Няня для Верочки. Страница 2

– Это ты мне? – кидаю на него хмурый взгляд.

– Тебе. Закаляешься?

– Ага. Готовлюсь к моржеванию на Крещение, – отвечаю резко и невежливо, чтоб отстал.

На нем начищенные до блеска туфли, классические брюки, черное полупальто. Вокруг шеи намотан клетчатый шарф. Пижон. И на лицо смазливый. За ним, наверное, девчонки толпами бегают.

Не люблю таких.

Отхожу от него дальше.

– Пойдем хоть чай попьем, погреешься, – подходит и кивает на кафе через дорогу.

– Что тебе от меня надо? – ощетиниваюсь. – Чего пристал?

Он вдруг начинает разматывать со своей шеи шарф. Длинный, темно–синий, в клетку.

В процессе мелькает этикетка бренда.

– Иди сюда, – накидывает на мои плечи и быстро заматывает по самые уши.

– Ты что? Зачем? – дергаюсь.

И тут же прикрываю от удовольствия глаза, настолько эта вещица оказалась мягкой, теплой, уютной. И пахнет вкусно.

– Вот так. Теперь порядок.

А и пусть! Раз ему так захотелось.

– С–спасибо, – радостно стукнули мои зубы. – Я отдам. Скажи куда принести.

– Себе оставь, если хочешь, – усмехается.

– Он же мужской.

– Унисекс вообще–то.

– Дорогой.

– На распродаже взял. Копейки.

– Ладно, – сдаюсь я. – Уговорил. Спасибо еще раз.

– Должна будешь.

– Что?

Это он о чем сейчас? Он за кого меня принимает?!

Намереваюсь снять с себя шарф и вернуть его хозяину, но парень не дал мне это сделать. Успел перехватить мои руки.

Рывком вытягиваю ледяные пальцы из его теплых. Возмущенно распахиваю рот, чтобы высказать все, что о нем думаю.

– Тише, тише, не фантазируй, – считав мои мысли, засмеялся пижон, показав белые ровные зубы. У него еще и ямочки на щеках! – Ужин будешь должна. Когда у тебя свободный вечер?

У меня все вечера свободны. Подработку я еще не нашла.

Но вместо ответа, сдувшись, пожимаю плечами. Вот так сразу к случайному знакомству с резким переходом на ужин я не готова.

– Ладно, тогда давай обменяемся номерами, созвонимся и договоримся. Диктуй номер.

С этими словами молодой человек достал из кармана свой телефон. Черный, стильный с большим экраном. А мне свой убогий показывать не хочется.

К остановке наконец подъехал мой автобус. Как вовремя!

– Мне пора, – кричу, отступая, к открытым дверям. Меня толкают другие люди, торопясь зайти внутрь. – Спасибо за шарф, я верну! Обязательно верну!

– Зовут тебя как?

– Аня.

– А меня Андрей. Я тебя найду, Аня.

Неопределенно кивнув, скрываюсь в автобусе. Из–за рекламных постеров на стеклах не видно улицу и самого Андрея.

До самого дома прячу улыбку в случайном подарке.

Думала, пижонам несвойственно сострадание и тем более они не обращают внимания на серых мышек. Но я ошибалась. Андрей заметил, даже на свидание (свидание же?) пригласил.

Или просто пожалел?

Точно пожалел.

Вероятнее всего, вид мой был слишком жалким, и парень, не задумываясь, отдал мне свой шарф.

Может, ему мешал ждать транспорт стук моих зубов? Да нет, не настолько громко они стучали.

Просто помог, потому что сердце у него доброе. И шарфов у него, наверное, целый шкаф, девать некуда, вот и раздает направо и налево.

Ах, как бы мне хотелось, чтобы при следующей нашей встрече я была такой красивой, чтоб у него дух захватило. Чтобы не узнал даже. А я, такая вся деловая, модная, подошла бы и сказала: «Привет. Помнишь меня? Я Аня. Хочу вернуть тебе твой шарф». И он узнал бы меня и очень удивился переменам.

Размечтавшись, не заметила, как очутилась дома. И вот тут–то хорошее настроение как корова языком слизала.

Отчим дома.

С порога ударил неприятный запах перегара и пота.

По привычке задерживаю дыхание.

Сменив кроссовки на домашние шлепки, спешу к себе в комнату, чтобы там уберечь подарок от напитывания смрадом.

– Анька, ты что ль? – крикнул Михаил из кухни тяжелым басом.

Понятно, опять бухает.

Отвечать не собираюсь. Много чести.

Снимаю шарф, аккуратно сворачиваю его и прячу в куртку.

