Единение. Страница 9

Разговаривал и брезгливо смотрел на нее не командир «Волопаса», потому мнемограф, скорее всего, не даст ничего. Нужно найти того, с кем она разговаривала, во-первых, и разобраться со странным поведением разума корабля, во-вторых. А поведение более чем странное, потому что так не бывает. О! А чем объяснено опоздание рейсового? Это я забыл выяснить. Кстати, какой разум на рейсовом? Тоже надо учесть.

Вот что интересно… А как сумели творца-то обмануть? По идее, Вика должна ложь чувствовать, а раз не почувствовала, значит, не было лжи. Или же кто-то научился обманывать дары. Это тоже так себе новость, потому что поднимет на уши совершенно всех. Опасность такого уровня – это опасность для всех разумных, насколько я понимаю. Вот и искомый кабинет.

– Разрешите? – для проформы интересуюсь я.

– Заходи, лейтенант Синицын, – улыбается мне товарищ Феоктистов. – И девушку заводи.

– Здрасьте, – тихо здоровается Вика, вмиг заробев.

– Садитесь, – командует мне глава «Щита», но, увидев мой жест, продолжать не спешит. – Что сказать хотел?

– Можно весь экипаж «Волопаса» на экран? – интересуюсь я. – Полностью всех.

– Можно, – ничуть не удивившись, кивает он.

Вика смотрит на меня с удивлением, но я успокаивающе улыбаюсь ей, не желая предупреждать заранее. Мне нужно найти именно того «командира корабля», с которым она говорила. Товарищ Феоктистов, вероятно, и не понимает сразу, но ему явно любопытно, о таком его еще не просили.

– Сейчас посмотрим, – объясняю я Вике. – И ты покажешь нам командира «Волопаса», с которым ты говорила, хорошо?

– Хорошо, – сразу же кивает девушка, совершенно точно не понявшая, для чего я это делаю, а вот с тревогой взглянувший на меня Игорь Валерьевич уже все понял.

На экране появляются лица – начиная с командира корабля, которого Вика уже ожидаемо не узнает. Товарищ Феоктистов становится серьезнее, он понимает, почему я попросил именно его. Тут у нас возможные проблемы с квазиживым, чего не было очень уж давно. Но «не было» совсем не то же самое, что «не может быть». Так что мы внимательно отсматриваем изображения, но Вика никого не узнает, что еще интереснее. Спустя полчаса я уже и сам думаю, что мнемограмма будет хорошим решением, но тут мне в голову приходит еще одна мысль.

– А степень осознания у «Волопаса» полная? – интересуюсь я.

– Полная, но недавняя, – отвечает товарищ Феоктистов. – Думаешь, детство?

– Думаю, обман, – коротко произношу я. – Прикомандированные там есть?

– Стажеры только, – Игорь Валерьевич задумчив, но все же что-то переключает, и тут Вика вскрикивает.

– Вот же он! Это командир «Волопаса» Вячеслав Игоревич! – показывает она пальцем в экран.

– Сюрприз, – констатирует товарищ Феоктистов. – Петров! Задержать курсанта Еременко, проходившего летную практику на «Волопасе», доставить ко мне. Квазиживых воспитателей разума «Волопаса» доставить ко мне.

– Это не командир «Волопаса»? – удивляется Вика, явно готовясь опять заплакать, поэтому я ее обнимаю и негромко успокаиваю.

– Нет, моя хорошая, – говорю я ей. – Как он тебе представился?

– Он не представился, – качает она головой. – Мне разум корабля сказал, что там командирская каюта, а…

– Остальное ты додумала сама, – кивает Игорь Валерьевич. – Теперь нужно узнать мотив, и в целом дело раскрыто.

– А как объяснена была задержка рейсового? – интересуюсь я, потому что этот вопрос еще меня беспокоит.

– Ложным срабатыванием приоритетного прохода, – товарищ Феоктистов хмур. – Но раз в доле был разум, то это с его позиции довольно просто организовать.

– Но за что? Что я ему сделала? – удивляется Вика.

– Разберемся, – усмехается глава «Щита».

