Эпоха Титана 2 (СИ). Страница 29

Последняя фраза прозвучала с нажимом. Я видел, как Патрушев побледнел, как лицо из красного стало почти серым.

— Василиса Игоревна попыталась его успокоить, — продолжил ловец. — Говорила нормально, без крика. Мол, давай разберёмся, давай всё обсудим. Она же… — запнулся, подбирая слова, — она же всегда так. Сначала пытается по-хорошему.

Кто-то из охранников фыркнул. Видимо, у него был другой опыт общения с Мамонтовой.

— Он давай стрелять, — голос Олега стал тише. — Просто открыл огонь. С близкого расстояния. Ранил её. — Паренёк снова посмотрел на кушетку, быстро отвернулся. — И тогда она применила магию. В ответ. Защищалась. Он пытался её убить, нас убить… Тогда она…

Не закончил фразу. Не нужно было. Все всё поняли.

— Мамонтова пыталась кого-то успокоить? — Патрушев попытался перевести тему, нервно хихикнул. — Да вы издеваетесь! Она же…

— Евгений Игоревич! — рявкнул Борис Матросов.

Голос прогремел как выстрел. Все вздрогнули — даже охранники. Матросов шагнул вперёд, и я увидел, как напряглось всё его тело, как сжались кулаки.

— Вот до чего довело ваше бездействие! — Борис почти кричал теперь, тыкая пальцем в грудь главы корпуса. — Сколько я вам писал про Пузатова⁈ Сколько рапортов, жалоб, докладных⁈ Сколько Мамонтова писала⁈ А вы всё игнорировали, отмахивались, говорили — разберёмся, подождите, не время…

— Я⁈ — Патрушев покраснел так, что, казалось, сейчас лопнет. Схватился за сердце, зажал грудь ладонью. — Я виноват⁈ Вы обвиняете меня⁈

— Человек тут просиживал должность, — Матросов покачал головой, и в этом жесте было столько презрения, что даже мне стало не по себе. — Просиживал, чтобы потом к военным уйти. В тепленькое местечко, со связями. Люди из-за него гибли — и ничего. Инструкции нарушались — и ничего. А теперь это! — Борис резко указал рукой на Мамонтову на кушетке. — Вот к чему привело!

— Что⁈ Что?!! — уже визжал Патрушев, голос сорвался на фальцет. Размахивал руками, брызгал слюной. — Вы меня виноватым хотите выставить⁈ Я здесь главный! Я! И я решаю, кто виноват!

— Володя, — Матросов резко повернулся ко мне.

Глаза смотрели прямо, жёстко, требовательно. Ждал подтверждения. Или опровержения.

— Так всё было? — спросил.

Посмотрел на Олега-ловца. Паренёк стоял, не шевелясь, только кровь продолжала капать с разбитой брови. Он прикрыл меня? Зачем?

Он мне никто. Я для него тоже никто. Просто новый человек в команде. Почему рискует? Странные люди. Странные связи между ними, которые я не понимаю.

Врать? Поддержать эту ложь?

Сжал кулак. Внутри снова боролся Титан и человек. Титан говорил — плевать на них, это их проблемы, ты тут временно. Человек говорил — паренёк рискнул за тебя, не подставь его.

Взвешивал всё. Последствия. Выгоду. Риски.

— Да, — кивнул я. — Так и было.

Слово вылетело раньше, чем до конца обдумал решение. Но как только оно прозвучало, понял — правильно. Пусть и неожиданно для самого себя. Матросов выдохнул, кивнул. В глазах мелькнуло что-то вроде удовлетворения.

— Свалили нахрен отсюда! — закричал Олег-врач.

Голос был хриплым, но полным ярости. Даже приподнялся над кушеткой, вытянув шею. Весь мокрый от пота, с красным лицом и вздувшимися венами на висках.

— Вы что, совсем идиоты⁈ — продолжал орать. — Не понимаете, где находитесь⁈ Это медкорпус, а не допросная! Не место для ваших разборок! Здесь люди лечатся! Или умирают, если вы не заткнётесь и не дадите мне работать!

Патрушев поморщился, сжался. Я видел, как в глазах промелькнул страх.

— Всех ловцов под охрану, — бросил глава корпуса, разворачиваясь к выходу. Голос дрожал, но пытался звучать авторитетно. — Держать их в казарме, под замком, до моего распоряжения. Никого не выпускать!

Быстрыми, почти бегущими шагами направился к двери. Охрана ринулась за ним. Паренька, Олега-ловца, который только что врал за меня и Василису, грубо толкнули в спину.

— Пошёл, — бросил охранник.

