Мой запретный форвард (СИ). Страница 2

Слишком красивый. Слишком наглый. Слишком уверенный, что весь мир обязан ему аплодировать.

Я видела его в спортивных новостях, в VK клипах, в спортивных подборках. Но вживую он раздражает в сто раз сильнее.

Я скидываю кроссовки, захлопываю дверь и падаю на кровать лицом в подушку.

Честное слово, я терпела их выходки. Крики, музыка, визг каких-то левых девок, которых тут не должно быть. В принципе, как и меня. В голове шумит от злости, от усталости и от того, что все опять идет не по плану.

И тут раздается стук в дверь. Я вскакиваю с кровати и открываю.

На пороге стоит Анисимов собственной персоной. Голый торс, улыбка, от которой нормальные девочки с ума сходят.

Че приперся? Задело, что девчонка щелкнула по носу?! Так я тебе сейчас еще преподам урок.

— Спокойной ночи, Терехова, — язвительно произносит он, опираясь на косяк. — Я решил, что тебе нужно кое-что знать.

— И что же? — выдыхаю я и скрещиваю руки на груди, голову держу гордо.

Он наклоняется чуть ближе, ощущаю запах мужского дезодоранта.

— Если ты думаешь, что сможешь здесь диктовать правила, — низким голосом говорит он, — ты не знаешь, с кем связалась.

А потом он уходит.

Ну-ну, это мы еще посмотрим!

Наутро в коридоре царит разруха: пустые бутылки, смятые стаканчики, пачки от чипсов и сухариков. Это что, бляха муха, презервативы? Ну, вообще с катушек слетели. Я, конечно, не ханжа. Но если папа узнает, что они тут устроили, то оторвет им всем головы. В этом я не сомневаюсь.

Все еще спят, комнаты раскрыты нараспашку, раздаются храпы.

Добро пожаловать в мою новую жизнь!

Нет, правда. Спасибо, пап.

Всю юность я провела на льду в Торонто, учась молчать, терпеть и гнуть спину за оценки, баллы, балет у станка. А теперь я в спортивном общежитии, где по полу катаются энергетики, а парни спорят, кто быстрее отожмется со штангой на груди.

И сосед через стенку не кто-нибудь, а Яр Анисимов.

Звезда. Проблема. Форвард с лицензией на хамство.

Слово «запрет» для него звучит как вызов. Я это поняла еще вчера, когда он стоял у моей двери с видом «ну что, Терехова, сдашься первая?».

Ага. Щас. Уже бегу, волосы назад!

— Все в порядке? — папа с интересом смотрит на меня за завтраком в спорткомплексе.

Он всегда такой: прямой, собранный и уверенный. В его мире нет места эмоциям, только графики, победы и дисциплина.

И я всегда была правильной. Но почему-то после разговора с Ярославом я начинаю хотеть делать неправильное.

— Все супер, — киваю я, ковыряясь вилкой в омлете. — Спасибо за комнату, шикарные соседи.

Он улыбается, не улавливая моего сарказма.

— Если бы ты предупредила заранее, что прилетишь, я бы снял тебе квартиру. Сейчас свободного времени мало, веду своих олухов к финалу.

Я понимающе киваю. Мое возвращение в Россию для всех стало неожиданностью.

— Ты ведь не собираешься снова тренироваться, Поля?

— Пап, только ты не начинай, а? — нервно бурчу я.

— Хорошо. Только держись подальше от хоккеистов. Они...

— Поверхностные, шумные и вечно травмируются?

— Именно, — он кивает. — У тебя другой путь.

Да, теперь у меня путь сидеть в аудитории ненавистного мне университета, глотать экономику и делать вид, что я не скучаю по льду.

И уж точно не тянуться к парню, от которого пахнет скоростью, потом и адреналином.

Позже я сижу в общей зоне общаги с ноутбуком. Пытаюсь разобраться в расписании, когда из лестничной площадки вываливается Анисимов.

Как всегда громкий, наглый, будто вся база – его личный каток.

— О, соседка, че такая хмурая? Не понравилась наша вечеринка? — Яр падает на диван рядом без приглашения.

— Извини, здесь место только для людей с интеллектом выше комнатной температуры.

Он смеется, откидывается назад.

— Я знал, что ты скучала. Просто не признаешься.

Я щелкаю по клавиатуре, не смотрю, не реагирую. А он не уходит.

— А вообще, ты не думала, что тебе пиздец как повезло? — продолжает он, рассуждая сам с собой. — Жить рядом со мной – это как бонус. Мотивация. Ты видела мой гол вчера?

