Испытание империи. Страница 6

Вонвальт терпеливо ее выслушал.

– У меня к вам одна просьба: поразмыслите немного, – ответил он.

Фон Остерлен нахмурилась.

– Поразмыслите, прошу вас. Представьте империю, где Клавер становится императором. Что, по-вашему, он сделает?

Маркграфиня на мгновение задумалась, но затем покачала головой, не желая продолжать этот разговор.

– Перебьет своих врагов, – подсказал сэр Радомир.

– Верно, – согласился Вонвальт. – В Сове пройдет большая чистка. Полагаю, будут перебиты члены бывшего Ордена Магистратов и все законники, преданные Императорскому Суду. Все, что имеет отношение к обеспечению общего права, будет упразднено и уничтожено. Дальше?

– Сенаторы, – сказала я.

– Сенаторы. Каждого Хаугената бросят в тюрьму, подвергнут пыткам и казнят. Каждый член Императорского дома, включая детей, будет предан мечу. Итак, оборвутся тысячи жизней, и это за первые несколько дней. После этого Клавер восстановит верховенство второй головы Аутуна – канонического права. Неманской церкви вернут былое могущество и – боги упаси – драэдические знания. И там, где прежде были Правосудия, появятся неманские инквизиторы. Вам известно, какое наказание предусмотрено каноническим правом для еретиков?

– Смерть, – ответила фон Остерлен.

– Сожжение, – поправил Вонвальт, – худшая из смертей. Вам известно, чем карается супружеская измена?

Фон Остерлен помотала головой.

– Обвиняемый лишается зрения. Воровство?

– Я поняла.

– Вору отрубают руку. Богохульство?

– Я же сказала, что поняла.

– Таким отрезают язык. Оскорбление священника?

Фон Остерлен промолчала.

– Конфискация жилья. Пропуск причастия? Конфискация скота. Прелюбодеяние до свадьбы? Таких следует утопить. И, – он указал на нее пальцем, – это коснется не только тех, кто преступит закон. Подумайте о своих правах. Что вам сейчас позволено? Согласно общему праву, вы можете ходить куда вам угодно, говорить что вам вздумается, выйти замуж за кого вы захотите. Вы можете есть и пить что вам хочется, оскорбить кого сочтете нужным оскорбить. Да, учение Немы – единственно признаваемая религия в Империи, но какое наказание вам грозит за ересь? Штраф, да и тот несущественный. Открыто признаваемая ересь наказывается костром, но любой Правосудие, из тех кого я знаю, приложит все усилия, чтобы избежать этого. Вы можете свободно заниматься своими делами, сознавая, что вы свободны по праву, и даже если вдруг совершите преступление, вашу виновность придется еще доказать. В большинстве случаев худшее, что может ждать вас, – это тюремное заключение. И так должно быть. – Он резко щелкнул пальцами, отчего фон Остерлен вздрогнула. – Все это будет забыто. В одночасье. Если то, что было до Аутуна, кажется вам скверным, подождите и увидите, что будет после него. И это при условии, что Клавер будет хотя бы придерживаться общепринятых норм канонического права, а не станет править исключительно по своей прихоти. «Остерегайтесь тирана, ибо он облачен в доспехи невежества».

– Да, – сказала фон Остерлен, – всякому человеку до́лжно подчиняться одним принципам и процедурам. Даже вам, сэр Конрад.

– Безусловно. Итак, я описал вам, что случится, если Клавер одержит верх, – и поверьте, это в лучшем случае. Какова же приемлемая цена, чтобы избежать этого?

– Я не законник. Мне кажется, вы можете изворачивать факты и аргументы в свою пользу, и многое в ваших устах станет правильным и честным.

– Я бы не был блюстителем закона, если бы не мог этого делать.

– Я серьезно.

– Как и я. Ну же, Северина, это важно.

Она закатила глаза и вздохнула.

– Я замерзла и устала. Заканчивайте свой урок, и я наконец лягу спать.

– Задумайтесь о принципах общего права. Подумайте о своих правах и свободах. Давайте представим на мгновение, будто сованцы вели свои завоевания с одной лишь целью – навязать общее право. Как по-вашему, Рейхскриг был приемлемой ценой за это?

– Тысячи погибли.

