Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ). Страница 7

Свекрови весь первый день приходится бегать по поручению Таисии и даже готовить обед и ужин, который последняя критикует в пух и прах.

– Недосолила и недоперчила. Как была неумехой, так ею и осталась, – фыркает баба Таша и отодвигает от себя тарелку.

– Соль – это белая смерть, – цедит сквозь зубы Агафья Давидовна, но прямо давать отпор не решается.

Насколько я слышала, Таисия Семеновна в семье Бахметьевых всегда была серым кардиналом со стальным характером, и никакие важные решения без ее ведома не принимались. Это уже когда Глебу стукнуло двадцать, она решила переехать в загородный дом, доставшийся ей по наследству от отца, и осесть в родных краях.

Так что последние несколько лет Агафья Давидовна чувствует себя наконец-то главой семьи, и этот приезд бабы Таши ей как кость в горле, который напоминает ей, кто она и что из себя представляет, по мнению матери ее мужа.

Мне становится ее жаль, когда я вижу ее страдания и слышу плач из ванной ночью, и утром я даже думаю, что опрометчиво позвала тяжелую артиллерию, но утром все мои сожаления разбиваются о суровую реальность.

– Варя, прополи огород, он весь зарос. Нечего бездельничать, пока я завтрак готовлю.

Свекровь будит меня очередным приказом, произнесенным грубым и возмущенным тоном, а я еле продираю глаза, пытаясь по виду неба из окна понять, который сейчас час.

– Уже шесть тридцать, вставай, пока эта карга старая не проснулась, – выплевывает Агафья Давидовна и зло поджимает губы. Ее грудь ходит ходуном, словно она еле держится от ругательств, но надо отдать ей должное, эмоции в узде она хранит отменно.

– Прополоть огород? – спрашиваю я спросонья, позабыв уже о своей мести. В такое раннее время суток всё, чего мне хочется, так это поваляться лишний час в постели.

– Ты оглохла, что ли? Или думаешь, позвала бабку и можешь валяться целыми днями? Сегодня же заставлю Глеба приехать, он тебя живо приструнит!

Свекровь едва не брызжет ядом, недовольная тем, как я себя веду и чувствую, а вот я вдруг вспоминаю про мужа, от которого уже второй день нет ни весточки.

– Вы для начала дозвонитесь до него, – усмехаюсь, хотя внутри против воли возникает неприятное чувство беспокойства.

Мне это не нравится, ведь переживать из-за предателя я ни в коем случае не должна, но червячок сомнений всё равно никуда не девается.

Агафья Давидовна что-то видит на моем лице и прищуривается, с подозрением оглядывая меня с головы до пят, когда я встаю с постели и выпрямляюсь, и от ее взгляда у меня мурашки по коже. Я ежусь и переминаюсь с ноги на ногу, а затем накидываю лежащий на стуле молочный махровый халат. То единственное, что я позволила себе купить без разрешения свекрови, которая контролировала даже мои траты на одежду и предметы первой необходимости.

Когда я вспоминаю о прошлом, где у меня не было даже свободного пространства для уединения, чувство вины, возникшее вдруг в груди, мигом улетучивается.

– Чего смотришь? – рявкает свекровь и упирает руки в бока, что стало ее излюбленным жестом. – Грядки сами себя не прополют!

– И то верно, – говорю я спокойным тоном и зеваю, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. – Я на завтрак буду рисовую кашу на молоке, и никакого сахара.

Дернув плечиком, я ухожу в ванную, но чувствую на спине злобный взгляд свекрови. Уж не знаю, сделает ли она мне кашу, но вот я с удовольствием пройдусь по огородным грядкам.

Несмотря на то, что сейчас раннее утро, на соседнем участке оживление. Из автодома, который расположен почти у забора, доносится мужской голос, напевающий какую-то старую песню. Поначалу я замираю, вслушиваясь в слова, а затем ко мне подбегает выбежавший со мной следом щенок. Он виляет хвостом и крутится вокруг моих ног, выпрашивая ласку, и я наклоняюсь, поглаживая его за ушами.

Со вчерашнего ужина в холодильнике остался суп, и пока свекровь недовольно перебирает что-то в погребе, я вытаскиваю кастрюлю и наливаю новому питомцу в миску еды.

