Лёд и сахар. Страница 13

Я перевожу на неё молящий взгляд. Сандра закатывает глаза, хватает две чайные ложки и протягивает одну мне.

– Творог – это белок, ягоды – природные углеводы, ты всё равно должен их потреблять для энергии.

– Я получаю их от круп, – возражаю, только ради возражения, потому что я не идиот и понимаю: её запеканка – это самое вкусное и полезное что мне вообще приходилось когда-либо в жизни пробовать.

– Ты каждый день носишься по льду как угорелый и проводишь несколько часов в зале, – Сандра отламывает кусочек и отправляет в рот. – М-м-м… – показательно мычит и от этого интимного звука у меня дёргается член в джинсах.

Приехали!

– Тебе и твоему телу эта маленькая шалость ничего не сделает, всё уйдёт в рельеф мышц!

Я не соглашаюсь с ней, но и сдерживаться больше не могу. Зачерпываю воздушную массу и отправляю в рот щедрый кусок.

Ну почему это так вкусно?

– Когда я был маленьким, – начинаю я, снова вонзив ложку сквозь плотный слой сочных ягод, – меня называли «Контрабасом».

– Почему? Ты играл на нем? – Сандра опирается на локти, показывая, что готова внимательно слушать.

– Я был очень толстым. «Контрабас» – самое безобидное из тех прозвищ, что в меня летели от всех, с кем я рос. Ты не представляешь, что значит быть каким-то «не таким» в детдоме.

– О нет, – выражение её лица резко становится сочувственным, – извини, я не знала, что ты…

– Всё в порядке, у меня нет с этим никакой проблемы, – я подмигиваю ей, давая понять, что меня вовсе не триггерит данная тема. – Просто после того, как мне удалось сбросить лишний вес, наконец-то обрести уверенность в себе и контроль над своей жизнью… не знаю, что-то меня переклинило, – я пожимаю плечами. – Дисциплина в питании и спорте стала моим личным обязательным ритуалом или платой за лучшую жизнь. Если я срываюсь, то остаюсь должен, не знаю кому – Вселенной. А ещё я переживаю за Марка: вдруг у него мои гены, и если он перестанет следить за питанием или забросит спорт…

– Антон, ты отличный отец! – перебивает меня Сандра, ловя за руку. Её прикосновение ощущается очень тепло. – И более чем хорошо заботишься о сыне и его питании.

– Спасибо, просто я не знал родительской любви и действую как слепой котёнок.

– Никогда не думал найти их?

– Нет, и не хочу. Я им был не нужен, и они мне тоже.

Сандра выпрямляется и прочищает горло. Я отправляю ещё одну ложку в рот.

– Я тебя понимаю, – тихо произносит она, и я читаю в её словах больше, чем дежурную фразу. Но не решаюсь спросить про родителей – что-то меня останавливает. Я словно чувствую, что девушка не хочет сейчас об этом говорить, и её следующий вопрос подтверждает мои догадки.

– А как ты попал в хоккей?

– Меня заметил тренер клуба, с которым играла наша команда детдома. Я ему всем обязан – он был мне как отец.

– Был?

– Сейчас мы не общаемся. Я больше десяти лет не был в России – наверное, он меня уже и не помнит.

– Уверена, что помнит, – возражает Сандра, одаряя меня нежной улыбкой. – Не думал позвонить, узнать, как дела?

Я не нахожу, что ответить. Ведь то, что я живу по другую сторону океана, не означает, что мы не можем поддерживать связь. А я ведь мог пригласить его сюда, оплатить перелёт и проживание – Батурину наверняка было бы интересно посмотреть матч НХЛ вживую.

Вот я придурок. Как улетал одиннадцать лет назад, так ни разу не позвонил никому, кто остался на родине. Скучал тогда только по Элли, хотя и она быстро ушла на второй план за всем прессингом и тренировками, которые на меня навалились в первый год в Штатах.

– Антон? Я что-то не то сказала? – осторожно спрашивает Сандра, наклоняясь, чтобы поймать мой взгляд.

– Нет, прости, я задумался… Ты подсказала мне хорошую мысль, и мне вдруг стало стыдно. Я ведь и правда мог бы звонить.

– Ещё не поздно, – она мягко пожимает плечами, приободряя меня.

