Под зонтом Аделаиды. Страница 6

Снимок этот сделал некий Эжен Слабосиль (я не шучу!), нанятый печатным изданием под названием «М-ская газета». Фоторепортеры, освещающие подобные мероприятия – я говорю о рождественском представлении на городской площади, но это относится и к любым другим зрелищам, концертам или политическим митингам, – обычно делают фотографии двух типов. Они снимают само действо (тогда репортер находится среди зрителей и наводит объектив на сцену) или же публику (репортер, a contrario [5] , встает спиной к сцене и снимает зрителей, что дает представление об их количестве и реакции in vivo [6] ). Фотография, которую я в тот момент держала в руках, принадлежала ко второму типу.

На ней была запечатлена толпа – монолитная масса лиц, шапок, темных пальто, зонтов. Зонты, по счастью, были немногочисленны, ведь они обычно скрывают множество деталей. Низенькие зрители вставали на цыпочки, тянули шеи, силясь хоть что-то рассмотреть поверх голов впередистоящих; некоторые смотрели на сцену с полнейшим безразличием, а кто-то и вовсе устремил взор в ином направлении. Один мужчина, державший под локоток толстую старую тетку в седых кудряшках, тайком косился на юную деву с прямыми рыжими волосами (мы часто желаем того, чего у нас нет); другой нетерпеливо поглядывал на карманные часы.

И еще на фотографии было вот что: фрагмент, обведенный в кружок решительным взмахом пера. По самой что ни на есть случайной случайности репортер спустил затвор фотоаппарата в тот самый момент, когда убийца душил Розу Озёр. Посреди множества бледных лиц остались ее потерянный взгляд, широко открытые глаза под прямой челкой, искаженный в причудливом оскале рот. Но главное – на снимке были отлично видны две крупные черные руки, охватившие ее белую шею, как страшное колье из эбенового дерева.

Впервые в жизни я встретила Новый год в одиночестве, с бутылкой шампанского, обдумывая стратегию защиты своего клиента. Когда все было готово, я подала заявление о внеочередном разбирательстве в присутствии следственного судьи. И оно состоялось 7 января в исправительном суде города М.

– «Ходатайство о досудебном освобождении из-под стражи месье Мишеля Панданжила, задержанного по подозрению в убийстве Розы Озёр и содержащегося в следственном изоляторе города М.», – прочитал вслух судья Фредерик Ажа, и его густые черные брови сошлись на переносице. Он передал документ судебному заседателю Норберу Лорану, затем своему секретарю, Аделине Труйе, после чего вскинул на меня взгляд, в котором читались то ли скепсис, то ли ирония: – Мы вас слушаем.

Я взяла внушительных размеров чемодан, который сюда донес Клод, открыла его резким движением, и на пол хлынул разноцветный перчаточный дождь. Большинство перчаток были фирмы Бенуа Патриса (местного производителя этой продукции).

– Господа судьи, у ваших ног перчатки сотрудников данного исправительного суда, которые они по моей просьбе любезно согласились положить в этот чемодан. Я обошла все этажи здания. Здесь перчатки из дирекции и секретариата, а также те, что принадлежат некоторым вашим коллегам-судьям. В каждую я положила бумажку с именем владельца, чтобы вернуть им собственность после нашего заседания. В общем и целом вы видите перчатки почти всех, кто работает в этом суде. – Я наклонилась и подобрала две штуки. – Вот, пожалуйста, синяя перчатка. А эта – красная, из превосходной кожи, весьма элегантная. Как видите, черных больше, чем разноцветных, и принадлежат они, очевидно, мужчинам.

Судья Ажа, начинавший терять терпение, поинтересовался:

– К чему вы клоните, мэтр? Мы не на рынке, мы в суде, извольте вести себя подобающе, право слово!

– Я знаю, где мы, ваша честь, и уже перешла к сути вопроса. Погода в городе М. в последнее время холодная.

– Благодарствуем за метеосводку, мэтр, – раздраженно вмешался Норбер Лоран. – Но я не понимаю, как это относится к нашему делу.

Давайте дадим стороне защиты закончить демонстрацию доказательств, – подала голос секретарь суда, и, поскольку это никого не возмутило, было ясно, что здесь все привыкли к тому, что она позволяет себе высказывать свое мнение.

Я ей благодарно улыбнулась – похоже, у меня появился союзник в стане врага.

