Варяг I (СИ). Страница 10
Асгейр ничего не ответил. Он лишь кивнул и резко развернулся.
— Ты, — он ткнул пальцем в меня. — За мной.
Мое сердце заколотилось, пытаясь вырваться из груди. Шанс! Это был шанс проявить себя, доказать свою ценность еще кому-то. Но это была и ловушка. Балунга с ножом. Неизвестная болезнь. И риск — колоссальный.
Я поднялся, отряхивая руки от грязи. Балунга грубо толкнул меня в спину.
— Шевелись, знахарь. Покажешь, на что ты способен.
Дом Асгейра был таким же длинным и крепким, как у Бьёрна, но чувствовалось в нем какое-то запустение. Меньше добра на стенах, меньше порядка. Пахло не только дымом и едой, но и болезнью. Кислый, тяжелый запах несварения и страха.
Женщина лежала на широкой деревянной лавке, укрытая грубым одеялом. Она металась, стонала, скручиваясь от спазмов. Лицо было землистым, испарина покрывала лоб и верхнюю губу. Ее глаза были закрыты, но веки судорожно вздрагивали.
Асгейр стоял рядом, мрачный и беспомощный. Его хищная самоуверенность куда-то испарилась, сменившись растерянностью зверя, столкнувшегося с невидимым врагом.
— Вот, — он буркнул, не глядя на меня. — Сделай что-нибудь.
— Сперва я бы хотел вымыть руки. — попросил я.
Хозяин дома кивнул какому-то любопытному мальчишке в соседней комнате. Тот быстро принес кусок мыла из жира и щелока, а также кадку с водой. Я этому приятно удивился. Ведь древние викинги использовали в качестве мыльного раствора мочу.
Приведя себя в порядок, я подошел ближе к пациентке. Балунга встал у выхода, перекрывая путь, его рука так и не отпускала рукоять ножа.
Я опустился на колени у лавки. Прикоснулся ко лбу женщины. Горячий, влажный. Лихорадка. Я аккуратно надавил на живот, чуть ниже ребер. Она застонала, изогнулась от боли. Классические симптомы острого отравления или тяжелой кишечной инфекции. Без антибиотиков, без спазмолитиков… Но не без вариантов.
— Что она ела? — спросил я, обращаясь к Асгейру через Балунгу. — Вчера? Позавчера? Что-то необычное? Может, грибы? Ягоды? Несвежую рыбу?
Асгейр нахмурился, раздраженный моими вопросами.
— Какая разница? Все ели одно и то же! Лечи!
— Разница есть! — я заставил свой голос звучать твердо, хотя внутри все сжималось от страха. — Если это яд, нужно промыть желудок. Если гнилая пища — сорбент. Иначе она умрет от обезвоживания и интоксикации!
Слово «умрет» заставило его вздрогнуть, на остальные он попросту не обратил внимания. Он мотнул головой, сдаваясь.
— Рыба… была странная. Желтоватая. Родственники привезли ее с торгов. Она лежала на дне лодки, могла протухнуть.
— Вот и все, — выдохнул я. План действий сложился в голове, отчаянный и рискованный. — Нужна теплая кипяченая вода. Много. Соль. Уголь из очага, истолченный в пыль. И кора дуба, если есть. Быстро!
Балунга посмотрел на Асгейра. Тот, бледнея, кивнул.
Пока суетились, я поднес к ее носу щепотку соли, растертой между пальцев. Она слабо отвела голову — рефлекс еще работал. Хорошо.
Мне принесли чашку с толченым углем, кружку с густым отваром дубовой коры и ведро теплой воды, в которой плавала крупная соль.
— Теперь слушай меня, — я обратился к Асгейру, уже не как раб к хозяину, а как врач к санитару. — Нужно заставить ее это выпить. Все. До конца. Потом — вызвать рвоту. Это очистит желудок.
Асгейр посмотрел на меня с ужасом. Вызвать рвоту у жены? Это казалось ему кощунством.
— Ты с ума сошел! Я не буду…
— Или она умрет у тебя на глазах! — прошипел я. — Выбирай!
Он стиснул зубы, кивнул. Мы вдвоем с Балунгой приподняли ее. Она слабо сопротивлялась, полубессознательная. Я вливал в ее рот соленую воду, смешанную с угольным порошком. Она давилась, кашляла, но большую часть проглотила. Потом — отвар коры дуба, чтобы закрепить эффект и защитить слизистую.
