Золотая лихорадка. Урал. 19 век (СИ). Страница 20

— Батюшки… святы… — прошептал Семён, и голос его сорвался. — Да тут… да тут…

— Больше, чем вся Прохорова артель дней за пять намывает, — закончил за него Петруха. Он говорил шепотом, будто боялся спугнуть видение. — А мы… за один день. Из пустой породы…

Он сделал шаг вперед, протянул руку, чтобы коснуться чуда, но Игнат, стоявший рядом, молча положил свою тяжелую ладонь ему на плечо. Петруха замер, как будто наткнулся на стену.

— Не трогать, — глухо произнес солдат.

Я взял таз обеими руками. Он был тяжелее, чем казался. Золото — металл коварный, плотный. Я подошел к ним, показывая каждому.

— Вот, — сказал я, и голос мой прозвучал в оглушительной тишине, как выстрел. — Вот ради чего мы строили чистый лагерь. Вот ради чего мы пьем кипяток. Вот ради чего мы работаем по часам, а не до гроба. Это — не удача. Это — порядок. И ум.

Я посмотрел на троих бывших артельщиков.

— Вспомните, сколько вы получали в поселке? Сколько золотников в день сдавали приказчику? А сколько он записывал вам в ведомость?

Они молчали, опустив головы. Эти воспоминания были унизительны.

— А теперь смотрите. Здесь, — я качнул таз, и солнце снова заиграло на золотом песке, — я думаю, не меньше чем грамм триста-четыреста. За один день. И это все — наше.

Слово «наше» подействовало, как удар. Они привыкли, что все, что они добывали, принадлежало хозяину. Приказчику, купцу — кому угодно, но не им. Мысль о том, что эта гора сокровищ принадлежит и им тоже, была настолько ошеломительной, что они не сразу смогли ее осознать.

— Так мы ж… мы ж теперь богачи, Андрей Петрович! — наконец выкрикнул Тимоха, и его крик разорвал оцепенение.

— Мы не богачи, — поправил я его, ставя таз на землю и накрывая его чистой тряпицей. — Мы — артель. И это только начало. Завтра мы намоем еще. И послезавтра. И с каждым днем мы будем становиться сильнее. Но помните: об этом золоте никто за пределами нашего лагеря не должен знать. Ни единая душа. Слово, вылетевшее отсюда, принесет за собой не богатство, а смерть. Понятно?

Они закивали так яростно, что, казалось, готовы были откусить себе языки. Страх перед приказчиком и Рябовым был все еще силен, но теперь к нему примешивался новый, куда более мощный стимул — страх потерять то, что они только что обрели.

— А теперь, — я выпрямился, отряхивая руки, — ужин. И спать. Завтра будет тяжелый день.

Вечером у костра царила непривычная атмосфера. Усталость была, но она была легкой, приятной. Люди ели уху, и на их лицах играли отблески пламени и отсветы будущего богатства. Они перешептывались, бросали на меня уважительные, почти благоговейные взгляды. Я больше не был для них чудным купцом. Я стал кем-то вроде колдуна, вождя, человека, который знает тайну.

Когда все улеглись, ко мне подошли трое. Игнат, Степан и Елизар. Мой военный совет. Мы отошли в сторону, подальше от спящих.

— Ну, командир, — первым заговорил Игнат, и в его голосе я впервые услышал что-то похожее на улыбку. — Теперь они твои. С потрохами. Скажешь им рыть землю зубами — будут рыть.

— Это не просто золото, Андрей Петрович, — подхватил Степан, и его глаза горели трезвым, расчетливым огнем. — Это власть. Чистая, концентрированная власть. С такими деньгами мы можем купить все. Инструмент. Провизию. Людей. Мы можем купить молчание урядника и даже самого Аникеева.

— Можем, — согласился я. — Но покупать — значит признавать их власть над нами. А я хочу такое, где мы будем сами себе хозяева.

— Сын мой, — заговорил Елизар, и его тихий, гулкий голос заставил нас замолчать. — Ты нашел великую жилу. Но чем богаче жила, тем больше хищников она привлекает. Дым вашего костра виден издалека, а слухи летят быстрее дыма. Скоро сюда придут гости. Незваные.

— Я знаю, отец, — ответил я, глядя в темноту, туда, где за стеной леса прятался поселок.

