MARVEL: Небесный Кузнец (СИ). Страница 106

Покинув лабораторию и оказавшись в пустом Хабе, я, шатаясь, дошел до дивана и тут же рухнул на него. Правда, перед тем как уйти в царство Морфея, гигантский монитор на стене ожил, и на нем появилось серьезное лицо Блейда. Записанное сообщение.

— В общем, я покидаю Америку, — сказал он, на заднем плане виднелся какой-то аэродром. — Ублюдки на хвосте совсем продыху не дают. База не засвечена, так что не парься. Фрэнк свалил к себе, но, если что, связь обещает держать. Еще он очень заинтересовался твоими творениями и готов заплатить по мере возможностей. Но это так, к слову. Ты никому ничем не обязан, тем более что у тебя своих проблем хватает.

Он на секунду замолчал, подбирая слова.

— Короче, тянуть не буду. Спасибо за все, Джон. За стимуляторы, за крутой костюмчик, за помощь там, где ты не обязан был помогать. Пусть я и рассчитался деньгами, но, как по мне, это херня. Лучший расчет происходит делом. Так что обращайся. На связи. Покеда.

Экран погас, оставив меня в тишине и полумраке хаба. Что ж, жаль, что он все-таки покинул страну. Это был один из немногих людей, кого я мог назвать другом.

Эрик, Питер, Гвен… возможно, Фрэнк? Но тут я не совсем уверен. Боюсь представить, как его сейчас штормит после пробуждения. Сейчас он скорее крайне нестабильный элемент, сила природы, которая может ударить в любую сторону.

Ладно, информацию от Эрика я принял к сведению. Можно и поспать. Почти трое суток работы без передышек сыграли свою херовую роль. Правда, ни Гвен, ни Питера на Базе за это время так и не появилось, ну или я просто настолько был погружен в процесс, что не обратил внимания… Но в таком состоянии я скорее надумаю что-нибудь неадекватное. Буду надеяться на их благоразумие. И на благоразумие спецслужб. Люди взрослые, все-таки.

Еще немного покрутив разные мысли в голове, я наконец отрубился. Не заснул, а именно отрубился — словно кто-то выключил рубильник.

——————

Пробуждение было неправильным. Не от вопля будильника и не от кошмара. Оно подкралось, как жар, медленно проникая в тело и отравляя сон изнутри.

Сначала пришел запах. Сквозь знакомый, стерильный аромат Хаба — озон от гудящих серверов и холодная пыль — пробилось что-то чужое. Дорогие духи: резкий, душащий аромат белых цветов и горького миндаля. А под ним — тепло выделанной кожи и что-то маслянисто-металлическое, как винтовка после чистки. Этот запах был живым, настоящим, и ему здесь было абсолютно не место.

Потом слух уловил аномалию. Привычный гул вентиляции стал глуше. А поверх него — шелест. Скольжение ткани по ткани. И дыхание. Чужое, ровное, от этого только более жуткое. Мозг, еще вязкий ото сна, забил тревогу. В Хабе был кто-то еще.

Веки, тяжелые как свинец… Но открывать их не было нужды, чтобы почувствовать его. Взгляд. Пронзительный, оценивающий, словно скальпель, препарирующий меня на диване. Воздух резко стал плотнее. Сердце сделало кульбит и заколотилось где-то в горле, разгоняя по венам чистый, ледяной адреналин.

С трудом разлепив глаза, я увидел ее.

Комната тонула в синем полумраке от настенного дисплея. И в этом призрачном свете, как статуя, вырезанная из тени, стояла женская фигура в черном, обтягивающем костюме. Материал, похожий на каучук и плотную ткань, облегал ее так, что был виден каждый мускул. Узкая талия, широкие, крутые бедра, высокая грудь. Взгляд был прикован ко мне, и в карих глазах, ловивших синие блики, плясали опасные огоньки. Несмотря на её светлые волосы, это была не Гвен.

— Наташа вечно болтает о своих «активах», — ее голос был низким, с хрипотцой и еле уловимым русским акцентом, который звучал странно и возбуждающе. — Вот я и решила сама посмотреть на это сокровище. Вблизи.

Елена Белова. Сестра Наташи. Что, черт возьми, она здесь забыла? И причем тут какие-то активы?

Вместо вразумительного ответа последовала медленная, гипнотическая походка хищницы в мою сторону. Ее бедра покачивались в такт неспешным шагам, и от этого зрелища перехватило дыхание. Попытка дернуться, чтобы сесть, провалилась. Тело, преданное тремя сутками бдения за крафтом, отказалось подчиняться. Мышцы ощущались ватными. Оставалось только смотреть.