Олег пошёл к выходу. На пороге обернулся — на секунду, не больше. Наши взгляды встретились. Ничего не сказал. Просто кивнул. И пошёл дальше.

Дверь закрылась за ними.

Остались только мы — я, Матросов и врач, склонившийся над Василисой. Врач остановился. Убрал руки от раны. Магия погасла, зелёное свечение исчезло. Олег шумно вдохнул. Покачнулся. Руки дрожали. Лицо серое, губы синие.

— Жить будет… — заявил Олег-врач, и в голосе прозвучало облегчение вперемешку с усталостью.

Всё ещё стоял над кушеткой, опираясь одной рукой о край.

— Но тут поваляется, — добавил, наконец оторвав взгляд от раны.

Олег посмотрел на голую грудь Василисы, на бледную кожу, испачканную кровью и остатками того желеобразного вещества. Поморщился, будто только сейчас вспомнил о человеческих приличиях. Схватил простыню, которая валялась на соседней кушетке, и накрыл Мамонтову.

— Худший больной, что может быть, — пробормотал, качая головой. — Она же, как придёт в себя, все соки из меня выжмет. Будет требовать, орать, вскакивать. Пытаться делать всё сама. Не выносит лежать без дела.

В голосе звучала смесь раздражения и чего-то похожего на привязанность. Явно знал Василису давно.

— Я заплачу, — Борис Матросов шагнул ближе, доставая из кармана мятую пачку сигарет.

— Ещё бы! — Олег-врач поднял на него взгляд. — Ещё бы… Знаешь, что пришлось потратить на неё?

Полез в карман халата, достал ту самую металлическую коробочку — теперь пустую. Потряс ею перед носом Матросова.

— Это был последний. Последний! Ты понимаешь, сколько он стоит? Где я теперь такой достану? А регенерирующий гель? Тюбик закончился полностью! Это не какая-то дешёвая мазь из аптеки, это… — Запнулся, провёл рукой по лицу, размазывая пот и кровь. — Твари, все вы твари и она в первую очередь. Лезет куда не надо, получает дыры в теле, а мне потом расплачиваться.

Но несмотря на слова, я видел, что не злится по-настоящему. Просто выпускает пар.

— Я заплачу, — повторил Борис тверже. — Всё, что нужно. Достанем новое. Ты только скажи где и сколько.

Олег фыркнул, махнул рукой.

— Потом поговорим. А сейчас… — посмотрел на дверь, за которой только что ушли Патрушев с охраной, — сейчас вам лучше убраться отсюда. Я её стабилизировал, но следующие часы критические. Мне нужно наблюдать, мне нужна тишина и чтобы никто не мешал.

— Понял, — кивнул Матросов.

— Пошли, — развернулся и указал мне на дверь коротким кивком головы.

Молча двинулся к выходу. Мы вышли наружу.

Ночь сменилась ранним утром — небо на востоке начинало светлеть, серо-синие тона проступали сквозь темноту. Холод ударил по коже, пробрался под одежду, пропитанную засохшей кровью.

Борис сделал несколько шагов в сторону, подальше от двери. Вставил сигарету в зубы. Чиркнул зажигалкой, пламя дёрнулось на ветру, но всё же зацепилось за кончик сигареты.

Затянулся глубоко, жадно. Дым вышел через нос и рот, облаком рассеялся в воздухе. Матросов посмотрел в небо — долго, молча. Я видел, как работают мышцы на челюсти, как пытается взять себя в руки.

— Володя… — выдохнул вместе с очередной порцией дыма. — Ко мне. Поговорим.

Опять? Мы пошли через территорию корпуса. Матросов шёл быстро, целеустремлённо, продолжая курить. Я рядом, чуть сзади. Вокруг пусто — все попрятались после стрельбы, суматохи.

Прошли мимо казармы, там горел свет в окнах. Слышны были приглушённые голоса. Ловцов загнали туда, как и приказал Патрушев.

Борис молчал всю дорогу. Только курил, одну сигарету за другой. Я тоже молчал. Мне не о чем было говорить, да и не хотелось.

Дошли до его кабинета-квартиры. Борис нащупал выключатель, свет ударил по глазам. Матросов скинул куртку на спинку стула и тут же уселся за стол. Откинулся на спинку, потёр лицо ладонями. Потом нагнулся, открыл нижний ящик стола.

Достал бутылку. Стеклянная, без этикетки. Внутри что-то прозрачное. Поставил бутылку на стол с глухим стуком. Потом достал два гранёных стакана.

Рука у Матросова тряслась, когда откручивал крышку. Мелкая дрожь, которую пытался скрыть, но не мог. Налил себе — щедро, почти до краёв.