Ледяное сердце (СИ). Страница 20

[3] Спокойной ночи (фин.)

[4] Спасибо (фин.)

Глава 7. Хозяин постоялого двора

Наутро Илья чувствовал себя неважно и с усилиями оторвался от подушки: болела голова, ныли мышцы и тело еле подчинялось столь же заторможенному, как с похмелья, рассудку. Но когда они с Яном распробовали завтрак, оставленный на столике, ему сразу стало лучше. Илья с теплотой подумал, что кто-то хорошо знал их вкусы — здесь были ломтики запеченной речной рыбы, хрустящий хлеб, плошечки с маслом и вареньем, кувшин яблочного сока и все еще горячий кофейник.

Поев, Илья заметил, что на окне остался перламутровый налет испарины, переливающийся на тихом осеннем солнце. Он невольно улыбнулся и, улучив момент, украдкой нарисовал на влажном стекле сердечко.

Тем не менее прогулку пока решили отложить, и мальчик, не слишком расстроившись, засел в своем уголке за какую-то новую мобильную игру. Илья тоже позволил себе расслабиться и полулежа смотрел сериал на планшете, прихлебывая холодную минералку. Когда он уже успел приободриться и увлечься, в дверь неожиданно постучали, и Илья без особого энтузиазма прошлепал к ней босиком. Но к его изумлению, на пороге стоял старый Антти и благодушно улыбался.

— Доброго тебе дня, Элиас! Я вчера не стал больше тебя беспокоить, ты и так был занят, — тут старик весело прищурился, — но теперь настало время нам серьезно поговорить. Не откажешься заглянуть ко мне в гости?

— Здравствуйте, Антти! Спасибо вам за доверие, — растерянно отозвался Илья. — Что же вы за мной не послали кого-нибудь?

— Да за кого ты меня принимаешь? Уж пока ноги меня держат, я сам приду к тому, кто мне нужен. Но смею надеяться, что и я смогу тебе помочь.

Тут из своей комнатки выглянул Ян, который всегда любил послушать взрослые разговоры, и Антти приветливо сказал:

— Здравствуй, Ян! Как тебе у нас в гостях?

— Здравствуйте! Здесь классно, только ночью здорово штормило, но я этого уже не боюсь.

— Вот и правильно, тебе не пристало бояться природы, — загадочно промолвил старик. — Что же, Ян, отпустишь отца ненадолго со мной побеседовать?

— А мне с вами можно?

— Нет, Ян, подожди меня здесь, — мягко, но решительно сказал Илья. — У нас важное дело, и потом я тебе непременно все объясню, а сейчас ты будешь меня отвлекать.

— Ну па-ап...

— Пожалуйста, не надо сейчас «папкать», у меня и так вчера был тяжелый день и я не хочу лишний раз трепать нервы, — вздохнул Илья. — Ты ведь у меня большой, а значит, можешь отнестись с уважением к моей просьбе. Это только маленькие хныкают и не слушают никаких возражений.

Мальчик многозначительно фыркнул, будто раздумывал, так ли уж привлекательно быть большим, и сказал:

— Только ты не забудь, что обещал все рассказать. Ладно?

Илья погладил сына по макушке и тот улыбнулся от радости, что отец больше не сердится. Быстро переодевшись, молодой финн пошел за Антти во двор, где старик показал ему хозяйственные постройки. Летом здесь был также палисадник, но сейчас он погрузился в осеннюю дрему и о былой красоте ничего не напоминало.

— В окрестностях города еще есть такие места, ребята из них часто приходят в гости к моим, — сказал Антти. — Но проводников мало, на всех не хватает, да и не каждый способен делать то, что делаю я. Содержать и кормить себя нечисть запросто сможет, а вот удерживать эту тонкую грань, чтобы не опошлить один мир и не разрушить другой... Сколько тебе лет, Элиас?

— Тридцать четыре, — ответил Илья, поняв, что старику известна эта информация и он лишь предлагает поразмыслить.

— О, это лучшее время для мужчины: в голове уже не пусто и тело пока не подводит. А мне ровно на полсотни больше — что, с виду и не скажешь? Это потому, что от многих тягот я сам себя освободил. Сейчас уж и не знаю, стоило ли, но поздно коней на переправе менять. Вот дойдем до моего убежища, и я тебе все по порядку расскажу.

Вначале Антти открыл небольшую дверь, за которой скрывался высокий стеллаж со склянками и пузырьками с какой-то темной жидкостью, коваными металлическими ящичками, кипами бумаг и тетрадей в узорных обложках.

— Знахарством я решил заниматься лет двадцать назад, когда основал гостиницу и стал отходить от шаманской практики, — пояснил Антти. — Духи научили меня соединять природные вещества в нужных пропорциях для исцеления от психосоматических недугов. Эти снадобья могут избавить от многолетних болей в спине, расстройств желудка, мигреней, которые вызваны не органическими патологиями, а душевной болью. Я их продаю, но часто лечу и бесплатно: тебе они в свое время тоже помогли.

