Испытание империи. Страница 5

У самой окраины нам на глаза попалось жалкое зрелище – почти затерявшееся в зарослях дрока старое святилище Немы. Алтарь просел, олений череп валялся на земле, и на камнях были видны лишь пятна расплавленного воска. Судя по обвивающим алтарь зарослям, за ним давно никто не ухаживал.

– Нужно сказать жителям, чтобы привели его в порядок, – сказала фон Остерлен.

Вонвальт окинул взглядом святилище.

– С чего это должно меня волновать? – проговорил он и погнал коня дальше по этим суровым, неприютным землям.

II

Перебирая варианты

Это был мой последний визит в Моргард.

Для меня это место всегда было олицетворением ужаса, продажности, предательства, насилия и смерти. Прежде здесь была вотчина маркграфа Вестенхольца, уже несколько месяцев как повешенного. Теперь же город находился под управлением коменданта до прибытия князя Гордана Кжосича, третьего императорского сына, и Шестнадцатого легиона.

Нам довелось повстречать князя Гордана на Баденском тракте, по пути в Сову, и он запомнился мне приятным человеком, не слишком озабоченным превратностями имперской политики. Князь должен был занять пост маркграфа Моргарда к наступлению лета, когда Северное море успокаивалось настолько, что пираты из северных королевств могли совершать набеги на побережье.

С тех пор поползли слухи, будто легион уничтожен и князя уже нет в живых. Впервые мы услышали об этом от сенатора Тимотеуша Янсена в тайном убежище хаунерской крепости Остерлен, но с тех пор мы слышали это едва ли не в каждом поселении, где бывали.

Легионы были окутаны некоей аурой таинственности. Конечно, такое убеждение активно насаждалось и культивировалось сованцами, но в этом не было нужды. Свидетельства их военной мощи находились повсюду. За свою жизнь я ни разу не слышала, чтобы имперский Легион был разбит. И до опрометчивого вторжения в Ковоск и распространения по всей территории Конфедерации черного пороха как орудия мятежей и саботажа едва ли нашлись бы сведения о сколь-нибудь значимом поражении Легиона за последние полвека.

На то было много причин, и я не вижу необходимости подробно останавливаться на этом. Подготовка, снаряжение, стратегия и тактика, как и фанатизм вкупе с недостатком слаженности и сплоченности со стороны многих противников – все играло свою роль. Вот почему в то время никто и помыслить не мог, чтобы Легион был разбит, и уж тем более уничтожен вплоть до последнего солдата. Но, как и во многих других сферах в Сованской Империи, превосходство Легионов шло на убыль. Черный порох находил все больше применения на боле боя, и сованцы, в отличие от своих врагов, не спешили его осваивать, преданные короткому мечу и отжившей свое тяжелой коннице.

Поэтому известие, будто Шестнадцатый легион не только не был уничтожен, но и благополучно прибыл в Моргард под предводительством князя Гордана, вызывало у нас смешанные чувства. Убеждение, что легионы были непобедимы, перекликалось с нашими собственными представлениями о естественном порядке вещей и поэтому служило странным утешением. А поскольку нашей целью все еще оставалось сохранение Империи – или хотя бы того законного мира, который она установила, – эта новость казалась благом.

Но в то же время в этом было что-то… странное. Многие из тех, кто от природы не отличался доверчивостью, признавали, что Легион разгромлен. Поэтому столь внезапный поворот воспринимался не как хорошая новость, а как нечто по сути своей неправильное и зловещее.

Во многом так оно и было.

И скоро я расскажу почему.

Мы приближались к Моргарду с юго-востока. Путешествие было долгим и трудным. Мы не могли передвигаться по хорошим дорогам, пролегавшим в этой части Хаунерсхайма, из страха быть обнаруженными и поэтому были вынуждены довольствоваться древними тропами, что вели через леса и болота этих необжитых земель.

Наконец мы вышли к побережью. В воздухе пахло солью, холодный ветер гулял по пескам и шелестел в сухой траве. Теперь нам не приходилось пробираться через лесные чащи и можно было двигаться быстрее, но мы оказались беззащитны перед пронизывающими порывами.

