Варяг I (СИ). Страница 3

— Эй, щенок! — рявкнул он. — Небось, с другого берега? Не повезло тебе, червяк!

Прежде чем я успел что-то сообразить, он молниеносно наклонился. Грубая, волосатая рука впилась в мои мокрые волосы. Больно! Я вскрикнул. Вторая рука схватила меня за складку мокрой рубахи на спине, будто за шкирку.

Я почувствовал себя котенком. Мои попытки вырваться были жалкими. Мускулы на его руке вздулись буграми. Он напрягся. С хриплым смешком рыжий детина рывком поднял меня из ледяной воды. Я болтался в воздухе, кашляя и захлебываясь, чувствуя, как капли стекают по телу.

Он перекинул меня через деревянный фальшборт. Я грузно шлепнулся на мокрые доски палубы. Качнул головой, пытаясь отдышаться, протереть глаза. Вокруг стояли другие воины. Они смотрели и смеялись хриплым, звериным смехом. Пахло потом, смолой и кровью.

Рыжий великан наклонился ко мне. Его дыхание пахло луком и вяленой рыбой. Ухмылка стала шире, злее.

— Гляньте! Подарок моря! — он оглянулся на своих. Потом ткнул толстым пальцем мне в грудь. — Живой! Значит, силен духом. Или просто везуч. — Его глаза, холодные, как галька на дне, впились в меня. — Запомни, червь. Ты теперь мой. Мой трэлл. Будешь таскать мои доспехи, чистить мое оружие и лизать мои сапоги. Понял?

Я попытался что-то сказать. Возразить. Объяснить. Кто я. Откуда. Что это ошибка. Но голос не слушался. Спрятался, зараза…

Рыжий раздраженно фыркнул. Мелькнуло мгновение — и его кулак, размером с мою голову, со всей дури рванул мне в челюсть. Мир взорвался белой вспышкой боли. Звон в ушах заглушил все. Я не почувствовал падения. Только черноту. Густую, бездонную, как воды холодного моря.

Глава 2

Очнулся я резко. Как будто кто-то влил за шиворот ледяной воды. Один миг — темнота и чувство падения в бездну. Следующий — крепкий удар по всем чувствам сразу.

Голова гудела тупой, разрывающей тяжестью, будто по ней методично лупили кувалдой. Болела челюсть — там, куда здоровяк вмазал своим пудовым кулачищем. Болели запястья — они были туго стянуты за спиной грубой, вонючей бечевкой, врезавшейся в кожу при каждом неловком движении. Болели ребра — видимо, досталось мне, когда волокли по палубе.

Звуки врезались в сознание, оттесняя боль: скрип — старый, терзающий нервы; жалобный треск снастей где-то высоко над головой и шум… Непрерывный, многоголосый. Шум ветра, рвущегося в парус. Шум воды — она булькала, плескалась, билась о борт где-то совсем рядом. И голоса. Грубые, хриплые, перекрикивающие ветер и воду. Говорили на том же ломаном, но понятном языке. Проклятия, короткие команды, смех — злой, отрывистый.

В ноздри ударил запах… Разнородный и густой, как протухший бульон. Соленый, резкий дух моря смешивался с терпкой, горьковатой вонью дегтя, которым, видимо, проконопатили щели. Добавьте к этому кислый, тошнотворный запах пота немытых тел. Много-много тел.

И еще… рыба.

Сушеная, соленая, всякая! Этот микс бил по носу, заставлял глотать слюну. Меня чуть не стошнило с непривычки.

Я лежал на спине, уткнувшись затылком в шероховатые, влажные доски палубы. Над головой раскинулась бесконечная, холодная бирюза неба. Ни облачка. Солнце палило, но его жар не мог пробить ледяной морской ветер, продувавший насквозь мой холщовый мешок, который по недоразумению звался рубахой.

Понятное дело, я испытывал шок. Некультурный, глубокий и парализующий. Мозг отчаянно цеплялся за последние осколки памяти.

Лекция. Дорога домой. Боль в груди. Одиночество. Собака. Стакан виски. И — точка. А потом — ледяная вода, хаос битвы, бородатый викинг, удар.

И вот я здесь.

Связанный. На драккаре — в этом я не сомневался. Уж больно характерное судно несло нас по волнам. Вокруг были суровые бородатые мужики. Неужели… правда? Не галлюцинация? Не предсмертный бред?

