Под зонтом Аделаиды. Страница 1

Ромен Пуэртолас

Под зонтом Аделаиды

Роман

Romain Puertolas

Sous le parapluie d'Adelai'de

© Павловская О. А., перевод на русский язык, 2022

© Editions Albin Michel-Paris 2022

© Издание. 000 Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025

© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2025

Большой город

Часть первая

Женщина

Скрип… скрип…

Аделаида вечно выбирает одну и ту же дорогу. Превратила прогулки в незыблемый ритуал. Выходя из дома, надзирательница сразу поворачивает направо, к Большекаменной аллее, затем налево, на улицу Почтовую. Заставную улицу она неизменно обходит стороной – там в это время года всегда гололедица и колесики скользят на тротуаре.

Скрип… скрип…

Базиль Бонито беспрекословно позволяет себя везти в коляске, хотя предпочел бы сейчас сидеть за рулем своего автомобиля. Сколько раз он яростно протестовал, когда ему не позволяли ехать самостоятельно, но надзирательница и слушать ничего не желала, с беспримерным нахальством отрывала его руки от руля, выволакивала подопечного из красного «ситроена» и усаживала в коляску, приговаривая: «Herr Basile, setzen Sie sich hierher!» («Герр Базиль, да сядьте же вы сюда!»). При этом она так гримасничала и столь бурно жестикулировала, что страшно было смотреть.

Сейчас Аделаида огибает обледеневший Дроздовый спуск – во избежание происшествий. Кстати, о происшествиях. Клетчатый плед, которым были укрыты слабые ноги Базиля, только что соскользнул на тротуар. Аделаида резко останавливается, подбирает плед, отряхивает его поскорее, пока не промок от снега, и водружает на место. Сам-то Базиль этого даже не замечает, он с головой ушел, погрузился, можно сказать, по самую макушку в изучение тонкой книжицы – ботанического справочника, всю раскрытую страницу которого занимает огромный первоцвет, Primula vulgaris.

Безумный марш-бросок возобновляется, коляска катит дальше.

Скрип… скрип…

Порой одно из колесиков попадает в выбоину, тогда Базиль Бонито охает, зажмуривается и сжимает кулаки. Фетровый картуз подпрыгивает на лысом черепе, угрожая слететь от тряски. Воистину за рулем собственной машины путешествовать было бы куда приятнее!

Вскоре они добираются до главной площади города М. и вливаются в толпу. Толстая немка Аделаида вовсю работает локтями, чтобы занять местечко получше. Без зазрения совести давит колесами ноги горожан на своем пути, горожане в ответ морщатся и возмущенно ойкают.

Скрип… скрип… ой!..

Базиля это развлекает. Толпа становится все плотнее – здесь собрались сотни людей, – и вскоре продвигаться вперед уже не представляется возможным.

Что поделаешь – Аделаида останавливается. Оттуда, где они оказались, и так открывается отличный вид.

Все с нетерпением ждут начала представления. Базиль наклоняется вперед, давая понять, что хочет немного пройтись, размять ноги – ему всегда некомфортно долго сидеть в этой дурацкой коляске. Но надзирательница не разрешает: слишком опасно, ведь он может поскользнуться на льду, упасть, и тогда его затопчут, да мало ли что еще. Однако, вместо того чтобы все это объяснить Базилю, она попросту опускает тяжелую пятерню ему на плечо, не позволяя встать, и сопровождает грубоватый жест окриком: «Herr Basile, bleiben Sie sitzen!» [1] , ибо изъясняется она исключительно в повелительном наклонении. Базиль ее не понимает, но не очень-то и хотелось.

Аделаида появилась в его доме три месяца назад. Она вошла, а вернее, вломилась в его жизнь и все три месяца за ним надзирала: всячески опекала, выгуливала, готовила ему еду, кормила и вечно на него орала, хотя Базиль не понимал ни единого ее слова. Не понимал он эту толстую тетку – и ладно, ему, в общем-то, было все равно. Зато он научился распознавать ее интонации, выражение глаз и лица – этого было вполне достаточно. Сочетание нахмуренных белобрысых бровей и воздетого указательного пальца означало угрозу; улыбка и ласковый тон (если, конечно, немецкий из самой что ни на есть баварской глубинки может в принципе звучать ласково) намекали на одобрение.

Иногда Базиль, не сдержавшись, отвечал ей на своем языке, но Аделаида его понимала не лучше, чем он ее. Она не знала французского, однако ей, похоже, нравились мелодичные звуки, которые подопечный произносил, стараясь что-то втолковать. История Базиля и Аделаиды была историей про столкновение двух миров, про одиночество вдвоем, про два сосуществующих молчания, нарушаемых словами, которые таят свой смысл от того, кому предназначены.

Но сейчас Базиль Бонито не протестует и остается смирно сидеть в коляске с накинутым на ноги пледом. Он чуть заметно дрожит, потому что на площади холодно. Будь у него зубы, они выбивали бы мелкую дробь. Его внимание теперь захвачено толпой, которая все прибывает, как вода, а точнее сказать, как масло, ибо оно более плотное, вязкое, тягучее. И эта масляная волна мало-помалу накрывает их, поглощает, делает частью себя, а потом вскипает магмой, где Базиль и Аделаида – живые органические клетки. Вокруг женщины в синих, красных, желтых платьях, мужчины в темных костюмах и с цигаркой в уголке рта, дети в пальтишках и лакированных туфлях, молодежь в модных жилетках, неряшливо одетая, с видом беспечным и развязным, – все пританцовывают на месте, дышат на стынущие пальцы, чтобы хоть немного согреться, а те, кто приехал на велосипедах, то и дело сигналят клаксонами от избытка чувств.

Настроение на площади праздничное. Люди смеются, громко переговариваются и ничего не ведают о драме, которая вот-вот разыграется здесь.

Лишь около полудня, когда толпа рассеялась, было найдено безжизненное тело Розы Озёр, лежавшее ничком на брусчатке.

Грегори Масон, вопреки ожиданиям, не оправдывал свою фамилию, ибо был он отнюдь не вольным каменщиком, а вовсе даже судмедэкспертом. Его-то, уже снискавшего себе грозную репутацию в расследовании многих нашумевших человекоубийств, и вызвали со всей поспешностью, чтобы пролить свет на это темное дело.

Несостоявшийся сыщик, доктор Масон употреблял изрядные способности к дедукции на пользу своему ремеслу, если не сказать наоборот. Согласно его заключению, смерть молодой женщины наступила между 11:30 и 12:00, то есть в период самого большого скопления людей на площади в центре города М., в разгар рождественского представления. Момент преступления случайно был запечатлен репортером местной газеты: в 11 часов 31 минуту в кадр попали руки убийцы (время подтверждают башенные часы на здании мэрии, она на дальнем плане). Сущая малость, одна-единственная минутка, она никак не могла оспорить мнение Грегори Масона, а он в своих выводах относительно времени смерти никогда не ошибался и на сей раз тоже оказался прав. Означенная погрешность в одну минуту легла еще одним кирпичиком в его репутацию светила судебной медицины, которую он прилежно выстраивал с каждым новым делом. Ему даже кличку присвоили по этому поводу, и месье Масон сам же посмеивался над ней в бистро. Угадаете с трех раз, что за кличка? А я скажу: доктор Ролекс.