Назад в СССР: Классный руководитель 2 (СИ). Страница 25

На сцене я заметил несколько ребят из 9 «Б» и Генку, который облачившись в настоящий костюм гангстера — пиджак и брюки — черные, в полоску, белый галстук, шляпа с лентой и гетры, пел песенку Мэкки-ножа, яростно терзая струны гитары. Стараясь не отвлекать их, сошёл вниз, и присел на крайнее кресло во втором ряду.

Закончив петь, Генка спрыгнул со сцены, подошёл ко мне.

— Ну к-как, Олег Николаевич? — чуть заикаясь от смущения, спросил он.

— Мне понравилось, — сказал я. — Хотя я бы хотел, чтобы стиль был немного другой. Ты её исполнил, как рокер. А тут скорее использовать балладный стиль. А прикид у тебя классный. Где взял костюм?

— Я сшила, — рядом незаметно оказалась Ксения.— Ничего?

— Прекрасно, Ксения, — искренне восхитился я. — Просто идеально подходит под образ.

Правда, я заметил странность — костюм Генке был великоват, словно шили его на парня более высокого. Подвёрнуты не только брюки, что, собственно, как раз и было нужно сделать, но и рукава. Но огорчать девушку не стал. Мало ли, ну немного ошиблась? Во всем остальном Генка выглядел настоящим гангстером.

— А какой надо стиль? — поинтересовался Генка, в голосе его я услышал ревнивые нотки. — Покажите?

А, чёрт не шутит, покажу, я взял у Генки гитару, повесил на плечо ремень и проиграл несколько аккордов в стиле Фрэнка Синатры.

— Вот что-то типа этого, — я уж хотел отдать гитару парню, но он задержал её.

— Олег Николаевич, а вы исполните, а мы послушаем, — Генку взяло, видно, за живое, что кто-то ещё кроме него умеет играть на гитаре и петь.

Сердце забилось сильнее, нахлынул азарт и желание попробовать показать себя. Может быть, из-за того, что Ксения так смотрела на меня? Взял гитару, забрался на сцену. Провёл рукой по струнам, машинально подтянул колки, чтобы звучало ниже и рычащим баритоном спел в стиле Фрэнка Синатры:

У акулы зубы — клинья,

Все торчат, как напоказ.

А у Мэкки — нож и только,

Да и тот укрыт от глаз.

Суматоха в Скотланд Ярде:

То убийство, то грабёж.

Кто так шутит — всем известно:

Это Мэкки-Мэкки-Мэкки-Мэкки-Нож.

— Ну, как? — я спрыгнул вниз и отдал Генке гитару.

— Я так не смогу спеть, — расстроенно протянул Генка.

— Что значит так? Я тебе просто задал тональность, темп. Чтобы ты чуть изменил.

— И сыграть так не смогу.

— Гена, хватит ныть. Ты мужик или кто? Так не могу. Сяк не могу, — с досадой ощутил, что отбиваю парню весь интерес к роли. — Всё ты можешь. Давай на сцену и вперёд. Да, у вас текст пьесы есть?

— Конечно, — Ксения передала мне папку с напечатанным на машинке текстом.

Пролистав, не удержался от улыбки: грубые слова кто-то вычеркнул, надписав сверху эвфемизмы, вместо «шлюха» — «ночная бабочка», вместо «сутенёр» — «сводник», «бордель» заменили на «весёлый дом». А во фразе «А в Винчестере ты соблазнил двух несовершеннолетних сестёр.» слово « несовершеннолетних» закрашено синей пастой, что полностью исказило смысл реплики Полли и ответа Мэкки-ножа ей: « Мне они сказали, что им уже за двадцать»…

— Так, давайте устроим читку по ролям? Согласны? У всех текст есть? Хорошо.

Мы начали репетировать, и я так увлёкся, что не заметил, как стал изображать режиссёра по-настоящему. На моих глазах рождался спектакль, пусть самодеятельный, в котором играли школьники. Ходил по сцене, раздавая указания, пытаясь изобразить каждого персонажа. Когда мы дошли до первого ареста и освобождения Мэкки-ножа, я не удержался, взял шляпу у Генки, сел за чёрный рояль, который стоял на краю сцены, и сбацал, как настоящий джазмен в кабаке «Балладу о приятной жизни», которая мне очень нравилась:

Твердят, что на земле всего прекрасней

Жизнь мудреца, что пустота в желудке

И холод в доме — это предрассудки.

