Варяг II (СИ). Страница 2

Пир был в самом разгаре, когда дверь распахнулась и впустила порыв холодного ночного воздуха. В проеме, окутанный дорожной пылью, появился человек. Он был одет как зажиточный купец — в добротный плащ, подбитый мехом. В руке он крепко держал дорожный посох. На его лице вяло плясали тени усталости, но глаза были зоркими и умными.

— Торстейн!- раздался чей-то радостный возглас из зала.- Смотрите, Торстейн-Купец вернулся!

Бьёрн жестом подозвал его к себе. Торстейн поклонился конунгу, а затем обернулся к собравшимся. Шум постепенно стих. Все знали: новости от Торстейна часто стоили больше, чем добыча с целого похода.

— Конунг! Хёвдинги! Друзья!- его голос, привычный к торгу, звучно разнесся по залу.- Я только что с востока. Из земель Ульрика Старого, из Альфборга.

Наступила тишина. Все знали о болезни старого ярла и о напряжении в его владениях.

— Торговать там ныне — дело неблагодарное, — продолжал Торстейн.- Ярл не встает с ложа. Дыхание его слабо, как шепот осеннего ветра. А сыновья его… — купец помолчал для драматического эффекта, — как стервятники, делят еще живое тело его удела. Дружинники пьют в тавернах, не зная, кому будут служить завтра. Народ ропщет. Ждут, чья возьмет.

Зал замер. Картина была ясна и предсказуема: междоусобица, слабость, легкая добыча. Я видел, как Сигурд усмехнулся в усы, его пальцы сжали кубок.

Но Торстейн на этом не закончил. Он сделал паузу и обвел зал взглядом, чтобы убедиться, что все его слушают.

— … И ходят упорные слухи, — произнес он тише, — что младший сын, Торгнир, уже посылал гонцов к Харальду Прекрасноволосому.

В зале будто выключили звук. Даже потрескивание поленьев в очаге стало громким.

— Малец предлагает тому Буян в обмен на войско против своего брата,- добил Торстейн.

Тишину взорвал оглушительный гул. Угроза из гипотетической, далекой, превратилась в прямую, осязаемую и уже почти реализованную. Альфборг был не просто соседней проблемой. Он стал кинжалом, уже занесенным над нашей спиной. Харальд получал не просто союзника — он получал плацдарм у наших границ.

Я посмотрел на Бьёрна. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел, как сжались его кулаки, лежащие на столе.

На следующее утро каменная площадь Тинга была запружена народом. Люди стояли плечом к плечу — бонды, воины, ремесленники, даже женщины и дети столпились на окраинах. Воздух гудел от сдержанного говора.

В центре, на невысоком холме, лежал древний, испещренный рунами камень- символ закона и справедливости, наследие предков. Рядом с ним стоял Бьёрн в полном боевом облачении, теперь уже с мечом у пояса. По правую руку от него выстроились старейшины, почтенные седовласые мужи. По левую — годи, он прятал свое лицо в глубокий капюшон.

Бьёрн поднял руку. Гул стих, уступая место напряженной тишине.

— Мы собрались здесь не только для суда над мелкими спорами! — его голос врезал по тишине как стенобитный таран. — Мы собрались, потому что к нашему порогу пришла Беда! Враг точит меч у наших границ!

Он сделал паузу, ветер колыхнул его огненные кудри.

— Харальд Прекрасноволосый, конунг Запада, уже не скрывает своих намерений! Его флот растет с каждым месяцем! — Бьёрн кивнул своему херсиру, начальнику разведки. Тот вышел вперед и сухим, бесстрастным голосом стал зачитывать цифры: сколько драккаров видели у западных островов, сколько воинов собирается под знамена Харальда. Цифры были пугающими. Война из вероятности превращалась в неизбежность.

— Но это еще не все! — продолжал Бьёрн, когда херсир закончил. — Как вы слышали, беда приходит и с востока! Альфборг, удел нашего соседа и бывшего противника Ульрика, слабеет! Его сыновья, ослепленные жаждой власти, готовы продать землю предков тому, кто предложит больше! Они готовы впустить Харальда к нам в тыл! Вопрос не в том, быть ли войне. Вопрос в том, как нам выстоять!

Он обвел взглядом площадь.

— Мой первый вопрос к тингу: что делать с Альфборгом?

