MARVEL: Небесный Кузнец (СИ). Страница 59

Питер на секунду задумался, а затем неловко почесал затылок.

— Ну-у… скорее всего, под Снадобьем я просто придумаю четвертую, еще более безумную идею, до которой в обычном состоянии никогда бы не додумался, — он улыбнулся своей обычной чуть кривоватой улыбкой.

— И это тоже не исключено, — согласился я, усмехнувшись. — В любом случае, я тебя понял. После «Протея» вплотную займемся этим. Но такие проекты — это не школьный кружок. Это потребует полного погружения. Что у тебя, кстати, с университетом и работой? Просто это все может затянуться.

— А, с этим просто, — отмахнулся он. — В институте я большинство предметов знаю лучше преподавателей, так что на редкие прогулы закрывают глаза. У доктора Коннорса работаю без четкого графика, ему важны результаты, а не отсиженные часы. Ну а про «Дейли Бьюгл» я вообще молчу, там у меня никаких обязательств.

— Отлично! — я хлопнул в ладоши, и звук эхом разнесся по гаражу, знаменуя начало нового этапа. Мы посмотрели друг на друга — молодой, но уже закаленный цинизмом самопровозглашенный стратег и идеолог и гениальный, полный идеализма ученый. Партнерство было скреплено. — Значит, не будем тянуть резину. Приступаем к работе!

Глава 29

С чего начинается создание материала, опережающего прогресс на десять лет? Не с громких заявлений, а с тихой, сосредоточенной работы в гудящем от оборудования гараже. Мы приступали к подготовительной фазе — сотворению «сердца» Протея, неньютоновской жидкости.

На идеально чистом стальном столе стояли два главных компонента: контейнер с белоснежным, почти невесомым нанопорошком диоксида кремния, который, казалось, мог улететь от одного вздоха, и канистра с полиэтиленгликолем, вязким и прозрачным, как сироп. Все расчеты были у меня в голове, а у Питера — на планшете, который он держал в руках, как дирижер партитуру.

— Начинаем с тестовой партии, — скомандовал он, и в его голосе слышалось нетерпеливое возбуждение. — Концентрация — сорок пять процентов наночастиц по объему. Это золотая середина, которую я вывел. Больше — и получим вязкую кашу. Меньше — и ткань не будет держать удар. Готов?

Кто я такой, чтобы не доверять его гению? Я молча кивнул. Весь практический процесс я осознанно брал на себя. Первую версию «Протея» я должен был создать своими руками, от и до, чтобы впитать каждую крупицу опыта и максимизировать ОР. Последующие партии мы уже поставим на поток.

Я аккуратно отмерил нужное количество ПЭГ в большую емкость из боросиликатного стекла под гомогенизатором. Затем, под неусыпным контролем Питера, началась ювелирная работа. С точностью, достойной «Мастера-часовщика», я начал медленно, грамм за граммом, вводить нанопорошок в жидкость. Миксер тихонько урчал на низких оборотах, создавая ленивый водоворот.

Работа была медитативной и требовала абсолютной концентрации. Спустя пять с половиной минут последняя порция порошка растворилась в вязкой жидкости.

— А теперь, — сказал Питер, подавшись вперед, — начинается настоящая магия науки!

По его инструкции я плавно увеличил скорость гомогенизатора. Низкий гул перерос в пронзительный, почти ультразвуковой вой, вибрирующий сквозь подошвы ботинок. Насадка миксера превратилась в размытое пятно, создавая кавитационные пузырьки. Как позже объяснил мне Питер, они, схлопываясь с микроскопической яростью, разбивали любые комки наночастиц, создавая идеальную суспензию. Он наблюдал за процессом, прижавшись к стенке емкости и подсвечивая ее фонариком, словно заглядывал в самое сердце рождающейся технологии.

— Смотри! — крикнул он мне прямо в ухо, перекрывая шум. — Суспензия становится однородной, опалесцирующей! Видишь этот молочный перелив? Никакого осадка! Идеально!

Через час изнуряющего воя перед нами стояло несколько литров молочно-белой, слегка переливающейся жидкости. На вид — густой кисель. Но на деле — в этой скромной субстанции была заключена вся суть нашей затеи. Пора было переходить к «крещению» ткани.