Живот сводит от голода. С утра я съела только пирожок в нашей столовой и выпила стакан чая.

Иду на кухню. В выходные покупала макароны, крупы. Можно сварить что–нибудь на ужин.

Михаил сидит на своем месте. Большой, грузный боров. Даже глазки такие же маленькие, узкие с редкими ресницами. Если бы он ухаживал за собой, мылся и брился чаще, можно было видеть в нем мужика, а так – животное. Свинья. По–другому язык не поворачивается его назвать.

Его место – между столом и холодильником. Вся кухня как на ладони. Любое перемещение в поле его зрения.

Пялится опять осоловелым взглядом, пока я кастрюлю достаю из нижнего ящика и пачку макарон из верхнего.

– Как дела, Анна? Двоек много наполучала?

Я вообще–то отличница. И в школе была, и в колледже учеба дается легко. Две сессии автоматами закрыла. А этот чуть ли не каждый день про двойки спрашивает. Терпеть его не могу.

– Нет, – выдавливаю из себя нехотя.

Наливаю воду из–под крана в кастрюлю, ставлю на плиту. Открываю форточку, потому что дышать нечем.

На столе стопки, корки, крошки и пустая консервная банка кильки в томате. От нее тоже воняет.

– Мама где? – спрашиваю, собирая все со стола в мусорное ведро.

– С утра дрыхнет, – кривится.

Убрав ведро под мойку, ухожу из кухни, чтобы не видеть противную рожу отчима, пока греется вода.

Мама спит в зале на диване. В цветастом халате, теплых носках. Темно–русые с проседью волосы торчат в разные стороны.

– Мам, – подхожу к ней, треплю за плечо.

Пьяная! От нее тоже несет.

– Мам, вставай, я макароны варю, сейчас кушать будем.

Бубнит что–то недовольное, не просыпаясь.

Возвращаюсь на кухню.

Но лучше бы я туда не заходила. И вообще не стоило в этот день дома появляться.

Глава 3

Аня

– Вик, – всхлипываю в трубку.

А ведь реветь не хотела. Репетировала перед тем, как позвонить подруге, дышала глубоко и часто, чтобы голос был твердым.

Не сработало.

Сорвалась, как только она ответила на звонок.

– Анька? Ты где? Что с тобой? Что случилось? – встревожилась подруга.

– Я из дома ушла, – голос дрожит.

Тыльной стороной ладони смахиваю со щек горячие мокрые дорожки. Неровно выдыхаю и отворачиваюсь от любопытных глаз других посетителей кафе. Хорошо, что среди них нет знакомых.

– Куда ушла?

– Совсем ушла. Не могу я там больше.

– Опять отчим шуточки похабные отпускал?

– Хуже. Приставал. Лапал.

В ушах стоят его омерзительные причмокивания и угрожающее «Никуда не денешься, вернешься, уж я с тобой поговорю как следует».

Старый извращенец! Мерзкий, поганый, дурно пахнущий! С противными свинячьими глазками, губами–пельменями и вечно сальными лохматыми волосами.

Меня передергивает от отвращения. Пятую точку до сих пор жжет от смачного шлепка Михаила, а ладонь – от пощечины об его небритую щеку. Мало я ему вдарила, но и этого хватило. Он так рассвирепел, когда я зарядила ему по морде, что я не на шутку испугалась. Схватил меня за руку, я чудом увернулась, бросилась прочь из кухни. Успела сбежать в свою комнату, запереть дверь, слава богу, догадалась еще год назад врезать замок.

Михаил стал ломиться в мою спальню, да так, что дверь начала ходить ходуном. Еще немного и снес бы ее. Я заорала, что вызываю полицию. Отчим почмокал под дверью, пригрозил «своими методами воспитания», грязно выругался, плюнул и ушел обратно на кухню. Загремел кастрюлей. Запахло сгоревшими макаронами.

А я быстро покидала документы и кое–какие вещи в спортивную сумку и сбежала.

Рука чуть выше запястья болит. На коже проступают синяки.

– А мать? – спрашивает Вика спустя паузу. Она тоже в шоке.

– Спит она. Пьяная. Будь она трезвая, он бы не посмел…

– Вот урод. Ты где сейчас?

– В кафешке напротив моего дома.

Бывшего дома! Но туда я ни за что не вернусь. Если только мать выгонит отчима или он сам сдохнет. Ни первое, ни второе, увы, не сбудется в ближайшее время. Мать за этого мерзавца держится обеими руками, прикрываясь тем, что без мужика женщине жить трудно, а на мои жалобы выставляет виноватой меня же. Ревнует.