Император Пограничья 11 (СИ). Страница 44

Я выбрался из тайника на поверхность, унося с собой не просто вещи, а целую жизнь, прожитую без меня. Целую империю, построенную и потерянную. Все надежды и разочарования моей дочери. Теперь это часть меня. И я использую эти уроки, чтобы не повторить прежних ошибок.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая руины в золотистые тона. Я бродил среди обломков, сам не понимая, что ищу. Ноги сами несли меня от одного фундамента к другому, будто пытаясь восстановить план дворца.

И вдруг земля под ногами откликнулась. Не дрогнула физически — откликнулась на мою магию, словно узнала. Я остановился и прислушался внутренним чутьём. Глубоко внизу, на глубине нескольких метров, моя магия земли почувствовала металл. Серебро. Старое, потускневшее от времени, но всё ещё хранящее отпечаток знакомой энергии.

Опустившись на колени, приложил ладонь к траве. Закрыл глаза, позволяя магии проникнуть сквозь слои почвы и камня. Там, в глубине — каменный саркофаг. А внутри, на груди того, кто покоится в нём, лежит серебряная фибула. Я чувствовал каждую линию узора — ворон, расправивший крылья над копьём. Фамильная брошь правителей моего рода.

Это была могила Астрид. Земля сама привела меня к ней, откликнувшись на зов отца, ищущего дочь спустя тысячу лет. Простое захоронение, без памятников и мавзолеев — только камень, земля и фамильный знак, который она носила при жизни и унесла с собой в смерть.

Я положил обе ладони на землю, словно обнимая то, что не мог обнять:

— Астрид… это я. Не знаю, как это возможно, но я здесь. Читал твой дневник. Все твои записи.

Пришлось сделать паузу, сглотнуть ком в горле.

— Прости, что оставил тебя одну со всем этим кошмаром. Девятнадцать лет… — я покачал головой, чувствуя, как сжимается сердце. — Какой же ты была ещё девочкой. А пришлось стать императрицей, воином, судьёй.

Провёл ладонью по каменной плите, словно гладил по волосам.

— Ты справилась лучше, чем я мог надеяться. Лучше, чем справился бы я в твоём возрасте. Ты пишешь, что не смогла сохранить империю, но это неправда, солнышко. Ты сохранила главное — людей. Дала им время жить без страха перед Алчущими. Вырастить детей. Построить дома. Это важнее любых границ на карте. Твой труд не был напрасен.

Голос окреп, в нём появилась сталь.

— Я закончу то, что мы начали. Соберу земли воедино. Разберусь с угрозой Бездушных раз и навсегда. И солнце вновь воссияет над этим миром, избавив его от предательства, ненависти и страха. Это моё обещание тебе. Спи спокойно, моя девочка.

Я поднялся, в последний раз погладив землю над могилой. Никто не потревожит твой покой, Астрид. Ты заслужила его после всех битв и потерь.

— На Софийскую площадь, к вертолётной площадке, — сказал я через минуту, садясь в машину.

— Так это вы днём прилетели⁈ — встрепенулся водитель.

Вместо ответа я бросил:

— Поспеши. Оплачу по двойному тарифу.

— Как скажете, барин.

Машина тронулась, возвращаясь в город. Через двадцать минут мы подъехали к огороженной территории с посадочной площадкой. Мой вертолёт стоял в центре — Искандер Галиев уже прогревал двигатели, заметив наше приближение. В кабине меня дожидались встревоженные Гаврила, Евсей, Михаил и Ярослав. Ещё бы, пропал из-под бдительного ока охраны считай на целый день.

— Куда лететь? — спросил пилот, перекрикивая шум двигателей.

— В Смоленск.

Меня ждало интервью с Мариной Сорокиной. А после него — долгий путь к объединению раздробленной страны. Путь, который я начал тысячу лет назад и закончу в этой жизни.

Глава 16

Вертолёт мерно гудел, разрезая лопастями холодный воздух. Откинувшись на спинку кресла, я наблюдал за своими людьми. Евсей проверял магазины пистолета — методично, по третьему разу за полёт, хотя мы направлялись на дипломатическую миссию, а не на боевую операцию. Михаил дремал, привалившись к борту, его оттопыренные уши смешно торчали из-под скатанной на макушке балаклавы. Ярослав изучал карту Смоленского княжества, водя пальцем по дорогам и делая пометки в блокноте — видимо, прикидывал маршруты отхода на случай неприятностей.

