Варяг I (СИ). Страница 4

Всплыли знания о варяжской иерархии. Конунги и ярлы считались элитой. Они носили длинные, богато украшенные франкские мечи, что являлись символами статуса и богатства. Этакие ульфберты.

Дружинники рангом пониже имели право на топоры и копья. Надежные, смертоносные, но не престижные. Значит Бьёрн — дружинник?

Сильный и авторитетный — раз другие не оспаривают его право на добычу. Но не верхушка. Значит, есть шанс? Шанс — выжить не только как тягловая скотина?

Что я умею? Этот тяжелый вопрос висел в воздухе, как камень. Что я мог им предложить? Обычный любитель истории? У меня и образования-то профильного не было! В колледж взяли по знакомству. А так-то я учился на политолога… Какая будет от меня польза этим живым, дышащим перегаром и угрозой варварам? Буду читать им лекции о культурном симбиозе? Анализировать торговые пути? Они сожрут меня заживо.

Нужно было что-то практичное… Что-то, что ценилось в эти темные времена.

Что спасало жизнь даже рабу? Всплыли обрывки статей, монографий. Кузнецы. Да, святые люди. Но я не кузнец. Я гайку-то криво закручивал. Корабелы. Тоже нет. Воин? Это можно. Это я могу. Но сейчас это вряд ли выгорит… Тренировочные поединки и спорт — это не реальные сражения и убийства. Я мухи в жизни не обидел… Так что путь в воины мне пока был заказан. Оставались… Целители. Знахари. Вёльвы. Скальды.

Хм… Медицина. Грязная, примитивная, но — медицина. Уровень знаний VIII века — кровопускания, травы, заговоры. Мой уровень… Я не врач. Но я знал о гигиене. Знал о природных антисептиках. Немного понимал в анатомии. Элементарные вещи XXI века, которые здесь были бы магией. И вот он — мой шанс.

Я сглотнул ком в горле, заставил себя встретиться взглядом с Бьёрном. Голос хотел сорваться в писк, но я выдавил из себя хрипло, но твердо:

— Я… — кашель перехватил горло от напряжения. — Я… целитель. Мое имя… — я на миг задумался, а потом взял да и ляпнул: «Рюрик».

Бьёрн оскалился. Его маленькие глазки сузились до щелочек. Он явно сомневался в моих словах.

— Целитель? — игнорируя мое новое имя, переспросил он и повернулся к своему соратнику. — Ишь ты… Балунга, слыхал? Говорит, целитель! — Он криво усмехнулся, глядя на одного из своих — долговязого и жилистого, с лицом, изъеденным оспой. Тот флегматично хмыкнул. — Ну-ну… А докажи! — Бьёрн вдруг оживился. Его лицо расплылось в ухмылке, лишенной всякой теплоты. — У меня как раз есть работка для тебя! Один тут… поцарапался малость. Займешься им. А там посмотрим, лжешь ты или нет. — Он отпустил мой ворот, и я едва удержался на ногах. — Если помрет — я тебя на пашне уработаю. Там и сдохнешь, в дерьме. Понял, трэлл?

Он произнес это с такой ледяной уверенностью, что сомнений не оставалось. Это была не шутка. Это — приговор. Моя жизнь висела на волоске, и концом ее могла стать не пашня, а вот этот топор у его пояса, если я окажусь бесполезен прямо сейчас. Бьёрн развернулся и пошел вдоль палубы, не оглядываясь. Я понял, что должен идти следом. Балунга толкнул меня в спину рукоятью топора.

— Шевелись, врачеватель! Не задерживай ярла!

Ярла? Мысль проскочила, как искра. Он назвал Бьёрна ярлом? Значит, я ошибся? Или это просто кличка, преувеличение? Времени раздумывать не было. Я поплелся за Бьёрном, спотыкаясь о канаты и уступы палубы, балансируя на качающемся под ногами драккаре. Руки за спиной мешали удерживать равновесие. Викинги, мимо которых мы проходили, бросали на меня короткие, оценивающие взгляды. Смешки, плевки на палубу перед моими босыми ногами. Я был новеньким. Диковинкой. Игрушкой.

Бьёрн остановился у борта, в кормовой части. Там, в тени натянутого парусинового полога, лежал человек. Он стонал. Негромко, но непрерывно. Жалобно. Как раненый зверь. От него пахло. Резко, кисло: потом и страхом. А еще… луком. Сильным, въедливым запахом лукового отвара.

Знания всплыли мгновенно. Его так диагностировали. Так проверяли кишечник при ранении в живот. Если от раны воняло луком — значит кишки были повреждены и человек был обречен. Таких не лечили: давали умереть им или добивали. Я напрягся, пытаясь уловить запах самой раны. Пока — только пот, лук и старая кровь.