Я взял в руки рулон арамидной 3D-сетки. На ощупь материал был упругим, легким и пористым — высокотехнологичная мочалка, не иначе. Раскроив его на несколько больших кусков, я аккуратно свернул ткань и поместил в вакуумную камеру. Рядом установил емкость с нашей жидкостью. Дверца с глухим, герметичным щелчком закрылась и я включил насос.

Раздалось мерное гудение, и стрелка манометра медленно поползла вниз.

— Откачиваем весь воздух, до последнего атома, — прокомментировал Питер, не отрывая взгляда от прибора. — Каждая микроскопическая полость в ткани должна стать вакуумной ловушкой. Один-единственный пузырек воздуха — и в этом месте образуется слабое пятно, потенциальная брешь в защите.

Когда в камере был достигнут глубокий вакуум, я нажал другую кнопку. Простой механический манипулятор плавно опрокинул емкость. Жидкость, не встречая сопротивления воздуха, обрушилась на ткань беззвучным, жадным потоком. Вакуум заставил суспензию мгновенно впитаться, заполняя собой каждую пору, каждую ячейку трехмерной структуры. Ткань оставалась в этой ванне еще около часа. Затем я медленно выровнял давление и извлек пропитанный материал. Легкая и воздушная «мочалка» превратилась в нечто тяжелое, лоснящееся, будто ее окунули в жидкий каучук.

Финальный этап для самой ткани — термообработка и ламинация. Мы отправили пропитанный материал в промышленную печь, которая занимала добрую шестую часть гаража. Я выставил точную температуру и запустил процесс полимеризации. Как объяснил Питер, это должно было намертво «связать» наночастицы с арамидными волокнами, делая ткань стабильной.

Пока первая партия «запекалась», мы, работая уже как слаженная команда, подготовили еще несколько порций неньютоновской пропитки. Через несколько часов, после остывания, я извлек из печи готовый материал. Наложив сверху тончайший лист PTFE-мембраны, я отправил этот «сэндвич» в термопресс. Горячие плиты с шипением сжали слои, и полиуретановый клей под давлением намертво сплавил мембрану с основой.

На выходе мы получили готовый материал «Протей». На ощупь он был пластичным, как плотная спортивная ткань, но с необычной внутренней «упругостью». Внешний слой — матовый, слегка шершавый, водонепроницаемый. Я положил обрезок на верстак и легонько надавил пальцем — ткань прогнулась. Затем я резко ткнул в нее кончиком отвертки. Раздался сухой щелчок, будто я ударил по керамике. Моя рука ощутила жесткую отдачу, а на поверхности не осталось ни царапины.

Ткань, опережающая большинство аналогов, только что была создана в бруклинском гараже. И Система не заставила себя ждать.

[Создан уникальный тканевый материал «Протей» (Необычный). Технология, ранее не существовавшая в мире, разблокирована. Получено +500 ОР!]

Протей (Необычный): Высокотехнологичный композитный материал, состоящий из арамидной 3D-матрицы, пропитанной неньютоновской жидкостью на основе наночастиц диоксида кремния. В обычном состоянии гибок и эластичен (1.5 кг/м²). При резком кинетическом воздействии (удар, выстрел, порез) мгновенно переходит в твердофазное состояние, распределяя энергию по всей площади. Гибкая, как шелк, твердая, как сталь. Ткань, что думает и реагирует.

Бонус в 500 ОР был приятен, но именно формулировка «технология, ранее не существовавшая в мире» зацепила меня. В голове мгновенно вспыхнул вопрос, отдающий легкой обидой: «А что не так с Сывороткой Абсолютного Хищника?!». Это ведь тоже была уникальная разработка, рожденная гением Питера и воплощенная моими руками. Почему за нее Система не выдала такой же щедрый бонус?

Я замер, глядя на мерцающее уведомление, и разум лихорадочно начал перебирать варианты. Первая, и самая вероятная гипотеза: сыворотка не так уж и уникальна. Где-нибудь в секретных лабораториях Щ.И.Т. а, «Гидры» или Красной Комнаты уже существуют аналоги. Может, с другой рецептурой, но с идентичным эффектом. Вторая гипотеза: наша сыворотка — это всего лишь доработка уже существующего «Зелья Зверя». А по меркам Системы, улучшение — это не создание с нуля. Логично. И третья, самая маловероятная мысль: возможно, эта функция — награда за уникальные творения — просто разблокировалась после того, как я впервые потратил 500 ОР на гачу. Но тогда Система, вероятно, предупредила бы меня об этом, чтобы дополнительно мотивировать. Верно ведь?