У фортуны женское лицо. Страница 2

От накатившей паники ноги подогнулись, и я рухнула на колени. Жутко нервничая и не думая о том, как дурацки выгляжу со стороны, вывалила содержимое сумки прямо на пол. Передо мной моментально образовалась внушительная гора хлама, которую я имею обыкновение таскать с собой. Я глухо застонала. Сколько раз давала себе слово все перебрать! А теперь, когда мне до зарезу нужны эти чертовы ключи, сижу на полу перед собственной дверью и не могу их найти.

Телефон за дверью на секунду смолк и снова разразился неистовой трелью. Я вздрогнула и с новой силой принялась перетряхивать свое добро. Ну где же они? Потеряла? Зажмурившись, попыталась вспомнить свой отъезд. В тот день я здорово опаздывала, из подъезда вылетала пулей, но ключи были зажаты в кулаке. Это точно. А вот потом... Телефон за дверью продолжал надрываться. Звон бил по нервам, не давая возможности сосредоточиться. Понимая, что могу так просидеть до вечера, я попыталась успокоиться. С чего я взяла, что случилась беда? Телефон трезвонит? Ну и что? Кто мне может так звонить? Олег? Братец живет с непоколебимой уверенностью, что его проблемы самые важные. Он способен среди ночи обрывать телефон по самому пустячному поводу, а тут день на дворе!

Застилавшая глаза пелена спала, и ключи тут же обнаружились. Они нагло высовывались из-под обложки записной книжки.

Стоило поднять трубку, как послышался раздраженный голос Олега:

– Где тебя носит?

Бессильно привалившись к стене, я вслушивалась в знакомые интонации. Все, как всегда! Ни тебе «здравствуй», ни «извини». Полная уверенность в том, что я существую на этом свете только для того, чтобы по первому зову сломя голову нестись ему на выручку.

– Что ты молчишь? Я с тобой разговариваю! – Степень раздражения в голосе брата достигла максимума. Оно и понятно, невнимания к себе он не выносил. – Почему, когда ты нужна, до тебя невозможно дозвониться?

От звука его голоса во мне начала закипать столь привычная в последнее время злость. Я сделала попытку сдержаться, но не получилось, и месяцами копившееся раздражение помимо воли выплеснулось наружу.

– Задержалась, – яростно огрызнулась я, мысленно дивясь самой себе. – Знаешь, в отличие от тебя, я работаю!

– Ой, ладно! – взвился Олег. – Лучше слушай! Мне нужны деньги! Срочно!

Стоило это услышать, как злость разом испарилась, и стало смешно. Ну и дурища же я! Дергалась, трепала себе нервы, а все вполне безобидно! Братец снова на мели! Не будь я такой взвинченной, сама бы догадалась. Фраза с требованием денег была знакома до боли. Последний раз Олег просил их два месяца назад, срок для него прямо-таки огромный. Неудивительно, что он так раздражен! Терпел, сколько мог, теперь пришла пора получать пособие.

– Забудь, – хмыкнула я. – У меня есть три сотни, и мне на них еще жить.

В ответ на столь наглый отказ я ожидала всплеска возмущения, но в трубке неожиданно зазвучал глуховатый басок деда:

– Наташенька, тебе лучше приехать. У нас проблемы.

Анна

В музей, где хранился архив Говоровых, я хоть и без охоты, но поехала. Это было моей платой Павлу Ивановичу за некогда сделанное добро. Попросту говоря, он меня спас. От улицы и всех связанных с ней неизбежных «прелестей». Дело происходило ночью, на вокзале. В зале ожидания кто спал, кто делал вид, что спит, но никто не хотел вступиться за девчонку, которую пьяный хулиган тащил на улицу. В результате Павел Иванович оказался единственным, пожелавшим вмешаться. Вокзальная разборка закончилась быстро и не в пользу моего обидчика, потому что тогда Павел Иванович не ходил один. Как только меня оставили в покое, я моментально вознамерилась исчезнуть, но мне такой возможности не предоставили.

– Присядь, – приказал мой спаситель.

Оценив свои шансы на побег, я неохотно подчинилась.

– Ты чья?

– Собственная!

– А живешь где?