В пути мы по большей части молчали. Вонвальт, как и следовало ожидать, был мрачен и меланхоличен, а сэр Радомир зачастую пил до отупения. Я уже начала задумываться, почему он оставался с нами. Это был простой человек, для которого предпочтительнее блюсти закон в маленьком городке, нежели разбираться в политических интригах. Ночные кошмары и таинственные явления пугали его сильнее, чем он показывал. Но, как и Вонвальт, он воевал в Рейхскриге и на собственном опыте познал все ужасы войны. Возможно, бывший шериф держался из желания не допустить возвращения тех страшных дней. В конце концов, он был ревностным служителем закона, с моральными принципами такими же черно-белыми, как и сюрко фон Остерлен.

Что касается самой маркграфини, то я гадала, не сожалеет ли и она, что примкнула к Вонвальту. Я была этому только рада, поскольку фон Остерлен отличалась взвешенностью и прагматизмом, а кроме того умело сражалась. Но и она поддалась тому унынию, что охватило нас. Маштабность нашего дела могла ошеломить кого угодно, а маркграфиня была набожна и серьезно относилась к своей миссии в Зюденбурге.

Но при всем этом я не думала, что фон Остерлен покинет нас. Она сознавала, какая угроза исходила от Бартоломью Клавера. И хоть Империя Волка имела множество недостатков и была воздвигнута на костях и крови, едва ли приход к власти фанатичного тирана исправил бы положение.

– Каков ваш план? – спросила она, когда мы разбили лагерь в последний раз, прежде чем добраться до Моргарда. Мы расположились у края древнего и мрачного леса, в двух шагах от широкого, продуваемого всеми ветрами берега. Наши лошади, такие же несчастные, как и мы, осторожно щипали сухую траву.

– Приближаться следует осторожно, – ответил Вонвальт, лениво вороша костер палкой. – Наверное, лучше Хелене и сэру Радомиру сначала разведать обстановку. Они привлекут меньше внимания.

– И что нам искать? – спросила я.

– А ты как думаешь? Я хочу знать, действительно ли Шестнадцатый легион в городе.

– И как я узнаю?

– Их пять тысяч человек! – воскликнул Вонвальт. – Хорошо, если внутри поместилась хотя бы половина.

– Не обязательно говорить таким тоном.

– Да. Но я сказал.

– Нема, не будьте же таким хмурым козлом, – воскликнул сэр Радомир. – Это моя обязанность.

Мы невольно рассмеялись, но затем повисло молчание.

– Меня это все беспокоит, – проговорил наконец Вонвальт. – И потому я так раздражителен.

– Старый барон мог ошибиться. Уверена, это самое вероятное объяснение, – сказала фон Остерлен.

Вонвальт медленно покачал головой.

– Нет, он говорил правду или, в крайнем случае, думал, что говорит. До самого конца.

– «Конец» очень подходящее слово, – проворчала фон Остерлен. – У него не выдержало сердце, верно?

– Хм-м, – протянул Вонвальт.

– Вы сказали ему, что вы по-прежнему Правосудие.

На этот раз Вонвальт вскинул голову и посмотрел ей в глаза.

– Так и есть, я Правосудие.

– Нет, это не так. И хоть я не блюститель закона, но, насколько мне известно, противоречить вам – не преступление.

Вновь повисло молчание.

– Что ж, ладно. Я чувствую, вас что-то тревожит. Давайте разберемся с этим здесь и сейчас.

Фон Остерлен хмыкнула.

– У нас есть миссия, да, и притом важная, я это понимаю. Я доверилась вам, сэр Конрад, и это стоило мне репутации – и карьеры, осмелюсь добавить. Но будем откровенны: справедливо это или нет, но вы больше не агент Короны. И если мы хотим одолеть Клавера – а я согласна, что его замыслам нужно помешать, – то нам не следует прибегать к его методам. Клавер гнусный, вероломный человек и извращает учение Немы в свою пользу. Ни один человек, верный учению Немы, не стал бы поступать так же, как он. Пользуясь тайным драэдическими знаниями в своих целях – мало того, убивая людей с их помощью, – вы ничем не лучше Клавера. Вы ведете себя как разбойник. И я не могу этого терпеть.