Хозяин теней 6 (СИ). Страница 24

— Конечно, — Серега и кивнул. И Елизар с ним.

— Они обладают и живым умом, и отличной памятью.

Снова кивают.

Причём и Метелька тоже. Ну да, приятно, когда тебя хвалят. И мне приятно. Я вижу эту манипуляцию, простую, примитивную даже, но всё одно эффективную. Вижу и всё равно поддаюсь. На мгновенье.

— И будь у них возможность получить нормальное образование, они превзошли бы многих ваших одноклассников.

Ворон позволил себе мягкую улыбку и указал на доску.

— И то, что мы наблюдаем сейчас, есть следствие не врождённого отсутствия способностей, как твердят некоторые, а банальной нехватки знаний. Которую я и предлагаю восполнить.

Ненавижу школу.

— Учиться? — уточняю на всякий случай.

— Я хотел бы заниматься с вами отдельно, — сказал Ворон, наконец-то глянув в глаза. — И не только словесностью. С арифметикой у вас ситуация получше, однако в том, что касается французского и латыни, как я слышал, пробелы не меньшие. И это очень серьёзная проблема…

Он сделал выразительную паузу, позволяя нам обдумать услышанное.

— К сожалению… да, когда-то школа Мая славилась в том числе и отношением к ученикам. Тем, что любому, если он показал достаточно способностей и желания, в её стенах находилось место. Однако времена меняются. И теперь я сталкиваюсь с недовольством. Скажем так. Многие не понимают, чем именно вы двое заслужили право учиться здесь.

И снова пауза. И в тишине слышно, как возмущённо пыхтит Серега, до глубины сердца пораженный этакой несправедливостью.

Елизар взгляд отвёл. Метелька прикусил губу.

— Мне это неприятно. Я считаю, что знания — это сокровища человеческого разума, которые должны быть доступны всем, вне зависимости от сословия или положения в обществе, от статуса, звания, законности или незаконности рождения…

Ага, и тут прошёлся. Каждого зацепил.

— И закрывая доступ к этой сокровищнице, люди сами лишают себя и человечество тех, кто в будущем пополнил бы её…

Ну тут он переборщил с пафосом. Или только я так думаю? Остальные вон взглядом вперились, боятся хоть слово пропустить.

— Увы, не в моих силах изменить весь мир. Однако я могу сделать так, чтобы вы двое показали всем, на что способен обычный рабочий человек.

Точно переборщил.

— Да, это потребует труда. Ежедневного. Серьёзного. Возможно, непривычного. Однако я уверен, что вы справитесь. Если захотите.

Киваю и старательно.

Захотим.

Куда ж мы денемся. Ради этого и затевалось.

— А я вам помогу. И товарищи вот не откажутся…

— Конечно! — Серега обрадовался. — Я… я рад буду…

— И я готов, — Елизар произнёс это тихо.

— Вот и чудесно. Тогда как насчёт воскресенья? В субботу, я слышал, вы в гости собираетесь?

Интересно, откуда слышал? Или Орлов растрепал? Чтоб… не нравится мне этакая осведомлённость. И в принципе, Ворон не нравится.

— А мне… приехать? Можно? — Серега спросил это с немалой надеждой. И сдаётся, не от одного лишь желания помочь мне со словесностью.

— Безусловно! Ничто так не помогает, как дружеская поддержка!

И Ворон просьбе обрадовался ничуть не меньше, чем Серега его согласию.

— Более того, я могу составить записку вашим родителям, если хотите. Если опасаетесь, что они будут против.

— Да. Пожалуйста. Это… это было бы кстати.

— И мне, если можно, — произнёс Елизар, глянув исподлобья, точно ожидая отказа и готовясь возражать. Но Ворон лишь кивнул, сказав:

— Конечно.

А там ещё, чую, и Орлов с компанией подтянутся. Вот тебе и кружок начинающих революционеров. И главное, возразить-то нечего. Всё ради нашего с Метелькой блага.

А в лабораторию я заглянул.