Но каждая доска под спиной, каждый веревочный узел, впивающийся в запястья, каждый дубовый борт, вздымающийся и падающий на волнах — все кричало о жуткой, невероятной реальности. Я был здесь. Но в качестве кого? Кто я теперь? Добыча? Вещь? Тот, кого можно выбросить за борт, не моргнув и глазом?

Тени заслонили солнце. Я зажмурился, потом медленно открыл глаза. Надо мной нависли трое. Поглядывали они на меня с откровенным и животным любопытством. Как на диковинного зверя. Судя по их виду — типичные викинги. Настоящие. Как с картинок из моих же лекций, но в тысячу раз более живые, грубые и опасные.

Светлые волосы, заплетенные в небрежные косы или просто растрепанные ветром. Бороды — рыжие, русые, седые — спутанные, в кусках засохшей грязи и, возможно, крови. Лица — обветренные, обожженные солнцем и морозом, покрытые сетью морщин и шрамов. Глаза — голубые, серые, зеленые — холодные, как само море. Одежда — грубые шерстяные рубахи и штаны, кожаные куртки поверх, у некоторых — кольчужные рубахи, короткие, до бедер, с разрезами для движения. На ногах — кожаные сапоги или просто обмотки. Оружие — повсюду. Топоры за поясом, ножи-саксы, у одного на спине — короткий лук и колчан.

И запах. Их запах… Он накрыл волной. Пот, старое сало, которым, видимо, смазывали кожу и железо. И что-то звериное, первобытное. Запах силы, не знающей сомнений и жалости. Один из них, самый крупный, с медвежьими плечами и густой бородой, наклонился.

Я узнал его. Тот самый, что саданул мне по морде при первом знакомстве. Его маленькие, глубоко посаженные глаза буравили меня. Он ткнул толстым, грязным пальцем мне в грудь.

— Очнулся, наконец? — Его голос был низким, хриплым, как скрип несмазанных колес. — Дрых как сука после щенков. Думал, в Вальхаллу прорвался? Ха! Хрен тебе!

Он осклабился, показав крепкие, желтые зубы. Засмеялся. Остальные двое просто смотрели, без эмоций. Хозяин и его охрана? Или просто любопытные?

Медвежья лапа схватила меня за ворот рубахи, грубо приподняла с мокрых досок. Я повис, как щенок, едва удерживаясь на носках. Боль в запястьях стала острой, жгучей. Задыхаясь от нахлынувшего страха и унижения, я попытался упереться ногами.

Бесполезно.

Он держал легко, одной рукой. Его дыхание, густое, смердящее луком и перегаром от какого-то крепкого хмельного, било мне в лицо.

— Так, слушай сюда, — прохрипел он, придвигая свое мордатое лицо так близко, что я видел каждую пору на его носу, каждый шрам на щеке. — Я — Бьёрн Веселый! Это мой драккар. Мои воины. И ты — моя добыча. — Он ткнул пальцем себе в грудь. — Теперь ты — мой трэлл. Моя вещь. Усек?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова. В горле пересохло, язык прилип к нёбу.

Трэлл — значило «раб». Слово, которое я произносил на лекциях с академической отстраненностью, обожгло, как раскаленное железо. Моя новая реальность. Здесь и сейчас.

— А теперь отвечай, — Бьёрн тряхнул меня, заставив зубы щелкнуть. — Кто ты? И самое главное — что ты умеешь делать? Говори, пока я добрый! — Он не выглядел добрым. Взгляд его был холоден и расчетлив. Как у купца, оценивающего товар на рынке.

«Приценивается, — пронеслось в голове. — Сколько он сможет выручить за мою шкуру? Или — чем я буду полезен для него здесь и сейчас?»

Шок накатывал волнами. Море. Качка. Запахи. Боль. Взгляд этого бугая. Надо было собраться. Я же не мальчишка в конце концов! Я чудом выжил после инфаркта! Я как никак, а учитель! К тому же сам в прошлом любил помахать мечом и топором…

Но, правда, все это было там, в прошлой жизни. Здесь же я — связанный пленник. И ничего больше. Инстинкт выживания сразу заставил меня анализировать ситуацию. Я заставил себя посмотреть на Бьёрна не как на чудовище, а как на объект изучения. Кто он?

Бьёрн носил кожаный панцирь, нашитый на толстую стеганку. Добротный, но без изысков. Ни серебряных заклепок, ни позолоты. На поясе висел топор. Крепкий, с широким лезвием и длинной рукоятью, явно боевой. Но — топор! Не меч.