– В городе холодно, и вот к чему я это говорю, – продолжила я. – В чемодане было шестьдесят четыре пары перчаток. Это означает, что почти все работающие здесь носят перчатки на улице.

– Ну и молодцы! – фыркнул заседатель Лоран. – Папаша Патрис должен быть доволен, что у него выросли продажи…

Я достала из кармана пальто еще одну пару перчаток – яблочно-зеленую.

– Оригинальный цвет, не так ли? Родители подарили мне эти перчатки на Рождество несколько лет назад. Я их давно не ношу, привыкла, знаете ли, менять такие вещи, как… перчатки, простите за каламбур. Но они мне всё еще впору, и вчера я их снова надела ради, так сказать, весьма особого случая.

– Какого? – поинтересовался судья Ажа, который, видимо, почувствовал, что ему придется-таки поддержать этот утомительный разговор.

Я тщательно, палец за пальцем, натянула обе перчатки:

– Вчера у меня была встреча с моим клиентом в камере следственного изолятора М.

– И вы надели перчатки, потому что на улице было холодно, эка невидаль! – фыркнул Лоран.

– Меня сопровождал мой помощник Клод. – Я указала на ассистента, сидевшего у меня за спиной. – По моей просьбе он взял с собой фотоаппарат. И мы сделали вот этот снимок.

Я открыла картонную папку, достала оттуда три копии одной и той же фотографии и раздала их судье, заседателю и секретарю. Затем обвела их взглядом, внимательно наблюдая за реакцией.

– И что это за ерунда? – возмутился Лоран. – Шутить изволите?

– Это черно-белая фотография довольно плохого качества. Я позволила себе раскрасить на ней зеленым карандашом свои перчатки, которые казались белыми. Что вы видите, дамы и господа?

– Адвокат душит своего клиента, – констатировал судья Ажа, все сильнее злившийся из-за того, что его заставляют терять время на всякие глупости.

– Зеленые пальцы на шее месье Панданжила? – уточнила Аделина Труйе, заметив, что ответ ее начальника меня не удовлетворил.

– Это именно то, что я хотела от вас услышать, мадам, – кивнула я. – Зеленые пальцы на шее моего клиента. Вы отметили цвет, и это важная, определяющая деталь. Зеленые, сказали вы. Можно ли на этом основании сделать вывод, что месье Панданжила душит гигантская зеленая ящерица?

«Гигантская ящерица»! В исправительном суде еще долго будут это обсуждать в перерывах за чашечкой кофе. На всех этажах.

– Что за нелепица? – пробормотал Норбер Лоран себе под нос.

– Простите, я не расслышала. Не могли бы вы повторить?

– Я сказал: что за нелепица!

– Что именно?

– Ваша история про зеленую ящерицу, что же еще! – недовольно ответил он.

– А вы как думаете, господин судья? – обратилась я к Ажа. – Действительно ли ящерица душит месье Панданжила?

– Я все еще не понимаю, к чему вы клоните, мэтр.

Я показала им руки в зеленых перчатках и продолжила уже с совершенно серьезным видом:

– Как это полицейским не хватило ума – хотя бы капельки, крошечного проблеска – предположить, что убийца Розы Озёр был в перчатках? Да-да, господа судьи и мадам секретарь. Почему бы вам не допустить, что пальцы на шее жертвы, пальцы, которые нам пытаются выдать за черные, те самые пальцы, что запечатлены на фотографии, сделанной месье Слабосилем и послужившей поводом для заключения месье Панданжила под стражу, пальцы, якобы принадлежащие, по заявлениям правоохранителей, моему клиенту, на самом деле не черны, а белы? Что, если это руки белого человека в черных перчатках? Или в красных, ибо всем известно, что на черно-белой фотографии красный цвет становится черным. Так ли уж безумна моя версия? Двадцать пятого декабря было холодно. Логично предположить, что убийца был скорее в перчатках, нежели с голыми руками. Да, убийца Розы Озёр надел перчатки от Бенуа Патриса, так же, как вы, как большинство сотрудников этого исправительного суда и как многие жители нашего города, вероятно, поступили бы, если бы им надо было выйти на улицу в холодную погоду и, стоя на ледяном ветру смотреть представление под открытым небом. И уж наверняка так поступил бы тот, кто собирался убить молодую женщину и не хотел оставлять отпечатков пальцев!