Варяг II (СИ). Страница 42

— Полторы-две сотни, не меньше, — оценивающе произнес Эйвинд, заслонившись ладонью от заходящего солнца. — Вся его дружина в сборе. Идет не с визитом вежливости, а с демонстрацией силы.

— Вряд ли. — возразил Бьёрн. — Он собрал всех, кого смог, только потому, что я попросил его об этом.

Мы молча наблюдали, как отряд, не сбавляя шага, приближается к деревянным стенам. Вскоре мы услышали мерный, гулкий топот сотен ног по бревенчатой мостовой и увидели, как Сигурд в своих парадных, но не скрывающих мощи доспехах, в сопровождении десятка своих самых свирепых хускарлов, останавливается прямо перед двором Бьёрна.

Его взгляд, холодный и цепкий, как у коршуна, сразу нашел меня в нашей небольшой группе. Хищная ядовитая усмешка исказила его лицо.

— Бьёрн! Брат мой! — крикнул он с притворной радостью. — Прости, что задержался! Рад видеть тебя в здравии и в кругу семьи! И… гостей твоих вижу. — Он кивнул на Лейфа, демонстрируя свое знание. А затем его глаза, словно два отравленных кинжала, снова впились в меня. — А это что за птица диковинная здесь расселась? Выскочка-трэлл, место которому у стойла моего коня…

Бьёрн опередил меня. Он поднялся с места и его глаза гневно сверкнули в лучах заходящего солнца.

— Объяснись, Сигурд, к чему этот спектакль? Рюрик — мой человек. И мой друг. Потому и сидит рядом со мной. Хватит языком чесать да людей честных понапрасну позорить.

Сигурд фыркнул, но перешел к сути, ради которой, видимо, и явился.

— Прошу прощения… Так… С языка сорвалось… Но я привел свои войска, как ты и просил. И есть еще одно важное дело, братец. Слыхали новость? Говорят, в Альфборге творится неладное! Старого Ульрика, того, с кем ты тут союзы водишь, сместил младший сынок! Запер отца в почетной темнице, в его же горнице, и теперь травит потихоньку, чтобы старик поскорее издох и не мешал властвовать! Теперь там всем заправляет Торгнир! Тот самый, что с Харальдом, поговаривают, шашни водил!

Лейф мгновенно побледнел, а затем вскочил, с грохотом опрокинув тяжелую дубовую скамью. Его рука по старой привычке схватилась за рукоять меча.

— Ты лжешь! Этого не может быть! — с болью в голосе проревел он. — Мой брат — подлец, но отцеубийцей он не станет!

Сигурд проигнорировал Лейфа и торжествующе посмотрел на меня, а затем и на Бьёрна…

— Но ничего страшного, братец! Не печалься! Скоро прибудет мой сын с победами и добычей… И мы сообща исправим ошибку этого выскочки-скальда! — Он ядовито ухмыльнулся. — Посылать травника с корзиной трав и сладкими речами к Ульрику было изначально плохой идеей! Видишь, к чему это привело? К братоубийственной смуте и хаосу! Надо было слушать меня и брать Альфборг силой и железом, пока он был слаб! Тогда бы сейчас у нас была надежная крепкая рука на востоке, а не это змеиное гнездо, готовое предать нас в любой миг!

Лейф стоял, тяжело дыша, его могучее тело напряглось, как у тигра перед прыжком. Союз, за который мы заплатили кровью Эйнара, гибелью людей на острове, за который я чуть не заплатил собственной душой, — все это висело на волоске. И Сигурд пришел вовремя, чтобы окончательно его оборвать, мастерски посеяв семена сомнения и страха.

Бьёрн оставался спокоен, но его холодные глаза сузились до щелочек.

— Вести бывают разными, Сигурд, — холодно заметил он. — И источник у твоих вестей может быть… сомнительным. Лейф здесь, и он — законный представитель своего отца, ярла Ульрика. Пока ярл жив и владеет своим умом, наш союз в силе. А насчет Торгнира… мы разберемся, когда придет время и у нас появятся точные факты.

Сигурд усмехнулся, презрительно фыркнув.

— Жив? А надолго ли, Бьёрн? Говорят, старик уже не встает с постели, бредит и плюётся желчью. А Торгнир не теряет времени зря! Он рассылает гонцов к самому Харальду Прекрасноволосому, предлагая тому Буян на блюдечке в обмен на войско против родного брата! Ты думаешь, он остановится на этом? Ты веришь в честь и благородство Торгнира?

