Княжна Екатерина Распутина (СИ). Страница 25

Все шло безупречно. Петр Емельянович, завершив дела, уже предвкушал скорый отъезд, когда лакей склонился с серебряным подносом. На нем, словно застывший осколок льда, покоилось письмо, запечатанное гербовой печатью Дома Романовых.

Отослав слугу, Петр долго не мог отвести взгляд от царственного знака. Разум лихорадочно перебирал возможные причины: что могло быть нужно государю от заурядного боярина Соловьева? Непостижимо, чтобы Михаил Романов знал о его существовании. Дрожащими пальцами он поднес конверт к свету, аккуратно вскрыл печать и заскользил взглядом по строкам:

'Уважаемый Петр Емельянович!

Ведомо мне стало, что в стенах вашего дома нашла приют сирота княжеского рода Распутиных. Сердце мое возрадовалось, узрев в вас человеколюбие и милосердие, столь редкие в нынешние времена. Дело сие отныне под моим личным надзором. Также осведомлен я о ясности ума и памяти девицы. С часа прочтения сего послания возлагаю на вас тяготу по содержанию круглой сироты, заботу о ее воспитании и обучении. Княжна Екатерина Распутина останется под кровом вашим до поступления в Московскую академию имени Романовых. После выявления же дара ее, присущего роду Распутиных, мною будет вершиться дальнейшая судьба отроковицы.

Божьей милостью Государь Михаил Романов'.

Петр очнулся от хруста бумаги, словно от выстрела. Пальцы в судороге сжимали белый лист, испещренный царским почерком. Он дернулся, словно от удара, и, разжав ладонь, принялся торопливо разглаживать смятую весть от государя Российского.

Злоба клокотала в груди, словно ядовитый змей. Великолепно выстроенные планы рухнули в одночасье, рассыпавшись в прах, словно карточный домик от дуновения ветра. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чья коварная рука разрушила его замысел. Воронов или Баркалов? Только эти два прихвостня были свидетелями того, как он осчастливил свой дом княжной, подняв ее с улицы.

Вот гады… Сами советовали избавиться от девчонки, а теперь, видно, хлебнув горячительной настойки, узрели те же выгоды, что и Петр, когда взял Катерину под свою крышу. Позавидовали, твари этакие! И государь хорош! Ни гроша на содержание княжны не подкинул, а прямым текстом изволил заявить, что отныне она на его содержании.

Да дело не в куске хлеба! Придется учителей нанимать, а это лишние расходы, которые скоро понадобятся. Года через два Анастасия ему наследника подарит, и деньги куда разумнее потратить на содержание своего ребенка, а не чужого, с которого теперь и взять-то нечего. У Романова на нее свои планы. Всё! Женитьба Катерины с Михаилом отменяется.

Пётр Емельянович не терпел, когда рушили его планы, пусть даже то был сам российский государь. Когда первая волна гнева схлынула, в голове созрел коварный замысел. В царском указе не говорилось, что ему надлежит искать для княжны самых умелых наставников. Ну а если под руку попадутся бездари да неучи, то ничему путному они девицу не научат. Да и времени отпущено в обрез — всего пять лет, чтобы освоить науки начальной школы. А там, глядишь, Романов, узнав о необразованности Екатерины Распутиной, разочаруется в своей затее и оставит её в покое. И тогда Екатерина останется под крылом Петра, и лишь ему будет решать её дальнейшую судьбу.

Глава 12

Первые друзья

Приезд из столицы главы рода Соловьевых, словно камень, брошенный в тихий омут, всколыхнул застоявшуюся провинциальную жизнь его семейства.

Лишь одного взгляда на мужа хватило Надежде и Софье, чтобы насторожиться. В их вымуштрованной годами совместной жизни женской интуиции проснулся хищный зверь, почуявший неминуемую бурю. Петр Емельянович одарил детей и жен подарками, бросил им дежурный, ничего не выражающий взгляд и кривую, словно прощальную, усмешку.

В этом пустом взгляде, как в зеркале, отразилась вся шаткость их благополучия. Надежда и Софья, закаленные опытом семейных баталий, обменялись настороженными взглядами. Впервые их соперничество отступило, уступив место общей тревоге. Горе, как известно, сближает. Они нутром почувствовали приближение перемен, словно надвигающуюся грозу.

