Двадцать два несчастья (СИ). Страница 5

Я инстинктивно прижал ладонь к груди, где тревожно стучало больное сердце.

— Не дави на жалость, — скривился Марат, отворачиваясь. — Просто верни долг. Все эти сказки про здоровье я уже сто раз слышал.

— Сколько? — тихо спросил я.

— Тьфу ты! Даже не помнишь, сколько должен, тля! — Марат снова сплюнул, теперь мне под ноги, и прошел мимо, задев плечом. — Двадцатка с лихвой накапала!

Он скрылся за углом, оставив меня стоять под моросящим дождем с тяжелым камнем в груди.

Я развернулся и поплелся назад к подъезду. Заходить в магазин передумал. Денег, похоже, у бывшего Сереги нет, а значит, Светка ничего мне не даст. Да и смотреть в глаза людям, которых прежний владелец этого тела обманывал, было выше моих сил. Испанский стыд не выдумка. Мне реально сделалось и стыдно, и неловко, хотя вины моей тут не было.

Да и от разговора (а может, прогулки) резко ухудшилось самочувствие — каждый шаг давался с трудом, а в висках пульсировала тупая боль.

Домой вернулся на морально-волевых. От одной мысли о том, что нужно возвращаться в срач и дышать помоями, меня замутило. Однако отдышался, сдержал тошноту и поднялся к себе.

Первым делом схватил бутылку с «Белизной» и вылил почти половину в раковину. Мыть ее сейчас сил банально не было. Пусть пока дезинфицируется. Завтра разберусь.

Открыл окно на кухне настежь.

Немного подумал, сходил в комнату и там открыл тоже. В комнате сразу похолодало, зато вонь вроде как начала потихоньку улетучиваться.

Затем подхватил таз и его тоже вынес на мусорку.

Двойная «прогулка» немного привела меня в чувство. Хотя бы руки уже так не дрожали.

Дома первым делом вернулся в ванную. Стараясь не смотреть в сторону осклизлой посуды, подошел к покрытому ржавчиной, заляпанному умывальнику. Мыла нормального не было. Нашел огрызок хозяйственного и хорошо, до красной кожи, вымыл руки. Полотенце было настолько грязным, что вытираться об него не рискнул — побрезговал. Стряхнул воду так. Пусть на воздухе пока сохнут.

Затем вернулся в комнату и, морщась от отвращения, собрал замусоленное постельное белье и сунул его в стиральную машину.

Ну, как сунул — воткнул. Потому что машинка была переполнена до такой степени, что барахло оттуда вываливалось.

Это ж каким говнюком и лентяем нужно быть, чтобы даже не нажать на кнопку? Хотя, может, машинка и не работала. Но все равно, есть же прачечные и химчистки, в конце-то концов!

Вернулся на кухню. Где-то здесь у него должна быть соль. Или хотя бы сода. Надо насыпать на бумажки и разложить по комнате, чтобы впитались неприятные запахи. Окно-то на ночь придется закрыть, на улице холодно. А вот задохнуться от вони не хотелось бы. Да и неполезно дрянью всей этой дышать.

Конечно, «бабушкины» методы не панацея, но других вариантов под рукой все равно сейчас не было. А отмывать жилище я пока что физически не мог.

В дверь внезапно постучали. Я замер, не зная, стоит ли открывать. Стук повторился, более настойчиво.

— Сереженька, это я, Алла Викторовна. Открой, пожалуйста!

Я осторожно подошел к двери и отпер. На пороге стояла пожилая женщина лет шестидесяти пяти, с аккуратно уложенными седыми волосами и проницательными глазами.

— Опять всю ночь бухал? — без обиняков спросила она, окидывая меня критическим взглядом. — Весь дом ходуном ходил. Я уже думала участкового опять вызвать.

— Простите, Алла Викторовна, — пробормотал я покаянно. — Больше не повторится.

Она удивленно вскинула брови.

— Ого! Впервые от тебя такое слышу. Обычно орешь, что имеешь полное право делать в своей квартире что угодно. — Она прищурилась. — Сережа, ты нормально себя чувствуешь?

— Да, просто… тяжелый день на работе.

— Ясно. Ты бы закусывал хоть, когда пьешь. Совсем на себя не похож. — Она вдруг принюхалась. — А запаха нет. Ну… то есть есть, но явно несвежий. Вчерашний? Ты что, правда сейчас трезвый?

— Да, вполне.