Слово попросил Сигурд. Он вышел на открытое пространство перед камнем, его фигура дышала мощью и уверенностью.

— Что делать? — его голос прозвучал громко и презрительно. — Слабый должен быть поглощен сильным! Пока эти щенки грызутся за кость, мы должны действовать! Выступим сейчас же! Возьмем Альфборг штурмом, пока их стены не укрепили наемники Харальда! Мы заберем их земли, их железо, их женщин! Сила — вот единственный язык, который они поймут!

Его простая и кровожадная речь нашла отклик у многих воинов. Раздались одобрительные крики.

Не знаю, почему я это сделал… Наверное, просто не хотел очередной бойни. Я вышел вперед, чувствуя, как сотни глаз царапают мне спину. Сигурд бросил на меня презрительный взгляд.

— Сила — это не только меч, — начал я, и мой голос, к счастью, не дрогнул. — Я видел земли Ульрика. Вернее, я видел его народ. Народ, измученный болезнью ярла и поборами его сыновей. Они не хотят войны. Они хотят порядка и хлеба.

Я обратился к Бьёрну и старейшинам.

— Я предлагаю отправить посольство. С хлебом и… лекарством. — Я сделал акцент на последнем слове. — Я знаю средства, что могут облегчить страдания, подобные болезни ярла Ульрика. Давайте предложим им не ярмо, а руку помощи. Поможем ярлу, заручимся поддержкой народа, а потом предложим его сыновьям вассальный договор под защитой Буяна. Их земли станут нашим щитом, а не камнем преткновения. Это выгоднее и долговечнее грабежа.

Совет старейшин раскололся. Одни кивали, другие качали головами. Среди бондов тоже начался ропот. Сигурд побагровел. Бьёрн выслушал обе стороны, его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

— Это дело серьезное и не терпит спешки, — произнес он наконец. — Я выслушал обе стороны. Тинг откладывается до полудня. Я должен обдумать оба пути.

Решение было мудрым, но оно давало Сигурду время подготовиться для атаки на мою репутацию. Я это чувствовал.

Когда тинг возобновился, Сигурд первым вышел вперед. Его презрение сменилось холодной и опасной деловитостью. Он заговорил о Законе.

— Конунг! Старейшины! — громыхнул он. — Мы говорим об Альфборге, но забываем об угрозе внутри наших собственных стен! Об угрозе нашим устоям!

Он повернулся и указал на меня пальцем, словно копьем.

— Этот человек, Рюрик, своим плугом и своей мельницей, своими новыми методами нарушает древний уклад! Он сбивает цены на зерно и железо, лишая моих людей и меня- законного ярла — законного дохода! Он ворует! Но ворует не скот, не серебро! Он ворует благополучие, данное нам богами и предками! Его новшества — это скрытая кража! Они сеют раздор и зависть среди бондов! Одни богатеют, другие нищают! Он разъедает основу нашего общества изнутри!

Я мысленно ему поаплодировал. Это был гениальный ход. Он апеллировал к самому темному и консервативному — к страху перед переменами, к зависти, к букве древнего закона, который не предусматривал «повышения эффективности».

— Но я не требую крови! — продолжал Сигурд, обращаясь к старейшинам. — Я требую Закона! Объявите его фригридом! А все его имущество, все эти его «чудесные» постройки, конфискуйте в счет упущенной выгоды и возмещения ущерба моему уделу и моим людям!

Тишина кольнула затылок. Объявить вне закона — значило, что любой мог безнаказанно убить меня и забрать мои земли. Это была смертная казнь, одетая в тогу справедливости.

Понятное дело, я не стал молчать. Доводов в свою защиту у меня было предостаточно. Я вышел в круг. Внутри все кипело, но я заставил себя дышать ровно.

— Сигурд говорит о законном доходе, — начал я, и мой голос прозвучал на удивление ясно. — Хорошо. Давайте говорить о законном. — Я сделал знак Эйвинду. Тот вынес и поставил перед старейшинами глиняный кувшин. Я опрокинул его. На землю посыпались десятки глиняных бирок — моих учетных записей. — Вот свидетельства. Расписки. Подсчеты. Я платил Сигурду дань. Какую? В три, в пять раз превышающую обычный оброк! Я платил, потому что закон обязывает бонда платить ярлу! Я платил, хоть это и было грабежом!