Двадцать два несчастья (СИ). Страница 12

Мужчина слабо кивнул, его лицо исказила гримаса боли.

Через пять минут в палату вошел Михаил Петрович, а за ним — Эльвира.

— Что у тебя тут? — недовольно спросил он, просматривая карту.

Я кивнул на дверь. Михаил Петрович недовольно поморщился, но вышел вслед за мной.

— Острый панкреатит, подозрение на панкреонекроз, — тихо ответил я. — Нужна срочная операция.

Он внимательно посмотрел на меня, нахмурился и спросил:

— На основании чего такое заключение? В карте предварительный диагноз — язвенная болезнь.

— Локализация боли, симптом Мейо-Робсона положительный, тахикардия, повышение температуры. — Я перечислял симптомы как по учебнику. — И нет истории язвенной болезни.

Михаил Петрович задумчиво кивнул, затем вернулся в палату, подошел к пациенту и сам провел быстрый осмотр. После нескольких минут пальпации он выпрямился и кивнул:

— Похоже, ты прав. — Он повернулся к Эльвире. — Готовьте пациента к УЗИ, берите анализы, как сказал доктор Епиходов. И вызовите на консультацию хирурга из профильного отделения.

— Доктор, что со мной? — тревожно простонал мужик. — Я умру? Это рак, да?

— Все нормально. Обычные диагностические процедуры, — строго заверил его Михаил Петрович. — Не выдумывайте!

Когда мы вышли из палаты, Михаил Петрович остановил меня в коридоре:

— Если подтвердится панкреонекроз — ты только что спас человеку жизнь. — Он внимательно посмотрел мне в глаза. — Но, даже если так, будем считать, тебе повезло. Ты уж извини, но не верю, что ты, отправивший домой пациента с аппендицитом, приняв его за отравление, сейчас безошибочно обнаружил панкреатит на ранней стадии.

Я пожал плечами.

— Может, и угадал. Тогда давайте считать, что профессиональная чуйка сработала.

Михаил Петрович покачал головой.

— Чуйка. Ну-ну. Ты свои картежные замашки забудь здесь, понял? Тьфу…

К обеду УЗИ и анализы подтвердили мой диагноз. Амилаза была повышена в пять раз, на УЗИ четко визуализировались отечность поджелудочной железы и камни в желчном пузыре. Об этом сообщила Эльвира, задержавшись у меня за спиной чуть дольше, чем требовала рабочая необходимость.

— Странно, — неожиданно сказала она, изучающе глядя на меня. — О вас совсем другие вещи рассказывали.

— Какие же? — осторожно поинтересовался я.

— Нелицеприятные… — ответила она, подыскав слово. — Да, пожалуй, так. Слышала, что вы алкоголик, лентяй, лудоман и недалекий скандалист. — Она улыбнулась, словно вспомнив что-то забавное. — А сегодня вас как будто подменили. Собранный, сосредоточенный… и эта диагностика… Без ничего, просто по внешним признакам… Поразительно.

Я решил не комментировать ее наблюдения.

— Работа есть работа, — уклончиво ответил я. — Кстати, а кто консультировал пациента из четвертой палаты? Я хотел бы с ним поговорить о тактике лечения.

— Доктор Зарипов, — ответила Эльвира. — Но он уже ушел. Сказал, что полностью согласен с вашим диагнозом и назначениями. Пациента перевели в хирургию, будут готовить к операции.

— Зарипов? — переспросил я, вспомнив разговор в кабинете Харитонова.

— Да, Рамиль Фаритович. — Она понизила голос. — Между нами, сильно удивился, что диагноз поставили вы. Даже пошутил, что вы, наверное, проглотили медицинский справочник.

Значит, тот самый Рамиль. Ирония судьбы — именно он подтверждает мой диагноз. Тот, кто, по словам Харитонова, должен был занять мое место.

— А где он сейчас? — спросил я.

— Уехал по вызову. У него сегодня дежурство по санавиации. — Эльвира пристально посмотрела на меня. — Вы хотели с ним что-то обсудить?

— Да так, — я махнул рукой, — профессиональные вопросы.

В этот момент из-за угла коридора появилась миниатюрная молодая женщина в зеленой хирургической форме. Ее каштановые волосы были собраны в тугой пучок, а уверенный взгляд выдавал стальной характер. Она целенаправленно двигалась в нашу сторону.