Тут дверь открывается, что я вижу краем глаза, разворачиваясь ко входу, чтобы отреагировать на возможную опасность. Но там лишь трое щитоносцев и «командир звездолета», при виде которого девушка ахает. Юноша с отметками курсанта-стажера на шевронах видит Вику, явственно испугавшись, это-то и я даже чувствую. Интересно совсем…

– Курсант Еременко, – насмешливо смотрит на вошедшего товарищ Феоктистов. – Вы подозреваетесь в действиях, несущих потенциальную опасность разумным, код три единицы. Это достаточный повод для мнемографа. Прежде чем мы приступим к сканированию, у вас есть возможность признаться.

Мне не нравится, как курсант смотрит на Вику, совсем не нравится. Хочется дать ему в… лицо, при этом я с трудом держу себя в руках. Но тут он начинает вдруг кричать о том, что таким, как она, вообще не место среди разумных, что такое поведение только у очень нехороших особей встречается, а я разворачиваюсь к девушке, сразу же прижав ее к себе. Курсанту затыкают рот, куда-то уведя, а ничего не понимающая Вика горько плачет. Я беру котенка на руки, глажу ее, пытаюсь успокоить, понимая: здесь что-то совсем не так, а у нее истерика буквально, поэтому я протягиваю руку в сторону распределителя медикаментов, почти сразу же получив стаканчик, который девушке и спаиваю.

– Это что было-то? – удивляюсь я.

– Психиатр разберется, – хмыкает товарищ Феоктистов. – Вот туда иди.

Он показывает мне рукой на небольшую дверцу в стене. Кивнув, я с Викой на руках отправляюсь туда. Учитывая, что тут только кровать в наличии, это комната отдыха главы «Щита». Он прав: мне Вику успокоить нужно, а ее трясет всю, и поскуливает она еще очень жалобно, что для ка-энин нехорошим признаком является. Вылизать я ее не могу – у меня язык иначе устроен, но вот погладить… И я глажу ее, рассказываю, какое она чудо, очень хорошая девочка, как она мне дорога. Слова сами срываются с языка, и Вика начинает успокаиваться.

Сейчас я думаю не о том, что сделаю с тем курсантом, а только об этом котенке, которого оскорбили на пустом месте, причем я не понимаю, чем вызвана агрессия курсанта. Я вообще, честно говоря, ничего не понимаю.

Успокоить меня удается не сразу, потому что от злых, грубых слов, буквально пропитанных ненавистью, я совершенно теряюсь. Я не понимаю, за что он меня так, ведь я ничего плохого не делала, совсем-совсем. А в это время со мной рядом Д’Бол. Он меня успокаивает, гладит, прямо, как папа, или даже как мама, и не отходит ни на шаг, обещая сделать с курсантом что-то такое, что и Вэйгу потом не соберет. Попытавшись представить травмы, с которыми не справится медицинский разум, я прекращаю плакать. Я же доктор… Ну, почти…

– Синицын, как девочка? – интересуется товарищ Феоктистов, но почему-то через коммуникатор.

– Мы уже почти не плачем, – я просто замираю от ласки, в его голосе прозвучавшей.

– Ага, ну тогда тащи ее сюда, – хмыкает голос главы «Щита», и я оказываюсь в воздухе.

Он меня держит в руках, но при этом мне почему-то совсем не хочется, чтобы он меня отпускал, хотя я же взрослая уже! Д’Бол такой ласковый, что просто не хочется, и все. Я, наверное, в него влюблюсь, потому что он не такой, как другие. Совсем на красоту не смотрит, а будто бы в душу прямо. И заботится, просто как родители, а так ко мне никто не относился в Академии Медицины. Значит, он особенный…

И вот Д’Бол вносит меня в кабинет, очень бережно на стул усаживая, а я ойкаю, увидев двоих… Кажется, это квазиживые, у них лица такие… идеальные, а это только у квазиживых бывает. При этом они, судя по всему, что-то рассказывали или только собираются, потому что поза характерная – ожидания. Я сосредотачиваюсь, но Д’Бол все равно меня обнимает, отчего мне легче почему-то.

– Прошу, – кивает товарищ Феоктистов квазиживым.

– При общении с квазиживыми, даже в период до осознания себя, требуется вежливость, – начинает один из них с прописных истин. – Вежливость и принятие как разумного существа.

– Вы хотите сказать… – Д’Бол даже рот от удивления приоткрывает, демонстрируя, почему его зубастиком зовут.

– Командир «Волопаса» по какой-то причине пренебрег этим правилом, – вздыхает квазиживая, – обидев его, но самоосознание с этой обиды и началось. Нам удалось блокировать область принятия решений, однако…