Оставьте про себя такие басни!

Кто хочет жизнью тешиться простой,

Пусть тешится. Увольте лишь меня.

Нигде, нигде на свете даже дня

Нельзя прожить на пище на такой.

Одной свободе разве будешь рад?

Лишь тот живёт приятно, кто богат.

Наверно, получилось хуже, чем с гитарой. Рояль отзывался жалобными и расстроенными звуками, но это добавило шарма циничной песне. Отдышавшись, повернулся к остальным, лихо сдвинув шляпу на затылок. И тут заметил в зале зрителя, вернее, зрительницу. Новую учительницу по французскому, с которой сегодня поцапался. Она сидела на последнем ряду, и я с трудом мог в полутьме различить выражение её лица. Я спрыгнул со сцены и направился к ней.

Присел на кресло перед ней, ощутив едва заметный аромат её духов — что-то невероятно воздушное, лёгкое, но в то же время, многослойное, обволакивающее и пьянящее. В названиях я не разбирался, но это точно была не «Красная Москва».

— Ну, как вам наш цирк, Полина Григорьевна? — я положил руки на спинку кресла, бросил весёлый взгляд.

— Вашим питомцам повезло, что у них такой руководитель, — совершенно неожиданно сказала она. — Классный.

Она сделала акцент на последнем слове, как это упоминается в переносном смысле. И я настолько опешил, что замер с открытым ртом, не в силах что-либо придумать в ответ. А женщина продолжила:

— У вас хороший лирический баритон, Олег Николаевич. Не поставленный, но сильный и приятный. Вы учились где-то?

— Я два класса учился в музыкальной школе. Потом бросил.

— Жаль.

— Вы будете играть главную роль?

— Нет, — я покачал головой. — Мэкки-ножа будет играть Гена Бессонов. Я староват для участия в школьном спектакле.

— Зря. Вы бы лучше смотрелись, и ваш спектакль заиграл совсем иными красками.

Мне показалось, что я ослышался. Но потом решил, что комиссарша узнала, что я — не простой учитель, а человек, у которого есть покровитель в обкоме партии. Но этот взгляд. Нет. В нём таилось нечто иное. Она смотрела, как женщина-вамп, которая включает всё обаяние, чтобы очаровать, завлечь в свои сети. И я чувствовал себя под этим чувственным взглядом неуютно. И тон её голоса изменился, стал томным, мягким. Если в учительской со мной разговаривала голодная тигрица, готовая сожрать, то сейчас это была кошечка, которая ласкалась у моих ног.

Но в то же время, я ощущал грусть в её глазах. Машинально включив все свои женские чары, она понимала, как всё бесполезно. Наверно, по выражению моего лица видела это. Я не люблю, когда меня больно кусают, а потом вылизывают мою рану.

— Олег Николаевич! — рядом оказалась Ксения. — Мы хотим сейчас финал пройти.

Полина Григорьевна метнула недовольный взгляд на девушку, оглядела её с ног до головы, глаза сузились, дрогнули нервно губы.

— Идите, Олег Николаевич, — холодно бросила она. — Ваши подопечные вас ждут.

Она выскользнула в проход между рядами, оправив юбку, которая очень тесно облегала бедра и ягодицы, явно, чтобы привлечь внимание к этой части её тела. Ушла той кокетливой, чувственной походкой, какой ходила Мэрилин Монро, делая шаг с лёгким провалом, чуть вращая бёдрами, одно зависало, делало небольшой круг, второе подхватывало движение, создавая эффект волны. И плечи её слегка покачивались в такт, создавая ритмичный, завораживающий танец. И когда она исчезла в проёме двери, я ещё целую вечность не мог прийти в себя от увиденного.

Глава 9

Я вернулся домой после репетиции в прекрасном расположении духа и возбуждённым, почти выбросив из головы смертельную угрозу, которая нависла надо мной. Решил просто делать всё, как раньше — спектакль, зимний поход, посещение обсерватории. И журнал! Как же, чертовски сильно хотелось, подержать в руках, полистать, пахнущий типографской краской настоящий журнал.