– А ты почему решила стать кондитером? – решаю перевести разговор и узнать о ней побольше.

– Из-за мамы, – односложно начинает она, но после паузы продолжает: – Она научила меня готовить и… фра… французской кухне.

– А ты сама отсюда? Из Канады?

– А? Эм… нет, я из Европы.

Я удивляюсь, жду, что она назовёт страну, но она уходит от ответа – будто ей эта тема неприятна.

– А национальность? – осторожно добавляю я, наклоняясь к ней чуть ближе.

– Я из французской провинции, сомневаюсь, что ты слышал о таком городе, – отмахивается она, как всегда скрывая за улыбкой нечто большее.

– Ясно, вот почему ты так хорошо говоришь по-французски.

– Да, я выучила английский уже здесь.

– Значит, ты сама из Франции и мечтаешь вернуться обратно, так?

– Получается, что так, – Сандра начинает раскладывать маленькие корзиночки и наполнять их кремом из кондитерского мешка.

– А как ты здесь оказалась? Или ты не всегда мечтала стать кондитером и покорить Париж своим талантом?

Сандра откладывает мешок, придвигает поднос и начинает переставлять на него готовые тарталетки.

– Я… влюбилась, поехала за ним, но потом, в общем, кое-что случилось и…

Чувствую, как ей неприятна эта тема.

– Вы расстались?

– Можно и так сказать, – она пожимает плечами и с натянутым весельем хватает поднос, чтобы убрать его в холодильник. – Извини, просто это было давно, и я не очень люблю вспоминать тот период своей жизни.

Девушка поправляет рубашку на плечах и обхватывает себя руками в защитной позе. Я понимаю, что наступил на больную мозоль – очевидно, она пережила сложные отношения, воспоминания о которых до сих пор приносят ей боль. Это не моё дело и не должно волновать, но почему-то очень захотелось узнать, что же там произошло и кто этот парень, который так её ранил.

– Без проблем, извини если зашел слишком далеко…

– Всё в порядке.

Между нами повисает неловкая пауза. Сандра встречается со мной взглядом, и мне кажется, мы одновременно вспоминаем тот момент, когда я ел пирожное с её рук. На её лице появляется румянец, а у меня перехватывает дыхание. Вот же чёрт, снова грань уместности стирается – хочется повторить, сделать что-то безумное, а о последствиях думать потом.

Сандра решает прекратить нашу игру в гляделки первой.

– Марк придёт с минуты на минуту, приготовлю ему что-нибудь… полезное, – последнее слово она выделяет.

– Не стоит, – перебиваю, – я думаю… мы в городе поедим, устрою ему сюрприз, куплю что-нибудь жареное и вкусное.

– Ого, – брови Сандры взлетают и скрываются за пышной чёлкой, спадающей по бокам.

– Не смей комментировать! Да, я непоследователен, но кто меня осудит?

– Никто, – соглашается она со звонким смехом.

И почему-то становится очень хорошо. Приятно. Будто только этого смеха и не хватало мне для полного счастья.

Звук открывающейся двери отрывает меня от прекрасного лица Сандры, и я с идиотской улыбкой пячусь к двери, чтобы встретить сына.

– Марк? – спрашивает она.

– Да, – киваю, на секунду бросив взгляд на дверь, за которой появилась макушка сына, полностью поглощённого музыкой в наушниках.

– Он будет в восторге от твоей идеи.

Да-а… А я вот не в восторге от того, что начинаю чувствовать к своему повару.

Глава 11. Грязь

Антон, 20 лет назад.

Душевая. Одно из самых опасных мест в детском доме. Здесь ты особенно уязвим, поэтому каждый поход в душ – как переход через минное поле. Я всегда стараюсь попасть сюда, пока остальные ещё спят, чтобы избежать насмешек над моим рыхлым телом и этих идиотских розыгрышей, когда уносят одежду или подливают в краску в шампунь.

Противный запах ржавчины и сырости наконец-то перебивает аромат мыла, которым я намылил и тело, и голову – для экономии. Тёплая вода вот-вот закончится, нужно спешить всё смыть с себя, пока не пошла ледяная.

– Контрабас…

Шнур. Вот, чёрт!

Страх, что меня ждёт новая череда унижений, перекрывает дыхание и парализует суставы.