Потом настал самый отвратительный момент. Я надавил ей на корень языка двумя пальцами. Ее тело выгнулось в мучительном спазме. Началось.
Это было долго, мучительно и унизительно для всех. Но когда все закончилось, она, изможденная, белая как полотно, наконец перестала метаться. Ее дыхание, хриплое и прерывистое, постепенно стало глубже, ровнее. Спазмы стихли. Она погрузилась в глубокий, истощенный сон, но это был сон живого человека.
Я отполз в сторону, вытирая испачканные руки о солому на полу. Меня трясло от напряжения и омерзения. Во рту стоял тот же горький привкус, что и у нее.
Воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием углей в очаге и ее ровным дыханием.
Асгейр смотрел на жену, потом на меня. Его взгляд был пуст. Потрясение от самой процедуры затмило для него даже ее результат.
Балунга молча убрал руку с рукояти ножа. Он смотрел на меня не с почтением, а с откровенным, животным непониманием. То, что я сделал, было для него не магией. Это было чем-то более странным и пугающим — осознанным, методичным насилием над болезнью. Жестоким, но эффективным.
— Она… — Асгейр попытался найти слова. — Она будет жить?
— Шансы есть, — я выдохнул, чувствуя, как адреналин отступает, и накатывает пустота. — Теперь нужно, чтобы она пила чистую кипяченную воду. Маленькими глоточками. И покой. Только покой.
Он молча кивнул, все еще не в силах оторвать взгляд от спящей жены.
Но отпускать меня не торопились. Утро застало нас в том же доме. Я просидел всю ночь на полу, у порога, под присмотром Балунги. Но он уже не смотрел на меня как на раба. Скорее как на полезного и уважаемого зверя.
Женщина проснулась слабой, бледной, но — живой. И главное — без боли. Она с трудом выпила немного воды. При этом жар стал покидать ее. Ей стало значительно легче.
Асгейр подошел ко мне. Он выглядел уставшим, но собранным.
— Все будет в порядке? — спросил он прямо.
— Думаю, да, — ответил я так же прямо. — Нужен покой. Легкая пища. Кипяченная вода. Можно немного соли.
Он кивнул. Помолчал. Видимо, подбирал слова.
— Я не дам тебе серебра, — сказал он наконец. — Оно все равно достанется Бьёрну.
Я молчал.
— Но все долги свои я помню, — он посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд был тяжелым, но честным. — Ты спас мою жену. Поэтому один раз, когда будет нужно… Ты сможешь явиться ко мне. И я выслушаю тебя. И помогу. Но только один раз.
Это было больше, чем я мог надеяться. Не покровительство. Не союз. Но — ниточка. Возможность. Первый крошечный шаг к созданию своей сети. Долг чести считался серьезной валютой в этом мире.
— Я запомню, — сказал я.
Он кивнул и отвернулся.
Дорога назад, в усадьбу Бьёрна, показалась короче. Балунга шел рядом, но не толкал меня, не торопил. Он бросал на меня украдкой, быстрые, испытующие взгляды.
Бьёрн ждал нас во дворе. Он стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на груди. Он уже все знал. Кто-то уже успел доложить.
— Ну что, знахарь? — спросил он, и в его голосе не было ни злости, ни насмешки. Был холодный, расчетливый интерес. — Совершил чудо?
Я опустил голову.
— Жена Асгейра жива, хозяин. Ей лучше.
— Так я и слышал, — он подошел ко мне вплотную. Заставил поднять голову. Его холодный взгляд скользну по моему лицу. Он искал что-то. Быть может, признаки колдовства? — Говорят, ты даже не шептал заклинаний. Просто… использовал какие-то странные трюки и неведомые слова.
Я молчал. Сейчас это было лучшей тактикой.
Он вдруг хмыкнул.
— Ладно. Неважно. Ты принес мне пользу. Выручил меня перед Асгейром. Это стоит награды.
Я замер, ожидая пинка или издёвки.
— С сегодняшнего дня, — объявил Бьёрн так, чтобы слышали все во дворе, — твое место не в хлеву. Ты будешь спать в сенях, у двери моего дома. Ты будешь охранять мой сон.
Вокруг наступила тишина. Даже Балунга вытаращил глаза. Это был не просто скачок. Это был прыжок через пропасть. Из грязи — под крышу. Из скота — в почти-люди. В доверенные. Пусть и в самые низшие.
Первый шаг был сделан. Опасный, зыбкий, но — шаг. Я выпрямился и уверенно посмотрел Бьёрну в глаза.