Рассвет русского царства (СИ). Страница 10
Лучники продолжали стрелять им вслед. Но больше ни в кого не попали, а может, я просто не увидел. И, наконец-то, татары исчезли за холмом, оставив на земле больше двух десятков тел людей и лошадей.
На миг наступила тишина.
Были слышны только хрипы раненых лошадей, пытавшихся подняться.
— ПОБЕДА, — рявкнул боярин, опуская меч.
— Ураааа! — раздались крики людей.
Григорий спустился со мной со стены, не опуская руку с плеча.
— Твоё копьё пробило шею лошади? — спросил подошедший к нам боярин.
— Да. — ответил я.
Он кивнул. После чего обменялся взглядами с Григорием.
— Хороший бросок. — сказал боярин.
— Молодец… СЫН, — выделил это слово Григорий, и похлопал меня по плечу.
* * *
Поселение медленно приходило в себя. Раненых уносили в дом боярина, где их осматривали. Кто-то плакал, кто-то молился.
Я стоял на стене, глядя на кровавое месиво снаружи. Тела, лошади, стрелы.
Внутри было странное чувство. Не радость. Не облегчение. Просто… пустота.
Григорий подошел ко мне.
— С крещением тебя, сын, — сказал он тихо. — Ты справился. Не посрамил.
Я кивнул, не отрывая взгляда от тел.
— Они вернутся? Татары?
— Не знаю, — честно ответил Григорий. — Скорее всего, да. Всегда возвращаются. Но это уже будет не сегодня.
Глава 4
Ворота открылись со скрипом, и дружинники высыпали наружу. Я так и стоял на стене наблюдая, как дружинники бегали между телами. Кто-то был уже мертв, кто-то стонал, придавленный тушей убитой лошади.
Григорий стоял рядом, вытирая пот со лба.
— Смотри и запоминай, — сказал он. — После боя, главное быстро разобраться с ранеными. Своих спасаем, чужих связываем. Раненых лошадей добиваем. Их потом на мясо. Оружие собираем. Ничего не оставляем. Потом всё, что получено с боя, делится на всех дружинников.
— А что насчёт раненых врагов?
— По-разному. — он замолчал, и я уже думал, что он ничего не скажет. Но оказался не прав. — Всё зависит от ран и знатности. За знатного можно получить выкуп.
Я кивнул и тут же спросил.
— А как же трофей? Что с боя взято, то свято? — спросил я.
— Хм, не знаю, где о таком слышал, но есть правда в твоих словах. Только вот споров бывает очень много из того. — Он сделал паузу. — Рано тебе пока в эти дела вникать. Позже по ходу дела разберёшься.
Я кивнул. Рано так рано.
Один из дружинников, рыжебородый детина, который когда-то смеялся надо мной на плацу, подошел к коню, под которым лежал татарин. Тот самый, в коня которого попало мое копье. Дружинник с трудом оттащил тушу в сторону, и татарин попытался подняться и достать его ножом. Я заметил, как Григорий напрягся, и уже собирался бежать на выручку. Но рыжий заметил движение татарина, и ногой выбил кинжал.
— Живой! — крикнул рыжий. — Ты смори-ка живой! — он наклонился над татарином и, схватив его за шиворот, от всей души русской, врезал по лицу. И тот сразу обмяк.
Двое дружинников схватили татарина под руки и поволокли к воротам. Мы спустились вниз, и когда его проводили мимо меня, я заметил на татарине кожаную броню, правда, местами порванную, волосы спутанные, и от него за несколько метров воняло потом и говном.
— В поруби успокоится. А потом барин скажет, что с ними делать, — произнёс Григорий. — Не стоит его жалеть. Он к нам с мечом пришёл.
Я просто кивнул. И стал смотреть что будет дальше, так сказать, мотать на ус.
Пленников было пятеро. Их связали и повели к срубу у дальней стены крепости, с единственным маленьким окошком под самой крышей. Так называемая тюрьма, или же, как тут называли, поруб.
Григория позвали дружинники. Началась делёжка мяса убитых коней. Я задумался и не заметил, как ко мне кто-то подошёл.
— Эй, ты чего тут встал? — раздался знакомый голос за спиной.
Я обернулся. Ванька Кожемякин стоял в нескольких шагах, руки на поясе, на лице, привычная наглая ухмылка.
