Варяг I (СИ). Страница 32

Эйвинд странно взглянул на меня:

— Может, Всеотец увидит твою печаль и пошлет тебе нового спутника? Хорошего пса, например. Хотя собаке не объяснишь, за что ты воюешь. Она просто будет знать, что ты — свой.

Мы просидели так до тех пор, пока последняя полоска заката не угасла за горами. Мы осушили бурдюк с медом, захмелели и разошлись почти друзьями.

Возвращаясь в поселение по узкой тропе вдоль ручья, я наткнулся на Ставра. Он стоял неподвижно, сливаясь с тенью огромной ели, словно был частью этого пейзажа. Его темный шерстяной плащ был скреплен фибулой в виде двух воронов. В руках он держал длинный посох из темного, отполированного дерева.

Я остановился как вкопанный. Рука сама потянулась к рукояти сакса.

— Мы враги? — спросил я, отчеканивая каждое слово. — Говори прямо, колдун. Мне некогда играть в твои игры.

Он медленно повернул ко мне свое лицо. Его орлиные глаза сейчас казались слепыми и мутными, но я чувствовал, что он видит меня насквозь.

— Враги? — его голос прозвучал как эхо в глубоком ущелье. — О, нет. Что ты? Я — Прыгун Судьбы. И я делаю лишь то, что мне велят Норны. Режу нити, которые должны быть перерезаны. Связываю те, что должны быть связаны. Один обратил на тебя свой взор. Храни был слабой, гнилой нитью в полотне. Его оборвали, чтобы усилить тебя. Я лишь поднес ножницы.

— Я сам тку свою судьбу, — бросил я вызов, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Легкая, почти незримая усмешка тронула его бескровные губы.

— Так думает каждая нить, скальд, пока не увидит готовый узор со стороны. Твой путь усыпан не только славой. Впереди туман тьмы. Он скрывает лик и друга, и врага. Так что берегись.

Он развернулся и бесшумно растворился в сгущающихся сумерках, словно его и не было. А я стоял один и слушал как стучит мое сердце.

Только очередного шарлатана мне не хватало!

Я тщетно пытался разбудить в себе скептика, но рука сама потянулась к камню вёльвы.

— Чур меня! — раздраженно пробурчал я и отправился к себе домой.

На следующий день утро выдалось хмурым. Небо объелось свинца и облокотилось на наши головы. Это была идеальная погода для войны.

На причале царила хаотичная суета. «Морской Волк» Бьёрна тяжело вздымался на волнах. Воины, похрюкивая от усилий, закатывали по сходням последние бочки с водой и мешки с вяленым мясом и ячменной крупой. Воздух звенел от окриков, проклятий и скрипов дерева.

Я уже стоял на борту и проверял укладку своих вещей. Эйвинд стоял рядом и щерился во все зубы. Ему не терпелось поскорее выступить в путь за боевой славой. Настроение у всех было азартное: все бахвалились, били себя в грудь, мечтали о подвигах, богатой добыче и Вальхалле.

Мой взгляд скользнул по толпе, и я увидел Астрид. Она пробиралась по сходням с большой корзиной, из которой пахло свежеиспеченными ячменными лепешками. Она раздавала их воинам, желая удачи. Подошла ко мне, сделала вид, что поправляет завязку на моем плаще.

— Возьми… — ее шепот был едва слышен сквозь общий гул.

Быстрым, ловким движением, незаметным для посторонних, она вложила мне в ладонь маленький, гладкий, отполированный до блеска черный камушек. Обсидиан. Он был теплым на ощупь.

— Что это? — спросил я, чувствуя странное тепло, идущее от камня прямо в кровь.

— Камень Тоски. — ее губы едва шевельнулись. — Чтобы твоя рука помнила… что ей есть за что держаться в бурю.

Она быстро отшатнулась и скрылась в толпе, не поднимая глаз. Я не смотрел ей вслед. Я сжал камень в кулаке, поднес сжатый кулак к груди, в область сердца. Жест обета. Жест, понятный без слов.

— Выступаем! — пророкотал голос Бьёрна, заглушая весь шум. — Весла — по местам!

Сходни убрали. Гребцы, уперев весла в причал, напряглись. Драккар дрогнул, с глухим скрежетом тронулся с места и медленно, нехотя, пополз в открытую воду, навстречу свинцовому горизонту.