– Да, но еще больше осталось в живых. И теперь их жизнь лучше. И если смотреть в целом, от Рейхскрига выиграло больше людей, чем пострадало от него.

– Хорошо, пусть для вас это и аргумент. Многие с вами не согласились бы. В особенности из числа порабощенных.

– Не будьте же так упрямы, Северина. Подумайте хорошенько. Ведь истина в моих словах очевидна.

– И я не сомневаюсь, что вы в это верите.

Впервые за время этого разговора – если это можно было так назвать – я заметила, что Вонвальт теряет терпение.

– Теперь подумайте, какая у нас есть альтернатива. Абсолютная теократия под управлением фанатиков. Десятки, а может, сотни тысяч людей погибнут, если не больше. Мрачное, безрадостное будущее, в котором миллионы живут в страхе за свои жизни, в ужасе оттого, что малейшее нарушение может закончиться для них увечьем или смертью. Какую цену можно заплатить, чтобы избежать этого? Жизнь одного человека? Тысячи… десятка тысяч?

Северина фон Остерлен досадливо, даже театрально пожала плечами.

– Что вы хотите услышать от меня?

– Мне все равно, что вы скажете. Важно, чтобы вы поняли. – Вонвальт вытянул руку так, словно держал что-то между большим и указательным пальцами. – Не имеет значения, владею ли я драэдическими знаниями. Как не имеет значения смерть одного провинциального лорда. И жизни пятерых крестьян, зарубленных в большом зале. Я мог бы сжечь ту деревню дотла вместе со всеми ее жителями, и все равно это была бы приемлемая цена. Понимаете? Мы даже не приблизились к нижней границе допустимого в нашем стремлении помешать Клаверу взойти на трон. – Вонвальт глубоко вздохнул и глотнул эля из меха, после чего продолжил, глядя на огонь: – Порой мы вынуждены выйти за рамки закона, чтобы защитить этот самый закон. Вы правы, называя Клавера гнусным и вероломным человеком, но заблуждаетесь, утверждая, что я не лучше него. Я лучше. И всегда буду лучше. Клавер нарушает закон, дабы убедиться, что он так и останется растоптанным. Я же преступаю закон лишь затем, чтобы его можно было уберечь. Время высоких идеалов прошло. Впереди нас ждут лишь черные дела, и, если вы к этому не готовы, лучше уходите сейчас.

– Лучше умереть, служа закону, чем служить режиму, который им пренебрегает, – прошептала я.

– Бликс, – машинально пробормотал Вонвальт, перехватив мой взгляд.

Фон Остерлен покосилась на меня.

– Ты мне больше нравилась, пока молчала.

– То же самое можно сказать и про вас, – парировала я.

Сэр Радомир хмыкнул, потом захихикал и в конце концов засмеялся, и вскоре смеялись уже все, готовые ухватиться за любую возможность сбросить напряжение.

Вонвальт вздохнул.

– Спите. Я первым несу вахту. А завтра попытаемся выяснить судьбу Шестнадцатого легиона.

Мы с сэром Радомиром приближались к Моргарду, одетые как простолюдины. Полагаю, в то время мы таковыми и были.

Моргард, этот гигантский обсидианово-черный замок, возведенный среди утесов Северного моря, вздымался в серое рассветное небо. У его подножия раскинулось предместье, оживленные рыбацкие и торговые поселения, выросшие здесь вопреки всем имперским указам и запретам. Как бородавку невозможно свести раз и навсегда, так и маркграфы с течением поколений оставили всякие попытки избавиться от этих построек.

Было холодно и сыро, в воздухе стоял запах соли и рыбы, а над головой безумолчно кричали морские птицы. Обычно в гавани, где стояли на якоре боевые карраки громадного Имперского флота, был виден лес мачт. Но в тот день мы не заметили ни одной.

Мы старались идти с беззаботным видом людей, которым нечего скрывать, но, когда впереди показалось предместье, я ощутила волнение. Мы условились, что немного побродим по окрестностям, расспросим насчет соленой рыбы, будто хотим наладить поставки для одного купца в Сове. Однако на окраинах нам никто не попался, так что пришлось пройти дальше, чем мы собирались.

Только вот и там никого не оказалось.

– И куда все подевались, Казивар их забери? – пробормотал сэр Радомир, озираясь.