— О да, спасибо, — неловко отозвался Илья, однако старик лишь дружески потрепал его по плечу.

Кабинет Антти был небольшим, но очень красивым, здесь хранилось много предметов старинного финского быта, и не стилизованных сувениров, а настоящих осколков памяти, — пожелтевшие ажурные салфетки, деревянный ковш в виде ладьи, статуэтки из костей и клыков морского зверя. Увесистый книжный шкаф также был украшен цветочными узорами вручную по старым традициям.

Антти предложил Илье сесть в кресло. Тут из-за письменного стола выглянула хитрая кошачья мордочка, а затем она показалась во всей красе, мягко переставляя лапки, — величественная, с длинной шелковистой шерстью черепахового окраса и пушистым хвостом. Золотисто-зеленые глаза изучающе смотрели на гостя, маленький розовый язык облизывал клыки. Кошка приблизилась к Илье и потерлась о его ноги, по-видимому выражая свое доверие.

— Это Луми, хозяйка моего дома, — сообщил Антти. — Она всегда отваживает от нас опасных и неприятных постояльцев. Но ты ей понравился, Элиас, как я и ожидал.

— Действительно настоящая хозяйка, — сказал Илья и осторожно погладил любимицу Антти промеж ушей. Луми прикрыла глаза и приветливо замурлыкала, а когда старик сел напротив Ильи, уверенно забралась к хозяину на колени.

Тем временем вошел пожилой домовой Халти. Он принес кофе в глиняных чашках и пиалу с густыми кремовыми сливками, поставил поднос на стол и поклонился обоим колдунам.

— Долгих тебе лет, Велхо, — промолвил он, улыбнувшись Илье. — А тебя, старый змей, мне все еще как-то странно звать по имени, ты уж не обессудь.

— Понятно! — благодушно рассмеялся Антти. — Когда мы первый раз встретились, Элиас, я с виду годился Халти в сыновья, а теперь разве что в соседи по лавочке, кости на солнце греть. И это нам еще повезло — почти сравнялись...

— Да, время никого не щадит, — кивнул Халти. — Но парня ты славного нашел, толкового, это я уже вижу. А то всяких довелось повстречать — и хлыщей, которым лишь бы девок завораживать, и обманщиков, которые на людей напускали ложную хворь, а потом якобы исцеляли, и даже таких, кто обещал умерших родных с того света вернуть.

— Ну, Халти, я в начале своего пути тоже был далеко не агнцем, — заметил Антти и стал подливать сливки в кофе.

— И то верно, не поспоришь! — отозвался домовой. — Но без своей хватки ты бы и не сделал этот постоялый двор. Уж и не знаю, как ты на покое жить будешь — замаешься поди от скуки! Ладно, оставлю вас, у нечисти тут свои скромные дела.

— Спасибо, друг, — от души сказал Антти. Когда Халти вышел, он подал Илье чашку и произнес:

— Вот это вкус моего детства и юности, Элиас, — я рос на молочной ферме, мой отец и дед разводили коров и мне вроде была уготована такая же судьба. Нас в семье было трое, но дар от матери-ведьмы почему-то достался мне, а не сестрам. К тому времени, как я это за собой заметил, мать оставила нас, подалась в бега, — не хотела, чтобы дети из-за нее росли изгоями. Поначалу мне нравилось на ферме: я понимал язык природы, любил животных, но потом мои особенности стали слишком заметны. Детали мы уж пропустим, но в конце концов родной дом пришлось покинуть, а отец на прощание сказал, что сына у него больше нет. Деньги у меня имелись, и первое время в большом городе я откровенно прожигал жизнь, покорял красоток и наживался на азартных играх, благо с моим даром это было несложно. Но потом меня раскусили, и хоть на дворе уже не средневековье царило и костров не жгли, получил я крепко. Меня просто били, одного целой ордой дюжих мужиков в крепких башмаках — до сих пор помню их на своих ребрах. Я мог бы навести такой морок, что они бы замертво свалились от болевого шока, не успев сообразить, что там у них внутри порвалось, но не стал. Не из страха перед законом и моралью, через которые я давно переступил, и не из жалости — людей я всегда любил меньше, чем животных. Скорее всего мне показалось, что если я сейчас это сделаю, то темный мир совсем меня засосет, а вконец терять человеческий облик не хотелось. Я не люблю отдавать ничего, что считаю своим. Поэтому я просто лежал, ждал, пока они сами выбьются из сил, и просил хозяев междумирья дать мне терпения. Наконец те все-таки ушли, решив, что я уже не встану, но один вернулся. Наклонился надо мной и тихо спросил: «Что, парень, ты вправду колдовать умеешь или все это брехня?»