Не отдавай меня ему (СИ). Страница 15

Душу жжёт ярким пламенем — это горит моя ярость и ненависть, которую я никогда к нему не испытывал. Я ведь носил его на руках, когда он был младенцем, но не вложил в него главного.

Заур посмел тронуть её, когда я велел ему забыть и оставить жену в покое. Прикоснуться к ней. Напугать. Угрожать ей и ребёнку.

Я кладу трубку и поворачиваюсь к заму. Его глаза округляются, когда он видит моё лицо.

— У меня срочное дело в городе. Ты остаёшься здесь. Решай все вопросы, я на связи.

Он пытается что-то сказать — о сроках, о подписании документов, — но я уже не слышу.

Домой я прилетаю рано утром. Меня встречают Арсен с Русланом и по дороге рассказывают, что случилось вчера и что удалось собрать на брата. И это шок. Не думал, что Заур настолько прогнил, настолько прогнулся и творит дичь. По-другому это не назовёшь. И теперь желание защитить Латифу, чтобы её не коснулась эта грязь, ещё сильнее.

Я вхожу в дом, и в нос ударяет запах молока и ароматных лепёшек, которые испекла Джала. Из кухни доносятся голоса девчонок. Больше всех слышно мою Аишу. Она рассказывает про школу — как всегда весела и беззаботна. Моё появление станет для них сюрпризом, поэтому я тихо подхожу к открытой двери и стучу по ней кулаком.

Дочь видит меня, вскакивает с визгом и летит ко мне в объятия.

— Папочка!

Я обнимаю её, целую в макушку.

— Ты же должен был вернуться послезавтра! — щебечет она.

— Закончил раньше, — коротко отвечаю я и перевожу взгляд на стоящую у стола Латифу.

Она улыбается мне. Улыбается, несмотря на случившееся, и это греет неспокойное сердце. В мыслях я останавливаю себя, в который раз твердя, что ей двадцать четыре, что она младше меня на целых девятнадцать лет. Но разум может говорить всё что угодно, а вот сердцу действительно не прикажешь.

Девушка, которую я два года не замечал, которая встречала меня в доме матери, подавала чай и коротко отвечала на вопросы, задаваемые скорее из вежливости, за последние недели стала моим наваждением. Будто я спал всё это время, а теперь проснулся и увидел её совсем в другом свете. Её неземную красоту, глубину в глазах, усталость и хрупкую обречённость.

— Джафар-бей, ассаляму алейкум, — приветствует Латифа, и мне нравится, как моё имя звучит на её устах.

— Валейкум ассалам, Латифа, — отвечаю я, и в этот миг происходит тот самый перелом. Не просто гнев за неё. Не просто желание защитить. Это что-то другое. Глубинное, животное, всепоглощающее. Волна острого, запретного влечения, от которого давит за грудиной.

— Как долетели?

— Хорошо. Устал.

Я смотрю на её бледное лицо, дрожащие губы, на длинные волосы и понимаю, что хочу забрать её себе. Я хочу чувствовать её кожу под своими пальцами, слышать её дыхание, знать, что она в моих объятиях и никто и никогда не посмеет причинить ей боль.

Это чувство накатывает с такой силой, что я едва не делаю шаг к ней. Оно жгучее, неконтролируемое. Я никогда ничего подобного не испытывал. Ни к кому.

— Джафар-джан, садись завтракать, — говорит Джала, и её голос возвращает меня в реальность.

— Да, Джала. Только сначала мне надо поговорить с тобой, Латифа. Идём в кабинет.

Вижу, как Латифа переглядывается с Джалой, и моя верная экономка одобрительно ей кивает.

Она проходит в кабинет за мной и закрывает дверь. Мы не садимся. Стоим посреди комнаты, напротив друг друга, в солнечных лучах, падающих из окна.

— Расскажи мне всё. Я должен знать, что было вчера.

И она рассказывает. Голос её сначала робкий, потом, по мере повествования, становится твёрже, но в нём звенят слёзы. Она говорит о его угрозах и о том, что он называл её моей шлюхой. Но больше всего Латифа боится за младшую сестру.

— Я чувствую себя такой виноватой, — шепчет она, и слёзы катятся по её щекам. — Из-за моих проблем Айсель может пострадать. Я не смогу этого пережить.