Я встал на носу, спиной к уходящему Буяну. В одной руке я сжимал древко топора, доставшегося от поверженного врага. В другой — горячий камень, залог возвращения. Обещание будущего…

Глава 13

Камень.

Гладкий, холодный, тяжелый обсидиан. Вулканическое стекло.

Он был идеально отполирован морем и чьими-то терпеливыми пальцами. Я вдавливал его в ладонь, пытаясь через боль вернуть себя в настоящее. В реальность, где я стоял на носу драккара, а не в том бреду, что, в последнее время резвился у меня в черепе.

Утро было жидким и серым. Солнце сегодня явно скромничало. Оно притворилось простым бледным, размытым пятном и спряталось за пеленой высоких облаков. Воздух висел холодным, влажным саваном. Он был пропитан солью и едким духом смоленого дерева.

«Морской Волк» мерно вздымался на длинной океанской зыби, его носовая фигура — дубовый, оскаленный волк — то взлетала к небу, то обрушивалась вниз, словно пытаясь ухватить зубами серую пену.

В голове царила свалка. Мысли скакали, как обезумевшие животные. Теплота прикосновения Астрид. Тот самый, негромкий хруст — влажный, костяной — когда мой сакс нашел мягкое место в теле Храни. Пыль на книжных стеллажах в московской квартирке. Скулеж Боя. Зловещий, безжизненный шепот Ставра: «Туман тьмы скроет лик и друга, и врага».

Это трудно было назвать рефлексией. Скорее всего, у меня просто появилось лишнее время на безделье. А оно, как водится, вечно бьет по мозгам.

Я только-только стал осознавать, что по-настоящему убил человека. Не в компьютерной игре… Не в горячке, не рефлекторно. Я вызвал его на хольмганг, посмотрел в глаза и убил. Хладнокровно и расчетливо.

Как посредственный историк, я знал: для этой эпохи это было в порядке вещей. Судебная практика, славный хольмганг. Но я-то не отсюда. Во мне сидит заноза — совесть другого мира. Она сейчас скребется изнутри, гложет, не дает уснуть.

Я сменил один вид рабства на другой. Сначала был рабом системы. Своего бессилия, своей тоски, своего никчемного существования в мире пластика и кондиционеров. Теперь я раб своих поступков. Раб этого топора, что висит у меня за поясом. Раб этого камня в моей руке. Раб слова, данного Бьёрну. Раб долга, который я сам на себя взвалил, как ярмо.

Я — вольный человек. Но свобода оказалась клеткой побольше. А цепи — просто стали невидимыми.

Я сжал камень так, что его острые края впились в кожу. Боль была сладким, единственно реальным ощущением. Мне отчаянно захотелось поцеловать Астрид… Утонуть в ее волосах. Спрятаться от мира… От самого себя.

Берег.

Он возник из тумана неожиданно, как мираж. Неприветливый, каменистый, поросший низким, корявым кустарником.

Владения Эйрика-Собаки.

Земля, которую мы пришли забрать силой.

Я впился глазами в береговую линию, пытаясь разглядеть детали. Это был чей-то дом. Чья-то жизнь. Я видел дымок, поднимавшийся из-за частокола небольшого борга на возвышении. У его подножия теснилась парочка жалких хуторов.

И люди.

Крошечные, снующие фигурки. Женщина, доившая козу у покосившегося забора. Старик, сгорбившийся над сетью на галечном пляже. Двое детей, гнавших пару гусей к воде. Они замерли и уставились на наш маленький флот — пять драккаров, скользящих по воде, как тени морских чудовищ.

Люди просто стояли и смотрели. Застывшие, будто вырезанные из дерева.

— Почему они не бегут и не бьют тревогу? — спросил я, не отрывая взгляда от берега. Голос прозвучал хрипло. — Почему не реагируют?

Эйвинд, стоявший рядом, плюнул через борт, проследив за тем, как слюну относит ветром. Он грубо рассмеялся.

— Бежать? А куда, скальд? От одного ярла к другому? У Эйрика они — скот. А скот не бежит. Скот просто ждёт, чьё ярмо окажется легче. Может, наше? А может, и нет. Их жизнь — это не выбор, а игра в кости. И они уже проиграли. Много раз.