Проклятый Лекарь. Том 6 (СИ). Страница 5

— Побочный эффект ритуала. Кровная магия лечит порезы, через которые проводится.

— Удобно. А есть еще какие-то эффекты?

— Никаких. Живите как жили. Просто не пытайтесь никому рассказать о моих методах.

— А если случайно проговорюсь? Во сне, например? Или под наркозом?

— Не сможете. Магия блокирует даже неосознанные попытки. Это как рефлекс — автоматическая защита.

— То есть я теперь… заколдован?

— Вы под магической защитой. Это разные вещи.

Сомов сел на стул, потирая виски:

— Голова кружится. Это нормально?

— Абсолютно. Организм адаптируется к чужеродной магии. Через час пройдет.

На самом деле головокружение — это реакция на некромантическую энергию. Живые плохо переносят энергию смерти. Но ничего, привыкнет. Или помрет.

Хотя на самом деле доза слишком мала для летального исхода.

— Так, — Сомов попытался взять себя в руки. — Клятва принесена. Теперь выкладывайте план. Как будем лечить Громова?

— Всему свое время, Петр Александрович. Сначала нужно подготовить почву.

— В смысле? — нахмурился он.

— В смысле — убрать лишних свидетелей и призвать нужного.

— Кого призвать?

— Доктора Волконского.

Эффект был как от удара молнии. Сомов подскочил со стула:

— Вы хотите подставить Волконского⁈

— Нет. В первую очередь я хочу спасти пациента. А Волконского нужно проверить, вот и все.

— Но это же… это же подстава!

— Это прагматизм. Он хочет вашу должность, вы знаете это. Рано или поздно он бы вас подсидел. Я просто ускоряю процесс. В другом направлении.

— Но как? Он же не некромант!

— А кто сказал, что нужен настоящий некромант? Достаточно видимости. Если что-то пойдет не так, мы импровизируем. Но если ничего не делать — Громов точно умрет, а инквизиция начнет копать. И докопается до чего-нибудь. У вас же наверняка есть грешки?

— У кого их нет…

— Вот именно. Так что — вызываете Волконского или нет?

— А что я ему скажу? «Приходи, мы тебя подставим»? — застонал Сомов.

Вот же неугомонный.

— Скажете, что нужна срочная консультация по сложному случаю. Что обычные методы не работают. Что нужен свежий взгляд.

— Он не поверит. Подумает, что ловушка.

— А вы добавьте, что Пирогов расписался в собственном бессилии. Что признал свою некомпетентность. Он прибежит как ошпаренный — шанс унизить меня публично он не упустит.

— Вы правда готовы унизиться ради плана?

— Я готов на все ради результата. Гордость — роскошь, которую я не могу себе позволить.

На самом деле мне плевать на мнение Волконского. Пусть думает что угодно. Мертвые не думают вообще, а он скоро присоединится к их числу. Фигурально выражаясь, конечно. Инквизиторская тюрьма — это почти то же самое, что могила.

Сомов подошел к телефонному аппарату на стене и нажал на кнопки, вызывая коммутатор:

— Алло? Диагностическое? Дайте трубку доктору Волконскому. Да, прямо сейчас. Неважно, что он занят. Это приказ главврача!

Снова пауза. Потом голос Сомова стал более официальным:

— Михаил Сергеевич? Да, это Сомов. У нас чрезвычайная ситуация. Пациент Громов, палата сорок три, интенсивная терапия. Астральные паразиты высшего порядка.

Из трубки донеслось что-то неразборчивое.

— Да, те самые. Мы провели коллективную диагностику, но с лечением проблемы. Никто не может справиться. Даже… — Сомов покосился на меня, — даже доктор Пирогов признал свое бессилие.

Из трубки донесся громкий смех.

— Да, вы правильно услышали. Пирогов расписался в некомпетентности. Говорит, что только вы можете помочь. Что вы лучший диагност клиники.

Еще что-то неразборчивое, но тон был явно довольным.

— Немедленно, Михаил Сергеевич. Каждая минута на счету. Пациент умирает.

Он положил трубку:

— Идет. Точнее, бежит. Никогда не слышал, чтобы он так радовался.

— Отлично. Теперь нужно подготовить сцену. Идемте в палату, — кивнул я.