— Опять вызвали? — спросила она Эльвиру, даже не взглянув в мою сторону. — Что на этот раз? Если еще один невнятный диагноз из неотложки…

— На этот раз все корректно, Диана Равильевна, — с легкой улыбкой перебила ее Эльвира. — Более того, у нас тут маленькое чудо — представляете, Сергей Николаевич диагностировал панкреонекроз на ранней стадии. Ваш пациент уже в хирургии, готовится к операции.

Женщина наконец посмотрела на меня. В ее карих глазах читалось плохо скрываемое удивление.

— Это же Епиходов? Тот самый Епиходов, который…

— Да-да, он самый. — Эльвира улыбнулась еще шире. — Поверьте, мы тоже удивлены не меньше вашего.

— Сергей Николаевич Епиходов. — Я протянул руку, решив перехватить инициативу. — Временно переведен в неотложку.

— Диана Шарипова, операционная сестра. — Она осторожно пожала мою руку, все еще с недоверием глядя в глаза. — Надеюсь, диагноз верный, — скептически приподняла она бровь. — А то операционную уже готовят.

— Диагноз подтвержден УЗИ и анализами, — ответил я спокойно. — А еще доктором Зариповым лично.

Она кивнула, но в ее взгляде явно читалось «поживем — увидим».

— В таком случае не смею вас задерживать. — Она развернулась к Эльвире. — Идем, нужно еще кое-что уточнить по оборудованию.

Они удалились, о чем-то тихо переговариваясь, а я остался стоять в коридоре, размышляя о том, как много еще людей в этой больнице считают меня — вернее, прежнего владельца этого тела — некомпетентным врачом.

Мои размышления прервала пожилая женщина в темно-синем халате и шапочке. Она активно орудовала шваброй, с усилием подтаскивая за собой увесистое ведро с водой. И уже через какую-то секунду оказалась рядом со мной:

— Мешаешь, — неприязненно проворчала она. — Уйди отседова!

— Извините, — чистосердечно сказал я и предложил, кивнув на ведро с грязной водой: — Давайте помогу вынести воду? Куда нести?

— Туды! — Она недоверчиво ткнула пальцем по направлению к санузлу, но от внезапной помощи отказываться не стала.

Я легко подхватил немаленькое ведро с грязной водой и понес выливать. Сердце застучало быстрее, я задышал чаще, но виду не подал. Суровая женщина посеменила следом.

— Спасибо, — свирепо буркнула она, когда я поставил пустое ведро на пол, и тотчас же схватила его в руки, словно опасаясь, что я могу на него покуситься и забрать себе.

Но я и в мыслях такого не держал. Чтобы развенчать ее подозрения, растянул губы в доброй улыбке и сказал:

— Меня Сергей зовут. Епиходов Сергей Николаевич. Буду тут у вас работать.

— А я — тетя Нина, — буркнула она в ответ.

— А по отчеству?

— Просто тетя Нина. — Слабая усмешка скользнула по ее морщинистым губам, и лицо стало еще больше похоже на печеное яблочко. — Молодая я еще, чтобы меня по отчеству мужики называли…

Я тихо засмеялся.

— А ты, значится, и есть тот самый Епиходов? — вдруг спросила она и прищурилась.

— Тот самый? — прищурился я.

— Агась, — проворчала она. — Все только о тебе и говорят.

— Видимо, знаменитость, — вздохнул я.

— Агась, — кивнула тетя Нина и вдруг хихикнула. — Как этот… который Джимми, Джимми, ача, ача…

Я засмеялся.

А когда вернулся в смотровую, меня ожидала новая пациентка — тощая женщина лет шестидесяти, с тревожным взглядом и мелкими локонами, завитыми как у барашка. Руки ее нервно теребили ручку потертой сумочки, а губы были сжаты в тонкую линию.

— Я доктор Епиходов. Что вас беспокоит? — спросил я, приготовившись записывать в карточку.

Женщина наклонилась ко мне через стол и заговорила горячим шепотом, беспокойно зыркая на входную дверь:

— Доктор, я вам сейчас скажу одну ужасную вещь! Я сошла с ума! У меня появились навязчивые мысли! — Она судорожно выдохнула, прижимая сумочку к груди, и продолжила еще тише: — Понимаете, я везде вижу жуков! Они везде, доктор! В углах, на стенах, в постели! Я уже не могу спать!

Пальцы ее побелели от напряжения на ручке сумки. Классическая тревожная пациентка — скорее всего, живет одна, слишком много времени на размышления.