Снова выхожу во двор, но с разочарованием осознаю, что мужской голос утих и больше ничего не напевает, так что я иду к грядкам в тишине. Всю ночь ворочалась от желания полакомиться клубникой, так что сейчас с удовольствием принялась раздвигать листья в поисках розового лакомства.

Рвать никакие сорняки я не собираюсь. Мало того, что для этого надо стоять в три погибели наклонившись, так еще и судя по состоянию огорода, свекровь и вовсе всю эту неделю не удосужилась заняться посадками. Будто только и ждала, как бы заставить меня здесь пахать вместо нее. Не будь я беременна, возможно, не испытывала бы сейчас такой обиды, но я никак не могу понять, почему она ко мне так жестока. Мне ведь рожать со дня на день, а она словно только и хочет вызвать у меня тяжелым трудом преждевременные роды.

Пока я ем клубнику, которую раньше свекровь запрещала трогать, так как планировала сделать на зиму варенье, щенок вдруг увлекся рытьем земли. А когда я поднимаю голову и смотрю, что он натворил, предпринимать что-то уже поздно.

Агаша прорыл мини-тоннель на соседний участок и побежал к автодому, активно виляя хвостом.

Я же резко встаю и кидаюсь к забору, но калитки между домами нет, а перелезать через него я бы не решилась на таком сроке.

– Агаша! Агаша! – кричу, опасаясь, что он поранится о балки с гвоздями, или хозяин участка, завидев пса, ударит его ногой.

По словам свекрови, владелец соседней с ними земли – человек невоспитанный и жестокий, живодер и вор. Конечно, слова матери Глеба стоит делить надвое, так как и меня она перед другими выставляет хабалкой и криворукой деревенщиной, но опасений моих это не уменьшает.

В это время дверь автодома медленно открывается, и наружу выходит мужчина. Сначала я вижу ногу в кроссовках. Размер эдак сорок седьмой.

Ростом под два метра, мужчина одет в клетчатую рубаху и свободного кроя штаны, но внимание мое привлекает его борода, которую он явно отращивал не один месяц.

Он опускает голову, и подбежавший пес, начавший на него тявкать, кажется совсем крошечным на фоне этого великана, так что я гулко сглатываю, пытаясь выдавить из себя хоть слово, чтобы убедить его не трогает малыша.

Вот только в следующий момент мужчина наклоняется и берет Агашу на руки, отчего тут буквально теряется в крупных ладонях и кажется еще мельче, чем есть на самом деле.

– Я заберу его, это мой пес, – выдыхаю я скороговоркой, наконец, и привлекаю к себе внимание бородатого великана.

Он смотрит на меня заинтересованно и внимательно, даже голову набок наклоняет, с интересом разглядывая мое лицо. Мои щеки краснеют от того, как долго он не отводит взгляда от меня, подмечает даже мой внушительный живот, вынуждая меня прикрыть его обеими ладонями, но к счастью, вскоре он отвлекается на тявкнувшего “грозно” щенка и подносит его к своему лицу.

– Это охотничья порода. Ваш муж охотник?

Голос у него соответствует суровой нордической внешности. Грубоватый, низкий. От него мурашки по телу.

– Ч-что? – теряюсь я от неожиданного вопроса.

– Владелец этого дома, – кивает мужчина на дом позади меня, – не любитель охоты. К тому же, я сомневаюсь, что хозяйка, его жена, любит животных, так что вариант, что это их пес, я отмел сразу.

Он не говорит прямо, что у Агафьи Давидовны скверный и склочный характер, но его намеки подразумевают это. Наверняка они не раз сталкивались на почве строительства его дома и шума, который производят его строители, так что я не удивлена, что свекровь и здесь умудрилась найти себе неприятелей.

– Это мой пес, я взяла его вчера из приюта. Не обижайте его, он просто не понимает, что это ваша территория.

Моя просьба вызывает у великана ухмылку на лице. Он вдруг всем корпусом поворачивается ко мне и идет в мою сторону, отчего я делаю инстинктивный шаг назад. Сердце начинает колотиться не то от испуга, не то от неожиданности, но я усилием воли не двигаюсь и хватаюсь пальцами за прутья деревянного забора.

– Вам лучше найти нового хозяина, девушка, – произносит он, глядя на меня снисходительно сверху вниз, а вот я возмущенно ахаю.