Мы вышли из ординаторской и направились к палате интенсивной терапии. По коридору сновали медсестры с подносами лекарств, санитары катили каталки, пациенты в полосатых пижамах прогуливались, держась за стены.

Обычная больничная суета. Никто не подозревает, что через час тут развернется спектакль с участием инквизиции. Хотя нет — одна медсестра посмотрела на нас странно. Или мне показалось?

Палата интенсивной терапии номер сорок три встретила нас гвалтом — четыре врача одновременно спорили о методах лечения, перекрикивая друг друга.

Доктор Мелихов размахивал руками:

— Я утверждаю огненное прижигание! Направленный термический импульс температурой триста градусов прямо в область митрального клапана!

— Вы предлагаете сварить сердце пациента⁈ — возражала доктор Василевская, худая как жердь инфекционистка с вечно поджатыми губами. — Миокард денатурирует при температуре шестьдесят градусов! Триста — это мгновенная смерть!

— Локальное воздействие! Точечное! Только на паразитов!

— А как вы отделите паразитов от здоровой ткани⁈ Они же внедрились в створки клапана!

Профессор Марков покачал головой:

— Коллеги, вы оба предлагаете убить пациента. Просто разными способами. Огнем или льдом — результат один.

— А что предлагаете вы, Иван Степанович? — язвительно спросила Василевская.

— Химическую атаку! Ввести коктейль антипаразитарных препаратов прямо в коронарные артерии!

— Каких именно?

— Метронидазол — двести миллиграммов, альбендазол — четыреста, празиквантел — шестьсот, ивермектин — двенадцать!

— Это же лошадиная доза! Печень откажет за час!

— ВСЕ ВОН! — рявкнул Сомов с порога.

Врачи обернулись, ошарашенные:

— Петр Александрович?

— Вы слышали. Покиньте палату. Немедленно. Все.

— Но мы же обсуждаем лечение! — возмутился Мелихов.

И не придумали ничего нового по сути за время нашего отсутствия.

— Обсуждайте в ординаторской. Здесь будет проводиться особая процедура, — отдал распоряжение Сомов.

— Какая процедура? — спросила Василевская.

— Экспериментальная. Секретная. С участием приглашенного специалиста.

— Кого именно? — не унималась Василевская.

— Да не ваше дело. Выходите!

Обиженные и злые, врачи нехотя потянулись к выходу. Мелихов бормотал что-то про «бюрократический террор», Василевская качала головой, Марков молчал, но его взгляд говорил красноречивее слов.

Когда палата опустела, я запер дверь изнутри и подошел к пациенту.

Громов лежал без сознания. Времени у нас минут двадцать, максимум тридцать. Нужно действовать быстро, пока не пришел Волконский и не вернулся Стрельцов.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Сомов, нервно поглядывая на дверь.

— Создавать оружие против паразитов.

— Какое оружие? У нас нет времени что-то изобретать!

— У нас есть я. И мои новые способности, — улыбнулся я.

А затем положил руку на лоб Громова и влил небольшую порцию смешанной энергии — целительской с примесью некромантии. Усыпляющее заклинание второго круга, усиленное энергией смерти. Пациент погрузился в состояние, близкое к анабиозу — замедлению жизненных процессов. Дыхание упало до четырех вдохов в минуту, пульс до тридцати.

— Он что, умирает⁈ — испугался Сомов.

— Он спит. Глубоко спит. На грани комы.

— Зачем?

— Чтобы не мешал. И чтобы организм тратил меньше энергии. Это даст нам дополнительное время.

Активировал некромантское зрение на полную мощность. Мир окрасился в оттенки серого, живое засветилось тёплыми тонами, мёртвое — холодными.

Сердце Громова выглядело как поле боя. Тысячи астральных паразитов копошились на створках митрального клапана, прогрызая ходы в живой ткани. Матка — черная пульсирующая масса размером с грецкий орех — готовилась к финальному выбросу.

Прямая атака не сработает — слишком много паразитов. Но что, если… Да, это может сработать!

Сосредоточился, собирая энергию в ладонях. Но не обычную целительскую или некромантическую, а их сплав. Нити жизни переплетались с нитями смерти, создавая серебристую ткань новой силы.