— Да. Жаль, что с таким эго он поместился в ворота.

— Ууу, — он присвистывает. — Знаешь, ты, как гадюка. Скользкая, холодная и опасная, но мне такие нравятся.

Я перевожу на него хмурый взгляд.

— А ты, как банан. Надоедливый, быстро портящийся и везде лезешь.

Губы Анисимова растягиваются в довольной улыбке.

— Че, любишь баловаться с бананом? Так у меня есть кое-что получше. Природа дала мне джойстик для управления телочками, так почему им не воспользоваться? — он выгибает одну бровь.

Мой взгляд на секунду опускается на его пах.

— Прикидываешь сколько сантиметров?

— Я тебя читаю. Как предупреждение на сигаретной пачке.

— А может, ты просто боишься, что я тебе понравлюсь?

Я начинаю заливисто хохотать.

— Не льсти себе, Ярослав.

— Яр.

— Что?

— Зови меня Яр, крошка.

— Хорошо, Я-рос-лав!

Он недовольно цокает.

— Видимо, уже нравлюсь. Скоро будешь умолять меня: да, да, Яр, глубже! Еще глубже!

Я приоткрываю рот от шока, а этот самодовольный придурок встает и уходит, даже не посмотрев на меня.

И если он думает, что я одна из тех глупых фанаток, что ждут его за пределами катка, то он глубоко ошибается.

Я – не его игра.

Но если он настаивает, я сыграю.

Жестко. Холодно. И до последнего периода.

ГЛАВА 3.

Яр

Пятница, пять утра. Темень, как в заднице у носорога. На льду – мы.

Добро пожаловать в молодежку!

Если хочешь в ВХЛ, то забудь о сне, о еде и о позвоночнике.

(Прим. автора: ВХЛ – Высшая хоккейная лига).

Тренер сегодня в ударе, а когда он в ударе нам всем звездец.

— АНИСИМОВ! — орет Василич через лед, перевалившись через бортик. — Ты зачем в офсайд влетел, как дурак? Глаза еще не разлепил?

— Хотел удивить соперника нестандартным ходом, — отвечаю я, едва дыша.

— Я тебя сейчас удивлю, если еще раз забудешь, где синяя линия!

Поправляю шлем. Потею, хриплю, но молчу.

Сейчас на льду я не герой. Сейчас на льду я – раб.

Хоккей, он как улица. Если слабо стоишь на ногах, тебя снесут, поэтому я всегда стою твердо.

Мы катаем «двухсторонку»: красные против синих. Я сегодня за красных. Пашем так, что у меня икры сводит. Парни стонут, как старики. У кого-то кровь из губы, у кого-то уже из носа. Нормально. Обычное утро.

На скамейке сажусь рядом с Димоном. Тот с трудом держится на ногах.

— Убей меня, брат, — бурчит наш бессменный вратарь. — Это не тренировка, это геноцид.

— Если не сдох, значит, жив, — делаю резкий глоток прохладной воды — Все по плану.

Он выплевывает капу себе на ладонь.

— Не видел больше нашу новую соседку?

Я дергаю плечом.

— Не-а, а что?

— Переживаю, как бы тебя раньше финала из команды не выперли, — издевается друг.

— Не выпрут, — усмехаюсь я, стирая полотенцем пот со лба. — Такая стерва – это прям мое. Глаза у нее, конечно… черт. А ноги... вырезать бы и в рамку. А еще лучше закинуть бы их себе на плечи, пока буду засаживать ей по самые яйца.

— Ты долбанулся? — цокает Димон. — Это же дочь тренера. Нам бы ее обходить десятой дорогой.

— Вот именно. Запретный фрукт, брат. Самый вкусный.

— Это не фрукт. Это кактус. Колется везде.

— Не колется, а соблазняет, — я мечтательно закатываю глаза. — Я бы такой орешек расколол. Причем с наслаждением.

Друг постукивает пальцами по шлему.

— Орех у нее, конечно ого-го. Прям просится, чтобы…

— Эй, угомони свои таланты. А то будешь неделю чистить мой шмот, понял?

— Яр, без обид, — Димон вскидывает руки, сдаваясь. — Просто констатация факта. Я про характер девчонки.

— Ага, характер. Такой, что убить может взглядом.

Но я злюсь не на друга, а на то, что уже второй раз за утро думаю о ней. О том, как она стояла в дверях. Такая вся холодная, ровная, будто генерал в юбке. О том, как не повелась на мою фирменную ухмылку.