Хозяин теней 6 (СИ). Страница 20

— Чёрным.

— Именно. Истинный чёрный — вот цвет некромантического дара. А здесь?

Движение в шаре замедлялось, всё ещё прорастали тонкие ниточки от ветвей и центра, но в целом это походило на глаз. Огромный стеклянный глаз.

Один в один, око Сауроново.

— Не… не чёрный… какой-то… бурый?

— Скажешь тоже! Серый!

— Сам ты серый! Он чёрно-серый!

— Графитовый…

— Цвет…

— Я бы сказал, что окрас тёмно-серый с характерным металлическим отливом, — Эразм Иннокентьевич потянулся к шару.

— Я могу убирать?

— Можете… к слову, вы ведь знали о наличии дара? Несомненно. Обратите внимание. Центральное ядро занимает почти треть всего объема, что свидетельствует… — он повернул шар одним боком, потом другим. Наклонился. Хмыкнул.

— Он сильный охотник? — выкрикнул Фролов.

— Весьма и весьма… я бы сказал, что удивительно сильный. Не по возрасту. Подобную картину ожидаешь увидеть у взрослого дарника, который близок к полному раскрытию своего дара.

И потёр подбородок, задумчиво так.

Потом вновь наклонился.

— И если присмотреться… позвольте, — из саквояжа появилась и лупа в чехле. Причём немаленькая. — Да, да, действительно… имеются отдельные затемнения.

— А можно мне посмотреть? — я решил, что раз уж наглеть, то по полной. И Эразм Иннокентьевич протянул лупу. Заодно и указал.

— Вот, близко к центру.

Точно. Через лупу видны два пятна, одно побольше, вроде горошины, второе поменьше. Это… это тени? Мои тени? И аппарат, получается, просканировал меня до… печёнок?

Глубже, чем до печёнок.

Прям как-то сразу не по себе стало.

— А я тоже хочу! Я не вижу… — Фролов первым подскочил к столу и потянул к себе лупу. — Дай…

И его приятель решил не отставать.

И другие.

Чтоб вас… стало людновато. И тесновато.

— Класс, — Эразм Иннокентьевич хлопнул в ладоши и звук получился на диво громким. Он заставил школьников смолкнуть. — Я понимаю, что эксперимент получился интересным и познавательным, но прошу всех вернуться на места. Желающие могут подойти, но в порядке очереди. По двое и начиная с первой парты.

И голос-то звучит теперь громко.

— Итак, Савелий… не знаю, по какой причине вы скрывали свой дар…

Взгляд выжидающий, а я что, я плечами пожимаю.

— Но уверяю вас, что он того не заслуживает. Да, было время, когда носителей так называемых тёмных даров считали живым воплощением зла, которое люди вынуждены терпеть. Однако современная наука давно доказала, что цвет дара — это лишь один из внешних признаков и важен скорее для классификации, нежели понимания сути.

Обращался он не ко мне, но к классу.

— Никто ныне не будет плевать вслед Шувалову только потому, что он некромант.

— Это смотря где, — не удержался Метелька. — Если в деревне, то и на вилы поднять могут. В деревнях некромантов страсть до чего не любят. И вовсе…

— Ну да, некоторые предрассудки весьма живучи. Но мы с вами находимся не в деревне, а в столице, в обществе цивилизованных людей, которые осознают, — это Эразм Иннокентьевич произнёс с нажимом, намекая, что конкретному этому вот обществу лучше бы и вправду осознать. — Что каждый дар по-своему важен. А с учётом возрастающего интереса к ресурсам кромешного мира, дар охотника открывает перед Савелием многие пути. А потому наша задача помочь раскрыть дар настолько, насколько это возможно. Вы можете вернуться.

— Спасибо, — на своё место я усаживаюсь с немалым облегчением.

Что ж, уже сегодня если не вся, то почти вся гимназия узнает, что я — охотник. И сильный.

Посмотрим, что из этого выйдет.

— И да, Савелий. В очередной раз повторюсь, что дар ваш редок. А потому я буду рад, если вы согласитесь поучаствовать в некоторых моих экспериментах. Уверяю вас, они совершенно безопасны. Лаборатория оборудована по последнему слову техники…

— А она не в подвале? — уточняю, поёжившись.

— Нет, конечно. Кто будет размещать лабораторию в подвале? Это дикость…

Да как сказать.