А вот Гаврила… Гаврила сидел напротив с закрытыми глазами, но расслабленным его состояние назвать было нельзя. Веки подрагивали, словно под ними металась пойманная птица. Пальцы судорожно сжимали ремень безопасности — костяшки побелели от напряжения. На лбу выступил холодный пот, хотя в кабине было даже прохладно из-за работающей вентиляции.

— Гаврила, сними хоть бронежилет, — предложил Евсей, сидевший рядом. — Операция же закончена, можно расслабиться.

— Нормально всё, — отрезал тот, не открывая глаз.

Михаил попытался разрядить обстановку какой-то шуткой про смоленских девушек, но Гаврила лишь механически дёрнул уголком губ в подобии улыбки. Взгляд его, когда он на секунду приоткрыл глаза, был расфокусирован, будто смотрел сквозь борт вертолёта куда-то далеко.

Искандер Галиев резко изменил курс — попали в воздушную яму. Машину тряхнуло, и Гаврила вздрогнул всем телом. Рука молниеносно метнулась к поясу, где висела кобура, но остановилась на полпути. Он замер, тяжело дыша, потом медленно вернул руку на колено.

Я сделал мысленную зарубку — парень явно перенервничал. Возможно, сказывается усталость после операции в Алтынкале, где мы разнесли целую крепость. Или просто не привык к полётам — многие деревенские тяжело переносят вертолёт. В любом случае, стоит приглядеть за ним, но сейчас не время и не место для разговоров по душам.

— До цели через пять минут, — доложил Искандер через внутреннюю связь.

Я прильнул к иллюминатору. Смоленский Бастион разительно отличался от виденных мною Московского и Новгородского. Если Москва поражала имперским величием с её золотыми куполами и массивными крепостными стенами, а Новгород дышал купеческой основательностью с каменными особняками и складами вдоль реки, то Смоленск представлял собой причудливый сплав старого и нового.

Древняя крепостная стена, помнившая ещё допотопные времена, опоясывала исторический центр. Но за её пределами город расползался стеклянно-бетонными щупальцами современных кварталов. Высотки тянулись к небу, их фасады усеяны кристаллическими панелями и ретрансляторами. На крышах высились коммуникационные менгиры — каменные обелиски размером с человеческий рост, увенчанные гигантскими синими кристаллами Эссенции, пульсирующими в такт информационным потокам Эфирнета.

Везде мерцали магические иллюзии рекламы — призрачные образы товаров парили над улицами, светящиеся руны складывались в названия магазинов, а на стенах зданий проецировались движущиеся картины с новостными лентами.

Впрочем, одно роднило Смоленск с Москвой и Новгородом — тридцатиметровые внешние стены из бетона, усиленного магическими рунами. Они опоясывали весь город, создавая надёжный барьер против Бездушных. Каждые пятьдесят метров из стен торчали автоматические турели — стальные коробки с множественными стволами, готовые превратить в решето любую тварь, рискнувшую приблизиться.

Особенно выделялся деловой квартал на востоке — царство стекла и стали, где располагались офисы медиакорпораций, студии записи, лаборатории артефакторики. Именно там, в одной из башен, находился информационный канал «Содружество-24».

Я навёл справки во время полёта. Князь Илларион Фаддеевич Потёмкин считался негласным кукловодом в Содружестве именно благодаря контролю над информационными потоками. Смоленск при нём превратился в медиастолицу — здесь создавались новости, формировалось общественное мнение, разрабатывались новые способы коммуникации через Эфирнет.

Взять хотя бы Пульс — детище Антона Веригина, молодого гения артефакторики, которого Потёмкин вовремя заметил и профинансировал. Парень в двадцать три года создал революционную социальную сеть, а теперь его имя знает каждый пользователь сети от Москвы до Владивостока.

Теперь князь владел контрольным пакетом акций, а Пульс охватывал миллионы пользователей по всему Содружеству и ближнему зарубежью. Люди делились новостями, сплетнями, мнениями, даже не подозревая, что вся эта информация стекается в аналитические центры Смоленска.