Русский диктат (СИ). Страница 19

Так что, кто такие некрасовцы — знают все.

Может быть, и был жесток Пётр Великий во время подавления Булавинского восстания, и когда решил вольницу казацкую немного поприжать. Но, с другой стороны, и казаки должны были понимать, что Россия уже была не та, что Россия теперь — централизованное государство, и без того наделяет казаков немалыми вольностями. Можно было договариваться. Правда там еще была какая-то мутная история относительно бахмутовской соли…

Но тем не менее именно последователи Кондратия Булавина, казаки, которые ушли с атаманом Некрасовым, и стали теми самыми некрасовцами, которые сейчас самоотверженно воюют на стороне Османской империи. Удивительно, какую гибкость проявил османский султан, что позволил этим казакам исповедовать ту религию, которую они хотят, но при этом использует их, как видно, в качестве пушечного мяса и посылает в первых рядах атаковать своих заблудших племянников.

— Я зашёл к вам только лишь спросить, не щемит ли сердце ваше, когда русского, православного убиваете? — спросил я, когда вошёл в камеру с некрасовцами.

В помещении, где могло поместиться, казалось бы, не более пятнадцати человек, расположились более пятидесяти. Люди, в прямом смысле, были на головах друг у друга. И очевидно, что если подобное положение не изменится в течение нескольких дней, то многие из них могут сильно подпортить своё здоровье. Это если ещё будет хватать воздуха дышать, потому как здесь явно не хватало его. Да и вонь стояла такая, что от аммиачных испарений приходилось щурить глаза.

Вспомнилось мое заточение с мичманами после истории с фрегатом Митавой.

— А мы поклялись на кресте, что возвернёмся в Россию токмо в том порядке, коли царя не будет на Руси. Ни царя, ни бабы срамной, — раздался голос где-то из глубины небольшого пространства, набитого людьми.

— Уже за эти слова вас ждет смерть. Только думаю… На кол усадить, али кожу снять с живых, — сказал я.

Установилось гробовое молчание. Человек — такое существо, как и все живое, ценит жизнь, особенно когда смерть приближается.

— Есть ли среди вас тот, кто жить хочет? Мне нужен всего один человек, который сможет доставить моё письмо до ваших атаманов. Коли вы совершили такую ошибку, то будете и казнены, а у иных шанс окажется прийти ко мне, — сказал я и вышел из невыносимо вонючей камеры.

Да, они обижены, но это нисколько не оправдание. Они — предатели. И тот, кто сейчас пошёл против русского же человека с оружием, и который убивал или был готов убить, тому однозначно смерть, причём, позорная и мучительная.

Но я не просто верю, я убеждён, исходя из некоторого понимания развития и существования любого общества, что и среди некрасовцев не всё так однозначно. По-любому есть те, кто смотрит на Россию, особенно на ту, которая сейчас побеждает, с большим вниманием и готов переселиться на русские земли. Если немного ослабить притеснения старообрядцев, то некоторые, те, которые быстро станут вновь русскими, а не «вырусями», вольются в общество.

У меня, у России, Сибирь плохо заселена. Мне нужно думать о том, как переписывать Нерчинский договор с Китаем. У меня в Америке поле непаханое. Так что тем, кто готов раскаяться и готов сослужить службу России — всех их я готов принять, но только не поселить в ту среду, где они могли бы бунтовать. Ну или где их могли бы просто прибить. Уверен, что на Дону сейчас такая обстановка, что если появится там тысяча-другая, пусть даже и раскаявшихся некрасовцев, то донцы быстро устроят над ними расправу.

На Яик таких бойцов также нечего отправлять. Там своя вольница, и ещё нужно бы разобраться в истинных причинах Пугачёвского бунта из иной реальности. Если с башкирами более-менее стало понятно, то почему взбунтовались и поддержали протест казаки на Яике — до сих пор не понимаю. Их же почти и не трогали. Или я чего-то не знаю.