— Я просто подвалы не люблю, — я поёрзал и… а что тут раздумывать. Если уж играть, то по полной. — Буду рад помочь. И поучиться тоже.

— Вот и чудесно. После занятий и начнём.

Вот… теперь ещё и лаборатория. Сдохну я от такой учёбы.

[1] Смородинов В. Г. Годы службы моей в Варшавском учебном округе и эпизоды учебного быта.

Глава 11

Глава 11

После директора… вторым по важности лицом был палач, отставной солдат Галкин. Нередко проходившие мимо гимназии любители останавливались, чтобы «послушать», как порют. [1]

Из воспоминаний гимназиста

— Лаборатория? — Орлов дождался нас у выхода из столовой. И Демидов молча и привычно забрал Серегин ранец. А тот в кои-то веки не стал возражать, что, мол, он не маленький и сам отнесёт. — Мерил, стало быть, силу?

— Мерил.

Елизар свой ранец привычно прижал к себе и отступил за меня. Его в нашу компанию притянул Метелька, а я не стал возражать. Но даже сейчас держался Елизар рядом, однако всё равно в стороне.

— Я ж говорил, — Орлов подпрыгнул на месте и помахал кому-то рукой. — Идём, а то сейчас привяжутся… эй, малой, ты чего такой надутый?

— Я не надутый.

Серега сегодня и вправду был каким-то не таким.

— Потом расскажешь… если лебедя поймал, то нечего страшного.

Серега поглядел на Орлова с возмущением.

— У меня их каждую неделю по паре штук…

— Еремею не ляпни, — посоветовал Метелька.

— Да? Он же не по этой части…

— Он за порядок и дисциплину. Узнает, сделает из тебя отличника.

Орлов от этакой перспективы поёжился.

— Я получил ответ, — Демидов в беседу не вмешивался. Он вообще говорил мало и только по делу. — Отец согласился.

— Отлично! Видишь! Я же говорил. А ты?

— К сожалению, — Шувалов покачал головой. — Мой отец против.

— Да ладно? Еремей так-то отличный наставник. Там… отец кое-что рассказал. И доволен страсть. Он. Или из-за них?

Орлов кивнул на нас и пояснил.

— Его папенька ещё тот сноб.

— Сам ты… сноб.

— А скажешь, не так?

— Скорее он придерживается мнения, что сословные различия возникли не на пустом месте. Это, во-первых. А во-вторых, дело не в них. Дело во мне. Моя сила способна навредить неподготовленному человеку.

Это было сказано для нас с Метелькой.

Вообще, конечно, за прошедшие дни мы не то, чтобы близко с этой троицей сошлись. Для близости всё же времени было маловато. Но кое-что я понял.

Шувалов — человек сложный.

Не знаю уж, дар ли его своеобразный тому причиной, воспитание ли или же родился он таким. Нет, небрежения к нам он не выказывал. Да и в целом держался вежливо и дружелюбно. Вот только это вежливое дружелюбие — маска.

И отстранённость.

И показное равнодушие к остальным, к тем, кто сторонится самого Шувалова. А его сторонились, пожалуй, почти все, кроме Орлова с Демидовым. Ни разу не видел, чтоб он с кем-то кроме этой парочки разговаривал.

— Но ты же занимаешься тут, в зале?

— Занимался, — поправил Шувалов. — Но больше не буду. В последний месяц… случилась пара неприятных инцидентов. Я не хотел говорить. Полагал, это следствие роста силы, но…

— Погоди, — Орлов остановился на полпути к нашей беседы и, развернувшись, окинул Шувалова цепким взглядом. — Точно! Перчатки! Ты опять их напялил!

— Заметил, наконец.

— Да я сразу заметил! Хотел спросить, на кой, а оно как-то из головы вылетело!

— Вместе с домашкой, наверное, — не удержался Демидов. — Он должен был выучить доклад на латинском. Аккурат перед уроком и вспомнил. И давай зубрить…

— И как?

— Да… не двойка и уже хорошо, — Орлов широко улыбнулся. — Кому она, эта латынь, нужна.

— Вся алхимическая и артефакторная номенклатура идёт на латыни. И медицинская тоже, — Серега подал голос. — И большинство рецептов тоже на ней пишут. Это международный язык науки.