— Вот. — Бьёрн коснулся ногой лежащего. — Твой пациент. Хальвдан. Хвастался перед битвой, что валькирии уже ждут его в Вальхалле. Получил, сука, приглашение. — Он усмехнулся. — Только вот дорога у него затянулась. Помоги ему сойти с этого маршрута. Или облегчи страдания. Мне все равно. Но если он сдохнет от твоих рук… — Он не договорил, но смысл был ясен. Топор, пашня, смерть.

Я подошел ближе, опустился на корточки. Хальвдан был молод. Лет двадцати пяти. Сильный, коренастый парень, но сейчас его лицо было землистым, покрытым липким потом. Его глаза запали: смотрели тупо, без фокуса. Шок. Потеря крови. Дыхание — частое, поверхностное. Он был без рубахи. На животе, чуть ниже ребер справа, зияла рана. Небольшая, но глубокая. Колотая. От копья или узкого кинжала. Края рваные, воспаленные, но гноя пока не было. Кровь сочилась медленно, темная, венозная. Главное — не пахло. Ни луком изнутри, ни гнилью. Я обрадовался своим перспективам.

— Воды, — хрипло сказал я, не отрывая взгляда от раны. — Чистой. И… тряпки. Чистой льняной тряпки. И меда. Если есть.

Бьёрн фыркнул.

— Чистые тряпки? Мед? Ты, трэлл, себе цену возомнил? — Он засмеялся, но Балунга, стоявший рядом, вдруг крякнул и кивнул в сторону носа драккара. — Ладно-ладно, Балунга, дай ему свою портянку. И воды из бочки. А что до меда… — Бьёрн почесал затылок. — Есть чутка в моем сундучке. Для важных дней берег. Ладно, дадим ему ложку. Посмотрим на его колдовство.

Балунга нехотя полез в мешок у пояса, вытащил нечто серое, потное, явно бывшее тряпкой для чистки оружия или лица. Потом сходил к бочке у мачты, зачерпнул деревянным ковшиком мутноватой воды. Бьёрн тем временем достал из небольшого деревянного ларца, прикованного цепью к палубному креплению, маленький глиняный горшочек. Снял восковую крышечку. Оттуда пахнуло сладким, густым ароматом. Настоящий мед. Он зачерпнул маленькой деревянной ложкой и протянул мне.

— Только не сожри все, «целитель»! — предупредил он. — Это стоит дороже тебя.

— Руки не развяжете? — осмелел я.

Бьёрн кивнул Балунге, и тот нехотя снял хитрые узлы с моих запястий. Бежать мне все равно было некуда. Вокруг одна вода. Больно хлынула кровь в онемевшие руки, заставив меня сморщиться от непривычного ощущения.

Я взял ложку с медом, грязную тряпку от Балунги и ковшик с водой. Чистота… Где тут чистота? Но выбора не было. Я смял тряпку, окунул ее в воду и начал осторожно промывать кожу вокруг раны Хальвдана. Он застонал, дернулся.

— Отстань, тварь! — прохрипел он, пытаясь оттолкнуть меня слабой рукой. — Не трожь! Я… я должен умереть в бою! А не от рук раба! Валькирии ждут! Один зовет! Отстань!

Я игнорировал его. Смывал запекшуюся кровь, грязь, пот. Вода в ковшике быстро стала розовой. Морская вода. Соль. Антисептик. Слабая надежда. Промыв края раны, я заглянул внутрь. Это была глубокая дыра. Но видимых кусков кишок и кала я не обнаружил. Я снова смял тряпку, окунул в воду и попытался промыть саму рану, насколько мог добраться. Хальвдан взвыл, изогнулся. Его рука рванулась к ножу за поясом, но Балунга ловко перехватил его запястье.

— Лежи, дурак! — рявкнул он. — Дай выскочке поработать!

— Он… осквернит меня! — захрипел Хальвдан, из последних сил сопротивляясь. — Раб! Презренный! Я не хочу его помощи! Добейте меня! Бьёрн! Прикажи!

Бьёрн наблюдал за моими действиями с бесстрастным лицом. Скрестив руки на груди.

— Заткнись, Хальвдан, — равнодушно бросил он. — Ты мне живой нужен. А трэлл пусть попробует. Веселее будет.

Я продолжал промывать рану, стараясь не смотреть на искаженное болью и яростью лицо Хальвдана. Он выкрикивал проклятия, перемежая их стонами. Оскорблял мою мать, моих мифических предков, мою внешность (что было несложно, учитывая мое положение), клялся, что в Вальхалле попросит богов наслать на меня проказу и червей. Я молчал. Концентрировался. Промыл, как мог.