместе с тем и досаду, что не может участвовать в бою, Сиротка не сомневался в своём поступке. Более того — гордился собой. Ведь если бы туркам удалось закрыть ворота, то они бы уже скоро начали обстреливать с крепостных стен подошедший казацкий отряд. И станичникам ничего бы не оставалось, как только улепётывать по-добру, по-здорову, да получать свинец себе в спину.
Возможно, своим поступком Ивашка спас не только станичников, но и тех десантников, которые сейчас подходили к пристани Хаджибея под турецкими флагами и также были в основном облачены в турецкие мундиры.
Звон стали, крики казаков и немногочисленной охраны ворот известили город об опасности раньше, чем застучали барабаны и загудели трубы, призывая весь гарнизон Хаджибея к обороне.
Но десантная операция только ещё начиналась.
Глава 10
Нет таких крепостей, что не взяли бы коммунисты.
И. В. Сталин
Хаджибей.
1 апреля 1736 года.
Звуки сражения заставили нас сбросить маски. Больше не нужно было притворяться, что к порту Хаджибея подходит небольшая турецкая гребная эскадра. Да и не противодействует нам здесь никто. А призы в порту сладкие! Линейный корабль стоит, да еще и фрегаты, галеры. По всему было видно, что снабжение логистического центра, хаба, османских армий, снабжается регулярно и по морю.