— Новиком себя возомнил? — продолжал Ванька, делая шаг вперед. — Один раз повезло, и ты уже возомнил, что…
— Не тебе, Ванька, к Митрию задираться! — резко оборвал его Семен, появляясь словно из ниоткуда.
Лучник встал между нами, скрестив руки на груди.
— Вон, видишь? — Семен кивнул в сторону поруба, около которого на коленях стояли пленники. — Там один его. Митрий в бою копьё пустил, коня сразил, татарина под ним придавил. А ты где был, а? — и как рявкнет, — ЩЕНОК! Можешь не отвечать! Знаю я, что в избе с бабами сидел. А ведь я к тебе подходил, предлагал с дружиной встать плечом к плечу. — Ванька побледнел. Его губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. — ПШЁЛ ВОН! ТРУС! — крикнул Семен, так, чтобы все во дворе слышали.
Ванька зыркнул на меня исподлобья и поспешил скрыться с глаз.
Семен проводил его взглядом и усмехнулся.
— Молодец, Митька. Хорошо сработал сегодня. — Он похлопал меня по плечу. — Ещё в первую встречу понял, что толк из тебя будет.
* * *
Я пошёл в сторону кузницы. После быстрой победы все разошлись по домам. Но до этого я видел, как дядька Артём вместе с семьей проходил через ворота, в сторону терема.
Кстати, он порывался идти на стену. Но боярин был против. На всё селение был всего один кузнец. А если с ним что-то случится? Что тогда? Правильно, ничего хорошего. В итоге, дядька Артём остался в тереме, в качестве последней линии обороны.
Ещё издалека я услышал крики. И они доносились со стороны кузни. Разумеется, я ускорил шаг. Подойдя ближе, я увидел наших раненых.
Их было пять человек. Кто-то стонал, кто-то молчал, стиснув зубы. У одного стрела торчала из плеча, у другого была глубокая рана на бедре, и он умер буквально у меня на глазах.
Дядька Артем стоял у горна, в руках держал раскаленный железный прут. Рядом двое дружинников держали раненого — тоже с раной на бедре. Но у этого кровь не хлестала. Повезло ему.
— Держите! — рявкнул Артем и приложил раскаленное железо к ране.
Сначала раненый боец выпучил глаза, и покраснел, после чего как ЗАОРАЛ!.
— Ааааа, аспиды! ХВАТИИИТ! Ммм, больно! Сууукааа!
Запах жженого мяса ударил в нос.
— Еще! — крикнул кто-то из толпы. — Кровь не остановилась!
Дядька Артем снова сунул прут в угли, раздул мехами. Прут засветился оранжевым. И снова к ране.
Я стоял, не в силах пошевелиться.
«Боже мой. Да, они его убивают! — пронеслось в голове. — Рана грязная, они даже не промыли её! Прижигание без обработки, это прямой путь к гангрене. Он умрет через дня три, может четыре, от заражения крови».
Я вспомнил медучилище. Лекции по хирургии. Правила асептики и антисептики. Обработка ран. Остановка кровотечения.
«Нужно промыть. Нужно очистить. Нельзя просто прижигать!»
Но что я мог сделать? Я, тринадцатилетний пацан. Кто меня послушает?
Рядом раздался новый крик. Другого раненого тащили к кузне. У него стрела торчала из плеча. Двое мужиков схватили древко и рванули на себя.
Стрела вышла с хлюпающим звуком, вслед за ней брызнула кровь. Раненый заорал и потерял сознание.
— Тащите к горну! — крикнул Артем.
Я сжал кулаки.
«Мне рано высовываться.» — подумал я.
Но тут раздался новый крик.
— БОЯРИЧА! БОЯРИЧА РАНИЛИ!
Его несли на руках. Молодой парень, лет двадцати, в дорогой кольчуге, волосы светлые, лицо бледное, как мел. В шее торчала стрела, из раны сочилась кровь, но видимо, древко её удерживало.
Его положили прямо на землю.
— ГДЕ МОЙ СЫН! — услышал я голос бегущего к нам боярина. Несмотря на доспехи, он несся так быстро, что олимпийские чемпионы позавидуют.
Он подбежал и тут же опустился на колени рядом с сыном.
— Глеб! Сын, ты слышишь меня⁈
Парень не отвечал. Глаза закрыты, дыхание хриплое, прерывистое.