— Чудеса. — Она покачала головой. — Ну ладно, тогда отдыхай. Только имей в виду, соседи снизу грозились пожаловаться участковому. Да и Гариповы тоже возмущаются. А Ахметовы вообще хотят петицию накатать и подписи собирать за твое выселение. Только ты им не говори, что я тебе все рассказала.

Я кивнул, не зная, что ответить. Судя по всему, прежний Серега был мастером портить отношения не только с коллегами, но и с соседями.

— И еще, — добавила женщина, — тебя опять какие-то придурки спрашивали вчера. Я сказала, что ты на дежурстве.

— Спасибо. — Я постарался изобразить благодарность. — Это… коллеги с работы, наверное.

— Ага, как же! — Она фыркнула. — Я сорок лет медсестрой отработала, таких вот «коллег» сразу вижу. Эти от какого-то Михалыча. Уж не того ли бандюгана? Будь осторожнее, Сереженька.

Она еще раз окинула меня пристальным взглядом, словно пытаясь что-то для себя решить, а потом вздохнула и скрылась за дверью своей квартиры.

Я вернулся в комнату, мысленно добавляя в список проблем еще и «неприятных придурков», которые меня разыскивают.

Оглядевшись по сторонам, снова осторожно сел на краешек кровати. Голова гудела от наплыва мыслей и эмоций. Если все, что сейчас происходит, — реальность, а не предсмертный бред угасающего сознания или галлюцинация, то судьба преподнесла мне странный и жестокий подарок.

Во-первых, необходимо прижиться в этом теле. «Вылепить» из куска жирного студня что-то нормальное. И желательно здоровое.

Во-вторых, раскопать прошлое моего казанского тезки. Нужно стать ментальным археологом, исследующим древние руины, слой за слоем, фрагмент за фрагментом, пока не проступит полная картина жизни, которую мне предстояло продолжить. Кем он был? Чем дышал? Кого любил? Что разрушило его некогда перспективную карьеру врача?

В-третьих, эта загадочная Система, возникшая перед глазами, словно футуристический дар свыше, — что она такое? Инопланетная технология, сбой мозга или нечто, связанное с самим феноменом моего переселения в чужое тело? Необходимо научиться управлять ею, понять ее возможности и ограничения, превратить из непонятного явления в надежный инструмент.

Тоже в-третьих, но чуть другое: понять, что нужно для того, чтобы активировать Систему не на 1%. Каких ресурсов ей не хватает? Была у меня теория, что из-за общей отвратительной выносливости тела, митохондриальной дисфункции, энергии не хватало как самому Сереге, так теперь и Системе.

В-четвертых, само тело, доставшееся мне, взывало о помощи на клеточном уровне. Каждый орган, каждая система находились на пределе возможностей. Сколько лет безалаберного отношения к собственному здоровью потребовалось, чтобы довести себя до такого состояния? И как мне теперь остановить этот стремительный бег… Хе-хе, Серега-то, похоже, если и мог сделать спринт, то только за пивком в ближайший магазин, да еще к могиле. На всех парах прям мчался, идиот. Самое удивительное, что я в своем шестидесятивосьмилетнем теле и то чувствовал себя намного бодрее! Бегал, гонял на велосипеде, ходил целыми днями по грибы или лазал по горам! А в отпуске и на доске по волнам серфил! А этот, прости господи, молодой человек? Рухлядь! И, что обидно, не генетика, а именно сам себя довел, кретин! Имбецил!

В-пятых, профессиональная катастрофа, в эпицентре которой я оказался, требовала немедленных действий. Три погибших пациента за месяц, комиссия министерства, волчьи взгляды коллег — сколько сил потребуется, чтобы повернуть эту ситуацию вспять?

И, наконец, что за «неприятные придурки» разыскивают меня… то есть этого Серегу?

Но самым главным было — выяснить, что там с моими родными? Настоящими родными! Теми, кто остался в Москве. Конечно, если я сейчас позвоню туда, меня, мягко говоря, не поймут. И будут правы — как я докажу, что жирный неудачник Серега Епиходов из Казани — это и есть их уважаемый и обожаемый Сергей Николаевич⁈

Но позвонить, узнать, ужас как хотелось! Интересно, когда мои похороны? Света уже прилетела из Австралии? А Виталий? Бедная моя Ирочка! Как ей будет тяжело все это вынести! Я очень надеюсь, что мои дети поддержат ее, а не как обычно!