— Никто не пострадает, — мой голос звучит резко, потому что ярость снова поднимается во мне. Но я сдерживаю её ради неё. — Я всё решу. Ты слышишь меня? Я уже отдал распоряжения. Я обеспечу её безопасность.

— Почему вы возитесь со мной, Джафар-бей? — она поднимает на меня глаза, полные отчаяния, и её слова — это тихий крик измученной души. — Я такая обуза. Из-за меня вы поругались с семьёй, я приношу вам одни неприятности.

— Наоборот, Латифа. Ты открыла мне глаза на многое.

— Я так устала, Джафар-бей. Только в вашем доме мне спокойно, как нигде не было.

Это признание находит отклик в моём сердце. Все мои доводы о возрасте, о правилах, о приличиях рассыпаются в прах. Передо мной не сноха, не чужой человек. Передо мной женщина, которую я хочу… которая мне нужна.

— До суда осталось две недели. И я сделаю так, что он никогда больше не посмеет даже посмотреть в твою сторону. Я обещаю тебе это.

И тогда я вижу, как её плечи содрогаются от беззвучных рыданий. Я не думаю. Я просто беру её за руку и притягиваю к себе.

Латифа замирает на мгновение, а затем её тело обмякает, и она погружается в мои объятия, пряча лицо у меня на груди. Её слёзы горячими каплями просачиваются сквозь ткань моей рубашки. Одна моя ладонь лежит на её спине, другая гладит её волосы. Мелкая дрожь бежит по хрупкому телу. Шелковистые локоны пахнут жасмином, и я дурею от этого запаха, пробуждающего во мне инстинкт охотника.

Через несколько минут плач стихает. Латифа медленно, нерешительно отстраняется, вытирая лицо ладонями, смущённая своей слабостью.

— Простите, я не сдержалась…

Глава 20

Её слова повисли в воздухе — тихие, сломленные, полные стыда.

«Простите, я не сдержалась».

В них был такой надрыв, что мои собственные желания показались мне эгоистичными и грубыми. Да, я хотел её. До боли во всём теле, до сумасшествия. Но сейчас она — как раненый зверёк, и мой долг — не пугать её ещё больше, а дать опору.

— Тебе не за что извиняться, — отступаю на шаг, создавая между нами безопасную дистанцию. — Ты имеешь право на слёзы и гнев.

Она смотрит на меня с благодарностью.

— Что касается твоей сестры, — продолжаю я, заставляя себя говорить деловым тоном, — то забудь об этой проблеме. Мои люди уже работают. Они будут сопровождать её в школу и обратно, пока вся эта история с Зауром не будет закрыта. Ни одна волосинка не упадёт с её головы. Я тебе это обещаю.

Она слушает, затаив дыхание, и я вижу, как понемногу страх отступает.

— А с Зауром я поговорю сам. Лично. И это будет наш последний разговор.

— Спасибо вам, Джафар-бей, — кивает она. — Большое спасибо. Вы… вы не представляете… — она запнулась, подбирая слова. — Вы такой хороший, сильный человек. Пусть Аллах вознаградит вас за вашу доброту.

Эти слова, такие простые и чистые, тронули меня: одновременно согрели и ранили. Потому что я не такой уж «хороший». В этот момент я был мужчиной, который из последних сил сдерживает бушующую внутри страсть и желание.

— Иди, — мягко сказал я, указывая взглядом на дверь. — Всё будет хорошо.

Она ещё раз кивает и покидает кабинет, оставив за собой лишь лёгкий шлейф аромата жасмина и щемящее чувство пустоты.

Как только дверь закрывается, я подхожу к креслу и опускаюсь на него. Воздух с силой вырывается из моих лёгких. Всё моё тело напряжено, мышцы горят. Уперевшись локтем в подлокотник, сжимаю кулак и прижимаю к губам, стараясь заглушить эмоции.

Перед глазами стоит она — её испуганные глаза, дрожащие плечи и шелковистые волосы, которые она по моему разрешению уже не покрывает. И этот проклятый, сводящий с ума запах.

Как же я скучал по ней. Все эти дни вдали я думал о ней больше, чем о родной дочери. И это неправильно.

В тишине кабинета я медленно возвращаюсь к реальности, осознавая, что я не могу её касаться. Нельзя. Она — жена моего брата. Она ранена, напугана и доверяет мне. Переступить эту грань сейчас — значит уподобиться Зауру, использовать её уязвимость. Я должен быть её защитником, а не ещё одним источником боли и смятения.