— Когда определитесь с тем, кто повезёт моё послание до некрасовцев, пусть этот посланник спешно собирается в путь и уезжает. И сразу же оставшихся некрасовцев посадить на кол, — отдал я приказ.

Время катилось к закату. Небольшой, но достаточный, чтобы воздействовать на паруса, ветерок будто бы манил к себе, призывал поскорее начать операцию. И я сам уже не находил себе места.

Кричала чуйка, что впереди может быть опасность. Странным образом, но я не так беспокоился о том, что меня ждет в Хаджибее. Словно бы что-то не хорошее случилось дома, ну или в Петербурге. Я написал письма Фролову, Юле, Степану, Александру Шувалову.

И теперь стоял на пристани. Девять галер мерно качались у пристани. А несколько сотен солдат следили за тем, чтобы в порту никто не появлялся.

Операция по отбытию в Хаджибей должна была быть настолько секретной, что о ней не должна была знать даже большая часть солдат и офицеров моего корпуса.

Узнают. Но случится это лишь тогда, когда на рассвете высокомобильная часть моего корпуса отправится в быстрый переход до будущей Одессы. У них будет задача за два дня добраться до этой крепости, совершив колоссальный по своей скорости переход.

А в это время я очень рассчитывал на то, что город будет уже взят.

От авторов:

Вышел второй том Куратора

Попаданец в современность. Полковник ФСБ после смерти попал в тело студента и мстит предателям, торгующим государственными тайнами

✅ Большая скидка на первый том https://author.today/work/504558

Глава 9

Многие удивляются, но в детстве я не любил выкапывать трупы животных, или мучить насекомых.

Стивен Кинг

Петербург

1 апреля 1736 года

Со стороны могло показаться, что два брата прохаживаются вдоль кладбища Петропавловского собора в крепости и беззаботно общаются. Но это было не так. Братья Шуваловы вынуждены разговаривать во дворе крепости, но никак не в кабинете. Были подозрения, что кабинет даже Главы Тайной канцелярии Розыскных дел может прослушиваться.

Так что единственным местом, где можно было бы поговорить, на удивление спокойно и не боясь того, что будут услышаны кем-то другим, это был двор Петропавловской крепости.

Труп слухача оставался в кабинете, Александр Иванович Шувалов внешне казался спокойным и невозмутимым.

— Саша, уды твои междуножные, ты что удумал? — испуганно спросил Пётр Иванович Шувалов.

— Брат, разве же ты не видишь, какая это возможность для нас? Разве ты не понимаешь? — сокрушался Александр Иванович Шувалов.

При этом оба улыбались, словно бы наслаждаясь ярким весенним днем.

Между тем, решительность младшего из братьев, Александра, его убеждённость в том, что он делает всё правильно, изрядно поколебалась. Авторитет старшего брата давил сильнее, чем логичное объяснение и даже элементарная осторожность.

Пётр Иванович Шувалов взялся за голову. Правда, тут же опустил руки и посмотрел по сторонам. Никто не увидел его эмоции?

— Чем тебя устраивает то положение дел, что нынче сложилось? — пытался достучаться до своего брата Пётр.

Александр же, ожидая абсолютно иной реакции, растерялся. Он ведь был в этом уверен, что старший брат готов за Елизавету Петровну через любого переступить. Что там любовь такая, что и на подлость можно ради нее идти. А тут выпадает реальный шанс лишить существующую систему охранителя и опоры, коим, по разумению двух братьев являлся генера-лейтенант Александр Лукич Норов.

— Саша, ты просто плохо знаешь Норова. Он не мог тебе доверить всю полноту принятия решений. Он всегда выстраивает такую пирамиду, где все друг друга подозревают и за всеми следят, — сказал Пётр Иванович, непроизвольно оглядываясь по сторонам и выискивая те глаза, которые сейчас должны, по его мнению, обязательно следить за двумя братьями.

— Если бы это было так, Пётр, то бандиты Норова уже пришли бы за мной. Ведь я убил слухача, — привёл очевидный аргумент Александр Иванович Шувалов.