Княжна Екатерина Распутина (СИ). Страница 13
— Вот бы мне на Цыф в живую посмотреть, — прошептала я и тут же ощутила легкое прикосновение к руке. В голове завихрились образы, калейдоскоп воспоминаний Хромуса. — Невероятно… Какими же они прекрасными бывают, — восторг сжал горло, лишая дара речи.
— Прекрасными? Да у них зубы острее игл, а на хвосте — ядовитое жало. Знаешь, скольких усилий стоило их одолеть? — в пуговках глаз зверька сверкнул озорной огонек, и я невольно улыбнулась в ответ.
Поглаживая его по мягкой шерстке, шептала: «Ты мой защитник и добытчик. Самый настоящий и великий маг». Только теперь перед нами встает последний, но оттого не менее терзающий разум вопрос: где нам сокрыть это несметное сокровище, чтобы ни единая жадная рука не посягнула на его великолепие?
Глава 6
Неожиданный вираж в моей судьбе
Мне снился дивный сон, сотканный из грез и причуд. Я покоилась на ковре из полевых цветов, чей буйный хоровод красок ласкал взор, и смотрела в бездонную лазурь небес. Там, словно призрачные корабли, плыли облака в форме невиданных чудовищ. Я указывала на них пальцем и шептала их имена, наделяя каждого неповторимым обликом:
Ухпара — грозная повелительница, воплощенная в грации пантеры. Ее мускулистое тело, достигающее полутора метров в холке, облачено в броню защитной чешуи. Но главный ужас таится в пасти, усеянной кинжалами клыков, и когтях, что острее стали.
Сихта — змеино-ежиная химера, чей трехметровый стан вселяет леденящий ужас. Пасть, полная игл-зубов, и хвост, увенчанный змеиной головой, — орудия смерти. Яд Сихты парализует жертву, обрекая ее на участь быть поглощенной в безмолвной агонии.
Мохра — подземный червь, закованный в панцирь из пластин. Его острые жвала, извергающие смертоносный яд, и рот, полный серповидных зубов, находящихся в непрестанном движении, превращают его в живое воплощение кошмара. Десятиметровый гигант, рожденный из самой тьмы земной.
Жакроб — жук, увенчанный рогами, словно короной дьявола. Метровый в высоту и двухметровый в длину, он — ходячая крепость, покрытая твердым панцирем. Его мощные лапы, словно клинки, рассекают воздух, неся смерть и разрушение. Агрессия — его второе имя.
Скапир — перерожденный скорпион, сохранивший свой первобытный облик, но увеличившийся до полутора метров. Быстрый и безжалостный, он несет смерть на своем жале, пропитанном смертельным ядом. Его клешни с легкостью перекусывают плоть, словно ножницы — бумагу, оставляя лишь разорванные останки.
Юхва — моль-гигант, размахом в целый метр. Ее голова и лапы окутаны густыми, шелковистыми отростками, подобными волосам, хранящими в себе коварную сонную пыль, прикосновение к которой несет оцепенение.
Тархарб… Помесь тигра и гиены, воплощенная в кошмарном черном цвете. Впалые бока выдают неутолимый голод, а размеры чудовища сравнимы с крупным теленком. Хвост, увенчанный зловещим жалом, довершает жуткий облик. Именно это создание пыталось оборвать мою жизнь, когда я впервые оказалась в теле Катерины.
С видом знатока обосновав для себя еще один вид монстра, я невольно нахмурилась, услышав, как это исчадие ада, свернувшись калачиком, издает заливистый, почти идиллический храп.
«Что за чертовщина?» — пронзила мысль и мигом вырвала меня из объятий сна. Только храп, наглый и бесцеремонный, никуда не исчез. Распахнув глаза, я повернулась на звук и невольно хихикнула, увидев Хромуса, мирно спящего рядом. Раскинувшись звездой поверх одеяла, фамильяр безмятежно посапывал, смешно подергивая лапками.
Мое недельное погружение в книгу о монстрах, очевидно, плавно перетекло в мой сон, оставив после себя лишь привкус недосыпа, а вот у моего друга сон богатырский.
— Спит без задних ног, — проворчала я с легким раздражением.
Фамильяр мгновенно подскочил, с испугом оглядывая свои лапы. Убедившись, что всё на месте, он выдохнул с облегчением и бросил на меня недовольный взгляд.
— Кисс… Ты чего меня пугаешь? — пробурчал он. — Ноги целы.