Она остановилась, нависая надо мной. Синий свет очерчивал ее высокие скулы, полные губы, светлые вьющиеся волосы.

— Гений, который прячется от всех… есть в этом что-то манящее, — в ее голосе звенела насмешка и какая-то злая ревность. — Но моя сестра любит играть со своими игрушками, ломать их психологически. Я считаю, что с ними нужно играть по-настоящему. Пока не сломаются физически.

Она опустилась на корточки. Холод тактической перчатки коснулся горячей от сна щеки. Пальцы прошлись по челюсти, спустились к шее. От этого контраста по телу пробежал электрический разряд, и под джинсами предательски потяжелело. Она это заметила. Уголок ее губ хищно дрогнул.

— Наташа бы болтала с тобой часами. Играла бы в свои игры. Скукота, — прошептала она, наклоняясь так близко, что ее дыхание с запахом вишневого ликера коснулось моих губ. — Психология — это долго. Физика — куда убедительнее.

Ее губы не коснулись — они впечатались в мои. Это был не поцелуй, а заявление о правах. Требовательный, грубый, берущий без спроса. Во рту был вкус вишни, ее помады. Руки, движимые древним, как мир, инстинктом, сами легли ей на талию, пальцы впились в упругие бедра. Низкий, горловой стон сорвался с ее губ, и она подалась вперед, вжимая меня в диван, лишая воздуха и воли.

Она отстранилась так же резко, как и напала, оставив меня тяжело дышать. На ее губах играла победная ухмылка.

— Видишь? Просто и эффективно.

Одним плавным движением перчатки были стянуты и брошены на пол. Прохладные пальцы пробежались по моей груди, расстегивая пуговицы рубашки.

— Власть, — прохрипел низкий голос у моего пресса. — Вот что тебя заводит. Когда решают за тебя. Когда отнимают выбор.

Ее прикосновения были лишены нежности, они были требовательными и точными, каждое движение — утверждение ее превосходства. Холодная ладонь нырнула под пояс джинсов, и мир сузился до этого ощущения — властного, подчиняющего, не оставляющего выбора. Сухой щелчок молнии прозвучал как приговор. Она собиралась доказать свои слова на практике. Ее горячее дыхание коснулось кожи живота, и я сдавленно выдохнул, когда она заставила меня забыть обо всем, кроме ее воли. Она не спрашивала. Она брала. И единственное, что я мог, — это подчиниться, чувствуя, как контроль ускользает, а тело горит под ее напором. Я вцепился пальцами в ее светлые волосы, готовый сдаться, но она тут же отстранилась.

— Я решаю, когда, — выдохнула она, облизывая распухшие губы.

Она встала. Молния на ее костюме с шипением поползла вниз. Одним движением она оседлала меня, прижимаясь всем телом, начиная медленное, издевательское движение.

— Проси, — прорычал ее голос. — Скажи, что хочешь меня.

В этот момент тяжелые створки лифта беззвучно открылись.

— Неужели это все, на что тебя хватает, сестренка? Грубая сила. Как предсказуемо.

Мы замерли. В дверях, освещенная мягким светом из кабины, стояла Наташа. В простом топе и джинсах, с распущенными рыжими волосами. Она выглядела расслабленной, но ее взгляд был острее лезвия.

— Ты как бревно, — лениво произнесла она, подходя ближе. — А здесь нужна податливость. Смотри и учись.

Она села с другой стороны. Елена злобно зашипела, но с меня не слезла. Рука Наташи взяла мою и приложила к ее груди. Под тонкой тканью топа сердце билось ровно, а кожа была горячей. Другая ее рука скользнула по моей груди; пальцы были теплыми и нежными, но каждое касание било током. Затем Наташа плавно опустилась ниже, вставая на колени перед диваном.

— Решила повторить за мной? — усмехнулась Елена.

— Нет, — ответила Наташа, не сводя с меня зеленых глаз. — Я решила показать, как это делается правильно.

И она показала. Это было совсем по-другому. Не грубый напор, а искусство соблазнения. Движения медленные, дразнящие, обещающие и отнимающие одновременно. Она не брала силой — она заставляла желать, молить о большем, доводя до исступления одним лишь намеком. Елена сверху зашипела от ревности и злости, ее бедра начали двигаться быстрее, пытаясь перетянуть внимание на себя.