— После ужина жду вас в кабинете, — небрежно бросил им Петр Емельянович, упиваясь своей властью над женами и их беспомощностью. — Яким… Следуй за мной, — бросил он дворецкому через плечо, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. А взгляд, скользнув по новому лицу в доме, исказился гримасой такой мучительной, будто его вдруг пронзила зубная боль.

Меня ошеломило отношение Петра Емельяновича. Нет, он не питал ко мне отцовских чувств, но, в отличие от Софьи, не издевался, а возлагал надежды на наш брак с его младшим сыном. Интуиция подсказывала: что-то неуловимо изменилось в его отношении ко мне.

Юркнув тенью за дверь, я помчалась в покои. Влетев в них и едва переступив порог, закричала, увидев фамильяра, развалившегося на моей кровати.

— Хромус!

Зверек подпрыгнул к самому потолку и, грациозно приземлившись на четыре лапы, принял боевую стойку, выгнув спину и распушив хвост.

— Кисс! — прошипел он недовольно. — Ты меня до инфаркта доведешь.

— Не преувеличивай, — усмехнулась я, умиляясь его комичной позе. — У тебя и сердца-то нет. Слушай новость: Петр Емельянович вернулся из Москвы, и, мне кажется, привез целый воз новостей. Смотайся к нему в кабинет и подслушай, о чем он там говорит.

— О-о-о… — протянул довольно зверек. — Подслушивать я люблю, — и тут же исчез, проскользнув черной лентой сквозь стену.

Ожидание обернулось мучительной пыткой, время словно вязло в густом сиропе, тянулось бесконечно долго. Хромус возник лишь спустя долгих три часа. Совершив замысловатый кульбит в воздухе, он вновь обернулся зверьком и, словно пушистая молния, метнулся ко мне на плечо. Едва его крошечная лапка коснулась моей головы, в сознание хлынул поток образов, звуков, обрывков фраз — вся собранная и пережитая им за это время в кабинете информация.

— Я не знала, что ты так умеешь, — выдохнула я, пораженная, когда он отнял лапку и, спрыгнув на кровать, уставился на меня своими глазками-бусинками.

— Не умел, но решил рискнуть, и, как видишь, наша спонтанная телепатическая связь оказалась весьма… успешной. Видала, старый хрыч возомнил себя молодым павлином, распушил хвост, надумал жениться в третий раз! Двух жен ему, видите ли, мало, — фамильяр захихикал, завалился на кровать, закинул ногу на ногу и состроил мину мыслителя. — Не ожидал старый кобель, что его планы на тебя накроются медным тазом. Обломал его государь знатно! Только вот одно меня мучает: какое ему дело до тебя? Мало того, что княжеский род Распутиных под корень извел, так еще и твоей судьбой вздумал распоряжаться. Но это мы еще посмотрим, чья возьмет. Чует мое сердце — строит он на тебя коварные планы. Будет теперь следить, как ящерица за мухой. Как думаешь, я прав? — спросил он и перестал нервно дергать своим лаковым хвостиком.

— Не было печали, — отозвалась я в задумчивости, перебирая в уме слова друга. — Но меня вполне устраивает перспектива пяти лет, когда никто не будет дергать. Нужно только выяснить, что за академия, какие вступительные ждут и какова жизнь в ее стенах. Не хочешь ли со мной к реке? — обернулась я к другу, но он, свернувшись уютным калачиком, уже блаженно посапывал, всем своим видом демонстрируя, что нашел занятие куда более подходящее.

Выскользнув из комнаты, я неспешно поплыла по коридору, как вдруг за спиной отворились двери, и коридор пронзили два голоса, полных яда.

— Гляди, — Василиса словно плеснула кислотой в тишину, — наша оборванка намылилась куда-то.

— Наверное, бежит оплакивать свою участь, оставшись в этот раз без подарка, — подхватила Алёна, и их едкий смех, словно стая злобных птиц, взметнулся в воздух, преследуя меня.

— Две дуры, — пробурчала я, стараясь не обращать внимания на ядовитое шипение за спиной. Сбежав по ступенькам, я рванула к выходу, но едва ступила на крыльцо, как чья-то цепкая рука перехватила меня за талию. Меня вздернули в воздух, словно мешок с зерном, и понесли прочь.