— Не ноги, а лапы. И я вовсе не пугаю, это всего лишь образное выражение. И вообще, это ты своим храпом меня разбудил, а я, между прочим, во сне прочитанное закрепляла. Почти всех монстров уже выучила.
— Да чего их тебе запоминать, — зевок зверька был приторно-небрежным, словно прикрывал бездну равнодушия. Он лениво покрутился, выискивая укромный уголок, свернулся в клубок и, уже погружаясь в дрему, процедил сквозь сомкнутые веки: — Ты слабая… Станешь лакомой добычей для любого чудища.
Его брошенные вскользь слова ввели меня в задумчивость. Мне прежней не приходилось задумываться о физических нагрузках и умениях защиты при нападении врага. Каждого космодисантника в течение пяти лет обучения помещали в капсулу. Подключенные к мозгу и телу датчики постепенно вносили программу боевых искусств и наращиванию мышц и выносливости. Нет разницы, разведчик ты или биолог, каждый обязан уметь защитить свою жизнь. Не умей я бегать, меня бы наверняка «ленты» поглотили. А хотя спасение на моем мини-корабле лишь на недолгое время отсрочило мою смерть. Отсюда вывод: пора заняться наращиванием сил и выносливости.
Резко соскочив с кровати, я пулей полетела в ванную. Вернувшись, попыталась размяться, но жалкие потуги отжаться хотя бы раз и сделать десяток приседаний лишь подчеркнули мою удручающую слабость.
— Да уж… — протянула я. — Тело мне досталось хилое. Обучающих капсул в этом мире нет, поэтому придется пахать в поте лица, только на свежем воздухе, а не в этой духоте.
Подойдя к гардеробу, я с тоской перебрала шелка и кружева. Ничего подходящего для тренировок, увы, не нашлось.
— Вы уже проснулись! — вывел меня из задумчивости звонкий голос служанки.
Я вздохнула, обернувшись к девушке. И тут меня осенило.
— Глашенька… Душенька, а на чердаке случайно нет старых мальчишеских вещей?
— Да откуда ж мне знать… Может, от Михаила что и осталось. А вам-то зачем? — в ее зеленых глазах плескалось неподдельное любопытство.
— Мне бы какие штаны да рубашку. Бегом хочу заняться.
— Каким еще бегом⁈ — искренне изумилась она.
— Обыкновенным… Слаба я, понимаешь? Вдруг монстры нападут, а я и убежать не смогу, — я даже глазки состроила для большей убедительности.
— Шутить изволите, ваше сиятельство! Где разломы, и где мы? Ежели какая тварь до наших краев и добежит, так ее мужики вмиг упокоят.
— Ага, — недовольно буркнула я, нахмурившись. — На нас с няней монстры напали в деревеньке, что недалеко отсюда. Няню разорвали в клочья, а я от страха сознание потеряла. Наверняка и меня бы прикончили, если б кто не заступился. Вот и хочу стать сильнее.
— Ну и страсти вы рассказываете! — ахнула Глафира. — А насчет вещей ничего сказать не могу. Ими Софья Николаевна распоряжается. Это у нее спрашивать надо.
— Ага… Поспрашиваешь у этой мымры, — проворчала я, вздохнув и выбирая темное платье. — Она, когда меня видит, так и трясется от злости.
— Вам бы сегодня понарядней платье выбрать. Жена Дмитрия Петровича Анна Демидовна возвращается. Гостила у родителей, пока он в столицу сафиры повез на продажу. Ох, и хороша она! Статная, поступь величавая, волосы — вороново крыло, губы — алые маки, а глаза… бездонные, как океан. Мне бы такую красоту, — с тихой завистью вздохнула служанка, наводя лоск на столешнице. — Вот только три года они уже вместе живут, а Бог им деток не дает.
— Ну что ты такое говоришь, Глафира, — возмутилась я, пропуская мимо ушей последнее ее замечание. — Ты и сама красавица. У тебя волосы, словно золото, таких на миллион одни, а чернявых — как грязи.
Мой комплимент пришелся девушке по душе. Румянец залил её щеки, и она, смущенно потупившись, поспешила на кухню за завтраком.
Насытившись молочной рисовой кашей, щедро сдобренной тающим куском сливочного масла, я, привычно отослав служанку, направилась к окну.
— Хромус, хватит дрыхнуть, соня, — проворчала я, немедленно переходя к делу: — Ты на чердаке был?
— А где бы я еще О спрятал, — отозвался он, не открывая глаз, будто говорил во сне.