Глава 10

Я смотрел в темноту, туда, где за стеной леса прятался поселок, и слова Елизара гулким эхом отдавались в моей голове. «Скоро сюда придут гости. Незваные». Старик был прав. Успех первого дня был яркой вспышкой, но теперь, когда эйфория прошла, наступил холодный расчет. Наше маленькое золотое пятно на карте тайги было слишком ярким, чтобы его долго не замечали.

— Они придут, — глухо подтвердил я слова Елизара. — И будут бить в самое слабое место.

— В какое же? — напрягся Игнат, его рука легла на рукоять ножа. — Людей у нас мало.

— Не в людей, Игнат. Они ударят в наш порядок, — ответил я. — Посмотри на нас. Мы — горстка людей, у которых вдруг появились деньги. Что делает обычный старатель, намыв немного золота? Правильно, идет в кабак и пропивает его. Что делает артель, наткнувшись на жилу? Начинает рвать ее, забыв про сон и еду, пока половина не свалится от усталости и хворей. Они ждут, что мы поступим так же. Ждут, что мы передеремся из-за добычи, сопьемся, ослабнем. И тогда нас можно будет взять голыми руками.

Степан и Елизар молчали. Мои слова были не откровением, а констатацией жестокой правды их мира.

— Наша главная защита — не топоры и не ружья, которых у нас нет, — продолжил я. — Наша защита — это сытый, здоровый и трезвый работник. С завтрашнего дня мы начинаем жить так, будто уже готовимся к осаде.

На следующее утро, когда поляна наполнилась стуком топоров, я собрал всех. Мои артельщики, окрыленные вчерашним успехом, работали с лихорадочным рвением. Но это был порыв, эмоция. А мне нужна была система.

— С сегодняшнего дня обновляем порядок! — объявил я громко, и все уставились на меня в немом непонимании. — Шлюз будет работать без остановки, с утра до вечера. Две смены. Первая — с утра и до полудня. Вторая — с полудня и до вечера. Десять часов работы на человека, не больше. Будете меняться. С обязательными перерывами на отдых и еду. Степан составит график.

Повисла тишина. Они переглядывались, не понимая.

— Как это — десять часов? — первым нашелся Петруха. — Да нас приказчик за такую работу на смех бы поднял! Работать надо, пока светло!

— Приказчик поднимал бы на смех, потому что ему плевать, свалишься ты от усталости или нет. К нему на твое место завтра придет другой дурак, — отрезал я. — А мне не плевать. Мне нужен не измотанный за неделю каторжник, а сильный и здоровый работник, который и через месяц, и через год будет в строю. Уставший человек — плохой работник. Запомните это.

Затем я подозвал к себе жену Елизара, Марфу.

— Матушка Марфа, — обратился я к ней с поклоном. — С этого дня ты у нас главная по хозяйству. Твоя задача — чтобы в котле всегда был кипяток, а к обеду и ужину — горячая еда. Продуктами обеспечим. За твой труд — доля, как у любого старателя.

Женщина вспыхнула, опустила глаза, но в ее взгляде я увидел не только смущение, но и гордость. Елизар одобрительно крякнул. Я не просто дал ей работу. Я признал ее труд равным мужскому, старательскому. В этом мире это было немыслимо.

Артель загудела, как растревоженный улей. Но это был гул не протеста, а обсуждения. Мои правила ломали все их представления о жизни, но где-то в глубине души каждый из них чувствовал: в этом есть смысл.

Система заработала. Шлюз гремел с утра до вечера, увеличивая нашу добычу. Люди, работая меньше, успевали больше. А регулярная горячая еда и полноценный отдых творили чудеса. Через неделю моих артельщиков было не узнать. Исчезла землистая бледность с лиц, в движениях появилась уверенность. Они меньше кашляли, реже жаловались на боль в спине. Они начали смеяться. Этот звук, редкий гость в поселке, здесь, на нашей поляне, стал раздаваться все чаще.

Накопленное золото жгло мне руки. Это был наш капитал, наша кровь, и его нужно было пустить в дело. Я призвал к себе Игната. Мы отошли к ручью, где шум воды скрывал наш разговор. Я высыпал на кусок кожи примерно треть нашего запаса — увесистую горку сияющего песка.

— Твоя задача, Игнат. Пойдешь в поселок. Один.

Он кивнул, его лицо было непроницаемо.