Что сказать. Никаких подвалов. Аккуратный флигелек с огромными окнами. Просторное помещение, в котором хватило места и гимназистам, и прибором неясного назначения. И в целом обстановка была до отвращения мирной.

Меня усадили за отдельный стол в углу, поставив на стол уже знакомый шар. При этом шкатулку присоединили к другому аппарату, похожему на стального паука, суставчатые лапы которого бодро скользили по бумажной ленте, выписывая сложный узор.

Эразм Иннокентьевич ленту принимал, узор смотрел, кивал и хмыкал, не понять, довольно или не очень. Время от времени к нему кто-то подходил, да и вообще в лаборатории этой было людновато. В одном углу устроились артефакторы, которые что-то то ли собирали, то ли разбирали. И происходило это громко, весело. В другом группа серьёзных юношей явно выпускного класса что-то писали на грифельных досках, тоже споря, стирая и переписывая. У самых дверей шла шахматная партия, сама по себе тихая, если бы не болельщики, которые нашлись у каждого из шахматистов. Время от времени заглядывали младшие…

В общем, явно не то место, где со спокойной душой можно зловещие опыты проводить.

— Замечательно, — Эразм Иннокентьевич остановил запись. — Савелий, я дам вам методичку. И попрошу следовать рекомендациям, в ней изложенным. Упражнения просты, не отнимут у вас много времени. Десять минут перед сном каждый день и через неделю повторим измерения. У вас весьма высок коэффициент нестабильности поля, что может являться следствием недавнего скачкообразного прироста силы или же указывать на близость такового. В любом случае, дыхательные упражнения помогут.

И всё?

Нет, как-то от лабораторий я другого ждал. Но за методичку спасибо.

[1] [1] Смородинов В. Г. Годы службы моей в Варшавском учебном округе и эпизоды учебного быта. В оригинале речь идёт именно о Варшавском учебном округе.

[2] Пажеский корпус — элитное учебное заведение, попасть в которое было очень сложно. Право просить о зачислении малолетних сыновей в пажи было предоставлено сначала лицам первых четырёх классов, а затем — первых трёх или же представителям фамилий, занесённых в пятую и шестую части родословных книг (титулованное и древнее дворянство). Количество мест было ограничено, только в 1827 г набор расширен до 150 человек

[3] Большой честью и привилегией считалось возведение пажа в звание камер-пажа. Однако на это могли рассчитывать только лучшие из лучших, отличившиеся в учёбе, поведении и воспитании, а также свободно владеющие иностранными языками. Камер-пажи были прикреплены и несли службу при императрице и великих княгинях во время балов, торжественных обедов, официальных церемоний и других мероприятий, где их присутствие было обязательным по протоколу.

[4] Эта часть русской орфографии считалась самой тяжёлой для учащихся, из разряда тех, которые понять невозможно, только запомнить. И для запоминания использовался такой вот мнемонический стишок.

Глава 13

Глава 13

Бай да бай,

Поскорее помирай!

Помри поскорее!

Буде хоронить веселее

С села повезем

Да святых запоем,

Захороним, загребем,

Да с могилы прочь уйдем.

Колыбельная. [1]

Сегодня у ворот гимназии нас поджидали. Почти у самой ограды, под хмурым взглядом охранника, крутился тип в зеленом чесучовом костюме. В одной руке тип держал букет, в другой — белоснежную коробку, перехваченную атласной лентой. Сверху лента образовывала изящного вида бант, под который также просунули веточку чего-то зеленого и с виду изысканного.

— Господин, — при появлении Шувалова тип встрепенулся и бросился к нам. — Как и обещали, господин! Розы, господин. Найсвежайшие. Только утром срезаны. И вот, шоколад.

— Дим, — Орлов повернулся к некроманту. — Мы ж вроде договорились, что к Савке едем.

— Договорились, — Шувалов принял букет, а коробку передал Демидову. — И тем удивительнее мне твоё отношение. Мы собираемся в гости к даме. Без предупреждения.

— Я предупредил, — вставил я.