Лейф не выдержал. Он сделал резкий шаг вперед.

— Я поеду в Альфборг. Немедленно. Сегодня же! Я вырву правду из глотки моего брата-предателя, даже если мне придется перерезать ему горло!

— И попадешь в ловушку, как мышонок в западню, — холодно и резко парировал я, вставая и преграждая ему путь взглядом. — Торгнир только этого и ждет. Он узурпировал власть, и твое появление будет для него не семейным визитом, а сигналом к твоей же немедленной казни. Ты ему сейчас не брат, ты — главный претендент на престол, которого нужно устранить.

— Но я не могу сидеть здесь сложа руки, пока моего отца травят, как старого пса! — взревел Лейф, и в его глазах стояли слезы бессильной ярости.

— Ты должен, — твердо сказал Бьёрн. — Ты здесь как полномочный посол и наш союзник. Твое место сейчас здесь, с нами. Позже мы отправим своих лазутчиков и узнаем настоящую ситуацию из первых уст. А потом, на свежую голову, решим, что делать. У тебя есть почти полсотни воинов. Они нам пригодятся в грядущей битве. Будь с нами, Лейф! А я в долгу не останусь!

Сигурд наблюдал за этой сценой с нескрываемым злорадным удовольствием. Он достиг своего — посеял раздор и неуверенность. А самое главное — подгадил мою репутацию.

Викинги тем временем перешли на повышенные тона. Эйвинд бил себя в грудь. Сигурд хищно скалился. Бьёрн тщетно пытался сохранить спокойствие. А Лейф брызгал слюной, пытаясь доказать всем свою правоту.

Я отвернулся и посмотрел на залив, где темнела натянутая под водой стальная петля, затем перевел взгляд на побережье, где уставились в небо деревянные шеи новых «рогаток», взглянул на людей, которые, не покладая рук, продолжали работу даже в сгущающихся сумерках.

Я делал то, что должно… Я старался изо всех сил… Но хватит ли этого теперь?

Глава 17

Ночь была холодна и чиста. Лунный серп висел в узорчатом кружеве черных ветвей. Осенний ветер шелестел алыми и золотыми листьями и приносил с собой запах великих перемен… Бухта безымянного острова лежала в мрачном безмолвии. И лишь угрюмый плеск волн тихо сражался с этой НЕДОБРОЙ тишиной.

Харальд Прекрасноволосый стоял неподвижно. Его доспехи холодно отсвечивали в лунном свете — будто голубые молнии обнимали грозную фигуру конунга.

Перед ним сидел связанный Ульф. Вернее, то, что от него осталось. Лицо представляло собой один сплошной багровый синяк. Из разбитых губ сочилась кровь, глаз почти не было видно: они спрятались за страшными опухолями. Большинство зубов были выбиты. Сломанные пальцы на руках беспомощно лежали на коленях и торчали под неестественными углами.

— Значит, твое упрямство сильнее разума? — голос Харальда был спокоен и тих, словно он вел светскую беседу у камина, а не стоял над истерзанным телом. — Так и не скажешь, сколько копий может выставить Бьёрн? Не проведешь моих художников по карте Буянборга, не укажешь, где тоньше стены? Так и будешь молчать, как рыба на льду?

Ульф с нечеловеческим усилием поднял голову. Кривая усмешка исказила его изувеченное лицо.

— Я все равно покойник… — просипел он. — Какой смысл порочить свое имя предательством? Смерть придет, а честь… честь останется. В песнях… или в памяти тех, кто выживет.

— Стойкость перед лицом неизбежного конца делает тебе честь, — кивнул Харальд, и в его глазах, холодных как зимнее море, мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее уважение. — Но я могу прекратить твои страдания. Один мой кивок — и все кончится. Быстро. По-воински. Ты заслужишь хотя бы это.

— Вся наша жизнь… от первого крика до последнего вздоха… череда страданий, конунг, — захрипел Ульф, выплевывая на песок кровавую слюну. — Так что засунь свое милосердие себе в задницу! Я твоих людей не щадил. И не жду пощады. Не для того я был рожден.

Харальд хищно усмехнулся, его белые зубы блеснули в лунном свете, как у волка.

— Это верно… Но знай, выродок, тебе не светит Вальхалла. Не пировать тебе с богами в золотых палатах, не слушать саги, не состязаться в силе с эйнхериями. Твой путь лежит в холодные, гнилые объятия Хель. В забвение.