Несмотря на благодарность, открывать душу немолодому тучному господину в дорогом пальто я не собиралась. Проще сквозь землю провалиться, чем признаться, что я сбежала из дома из-за очередного хахаля матери. В тот день они оба прилично выпили, пришли в игривое настроение, и ухажер, подзуживаемый моей развеселой мамашей, стал ко мне приставать. Отбившись удачно подвернувшейся под руку разделочной доской, я сбежала. Оказавшись на улице, поняла, что идти некуда, и отправилась на вокзал. Устроившись в зале ожидания, задремала в тепле, вот тут ко мне и привязался тот пьянчуга.

Не дождавшись ответа, мой спаситель предложил:

– Если тебе некуда идти, можешь пожить у меня.

Выросшая среди дворовой шпаны, я в бескорыстную доброту не верила и потому предложение встретила в штыки. Выслушав мой эмоциональный ответ, в котором каждое второе слово было нецензурным, Павел Иванович расхохотался.

– Размечталась, – проговорил он, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. – Ты хоть раз в зеркало на себя глядела? Кожа да мослы! Неужели ты думаешь, если мне приспичит, я ничего приличнее не найду?

Характеристика была уничтожающей, презрение к моей персоне абсолютное, но именно они убедили меня, что с его стороны мне ничего не грозит. Вопрос, зачем же тогда я нужна этому пожилому господину, в голову не пришел. А если бы и пришел, я бы точно его проигнорировала. Какая разница? Будет плохо – сбегу! Главное, мне предлагают кров, а взамен ничего не требуют!

Прошло около месяца, прежде чем состоялся тот памятный разговор, который определил мою дальнейшую судьбу. Павел Иванович держался хотя и доброжелательно, но отстраненно, больше молчал и присматривался. Я тоже молчала, наблюдала и ела. Господи, как я тогда ела! Вспомнить страшно. Без остановки и все подряд, а наесться никак не могла. Честно говоря, я тогда не ушла главным образом потому, что меня кормили. А потом Павел Иванович сказал:

– Аня, мне нужна помощница. Хочешь ею стать?

Не ожидавшая ничего подобного, я растерялась:

– А вы кто?

– Искусствовед. Занимаюсь антиквариатом.

Поскольку свое образование я большей частью получала во дворе, то об антиквариате и тому подобных вещах слыхом не слыхала. У нас в ходу были совсем другие ценности, но слово мне понравилось. Красивое было слово, и я не имела ничего против того, чтобы тоже стать искусствоведом.

– Нет, – усмехнулся Павел Иванович. – Из тебя я сделаю специалиста широкого профиля, если, конечно, ты окажешься старательной ученицей. Природные задатки у тебя имеются, но их нужно развивать. Ты же абсолютно необразованна.

Замечание задело, но спорить я не стала. В свои неполные шестнадцать я действительно мало что знала. Справедливости ради следует сказать, Павел Иванович выполнил свое обещание. Он положил на меня немало сил и, хотя был нетерпим, требователен и груб, научил многому. Ради той же справедливости следует отметить, что училась я исступленно, безропотно снося бесчисленные придирки. А потом началась работа. Тяжелая, изматывающая, но я все равно чувствовала себя счастливой, ведь у меня была крыша над головой и интересное занятие.

Прошло время, я повзрослела, и мы расстались. Не лучшим образом и со взаимными обидами. Прошло еще время, мы снова встретились и заключили перемирие. К прежним отношениям не вернулись, но враждовать перестали. Я, во всяком случае, зла не держала.

«Сделаю, – раздраженно размышляла я, несясь ранним утром по безлюдному шоссе в сторону Ольговки. – В последний раз! И на этом все! Мой долг будет закрыт».

Решение я приняла и отступать не собиралась, но оно здорово портило настроение. В очередной раз Павел Иванович заставил меня ему подчиниться. В результате к монастырю, в котором помещался районный архив, я подъехала в отвратительном расположении духа. Поставив машину перед входом, с силой хлопнула дверцей и огляделась. Слева поднимались белые стены с распахнутыми воротами, справа раскинулась бескрайняя даль с синеющим сосновым лесом, плавно стелющимися лугами, главками сельских церквей и игрушечными домиками крошечного городка. С высоты холма, на котором расположен монастырь, все было видно как на ладони. А тишина стояла такая, что в ушах звенело. На душе разом полегчало. Заметив лавку, я села на нее и притихла. Сидела долго, не шевелясь и бездумно глядя вдаль. Потихоньку улеглось раздражение, растворилась в тишине злость. На смену им пришла грусть. Тихая, светлая, от которой на сердце стало легко и спокойно.