Хозяин Амура (СИ). Страница 7

— Ну, пойдем посмотрим, как он там!

После разговора с Титом я прошел в комнаты, где устроили лазарет. Сафар лежал на широком кане, укрытый одеялом. Он был бледен и худ, но взгляд, которым он меня встретил, был ясен и тверд.

Рядом с ним на коленях стояла та самая китаянка с изуродованными ногами, которой он подарил заколку. На ее лице не было страха, лишь тихое, сосредоточенное сострадание. Она терпеливо, буквально с материнской нежностью подносила к его губам ложечку с дымящимся бульоном.

Заметив меня, Мэйлин бесшумно поднялась и вышла, мелко семеня бинтованными ногами.

— Как ты? — спросил я, присаживаясь на край кана.

— Буду жить, — глухо ответил он. Чувствовалось, что говорить ему еще тяжело. — Голова… звенит. Но это пройдет. Я должен встать на ноги. Скоро.

— Лежи, — сказал я. — Тебе нужен покой.

Он медленно покачал головой.

— Нет. Я должен найти его. Ты обещал…

— И я сдержу слово, — перебил его я. — Но, думаю, нам не придется его искать, Сафар. Не волнуйся. Он сам к нам придет.

Сафар вопросительно поднял бровь.

— Думаешь, он просто так оставит свое золото? — я усмехнулся. — Нет. Такой, как он, не оставит. Он соберет людей. И вернется сюда. Обязательно. А мы будем его здесь ждать. Так что лечись. Ты нам еще понадобишься.

Поговорив еще немного, я ушел, лелея надежду, что, возможно, эта молчаливая, искалеченная девушка сможет сделать то, чего не смогли ни наша победа, ни золото, ни даже месть. Может, она вернет Сафару желание жить.

Вечером того же дня я собрал всех своих. За низким красным столом сидели все, на ком теперь держалась наша власть: Левицкий, хмурый Софрон, могучий Тит, молчаливый Мышляев и, чуть особняком, невозмутимый Лян Фу.

Без особых предисловий я обрисовал ситуацию: остатки хунхузов заперты за рекой, пока Тулишэнь где-то там собирает новую свору. Его белые хозяева тоже не оставят свои золотые карты в покое. Рано или поздно они вернутся. И к их приходу мы должны превратить эти дикие горы в неприступную крепость, а разрозненные прииски — в единый, работающий механизм.

— Для этого нужен хозяин. Один. Тот, кто будет здесь, на месте, каждый день. — Я сделал паузу и посмотрел прямо на китайца. — И я решил, что этим хозяином, управляющим всеми четырьмя приисками, будет цзюнь-шуай Лян Фу.

В зале повисла напряженная тишина. Я видел, как изумленно вскинул брови Левицкий, как недовольно засопел Тит. Поставить над ними, над русскими, пусть и союзника, но китайца? Это шло вразрез со всем, к чему они привыкли.

— Владислав, ты уверен? — первым нарушил молчание Левицкий. — Он… чужой. Свои могут не понять.

— А кто свой? — Я обвел их жестким взглядом. — Тот, кто делит с нами хлеб и пули, тот и свой. Или ты, Владимир, хочешь остаться здесь наместником? Ты, конечно, дворянин и прирожденный администратор, но ты нужен мне в России. Да и сам ты захочешь ли жить здесь и разбираться в местных тонкостях? Мне думается, тебя ждет лучшее будущее. Или, может, ты, Софрон? У тебя есть опыт управления сотнями людей? То-то же.

Оба промолчали. Они прекрасно понимали, что управлять этой массой вчерашних китайских рабов они не смогут.

— Лян Фу — другое дело. Он, можно сказать, местный, плоть от плоти, — продолжил я. — Они верят ему. Пойдут за ним. И только он сможет заставить эту машину работать. Другого выхода у нас нет.

Наступило время решений. Я озвучил свою идею: Лян Фу и его люди получают в полное распоряжение прииски. Они организуют работу и внутреннюю охрану, в том числе и от запертых за рекой хунхузов. Треть всего добытого золота — их доля. На эти деньги он кормит своих людей, одевает, платит им жалование, — в общем, расходов у него будет немало.

— А остальные две трети? — практично поинтересовался Софрон.

— Остальные — наши. Они пойдут в общую казну. На закупку в России настоящих ружей, а не этих самопалов. На паровые машины для промывки. На динамит. На все, что сделает нас непобедимыми. А самое первое — на привлечение новой рабочей силы и охраны.

Дискуссия была долгой и жаркой, в конце концов, скрепя сердце все согласились:

Лян Фу становится наместником на приисках. Господин Левицкий так и побудет пока комендантом Силинцзы, на нем весь гарнизон и тыловое обеспечение. Тит и Софрон вместе с Мышляевым должны превратить наш разношерстный отряд в настоящую армию, обучить новобранцев, наладить оборону, подготовиться к возвращению Тулишэня, которое было так же неизбежно, как восход солнца.

— А ты? — спросил Левицкий, когда, казалось, все было решено. — Какова твоя роль во всем этом?

Глава 4

Глава 4

— А я, — произнес я, поднимаясь, — отправляюсь за новой армией.

И рассказал им свой план посетить невольничьи рынки Мукдена, где за золотой песок и серебро можно купить тысячи работников, а также сотни верных и злых солдат. И о том, что после этого поеду в Россию, чтобы запустить в работу Бодайбо. Потому что война, которую мы затеяли, потребует очень, очень много золота.

— Уезжаю с рассветом. Со мной Сяо Ма, Лян Фу, да пятерку в охрану возьму. Оставляю все на вас, господа. Не подведите. И еще с казаками расплатитесь да домой их отпустите, на прииск людей в охрану хотя бы десяток отрядите.

Однако, переговорив с бывшим управляющим Тулишена, я крепко задумался — стоит ли ехать до самого Мукдена. Оказалось, столица Маньчжурии находится аж в двух тысячах ли от приисков — это целая тысяча верст. Хорошенько все обсудив, мы решили сначала добраться до Цицикара — довольно крупного города Северной Маньчжурии, находившегося вдвое ближе, а уж если там не получится найти нужного числа рабов, ехать в Мукден.

Кроме того, выяснилось, что глубинные районы Маньчжурии так же небезопасны, как и приграничье. Хунхузы опустошали страну вплоть до самого Желтого моря, а южнее эстафету перенимали правительственные войска, добивавшие восстание тайпинов. Так что не было и речи о том, чтобы проехать тысячу верст с пудами золота и всего лишь несколькими сопровождающими. Нужна полноценная и зубастая охрана, которую я решил увеличить до десяти человек.

— Серж. Давай я поеду с тобой! — предложил неожиданно Левицкий.

На что я согласился.

Ехать решили верхом, а заодно взять вьючных мулов и лошаков, приученных тащить груз. Конечно, нанайцам, непривычным к такому способу передвижения придется несладко, но устанавливать рекорды скорости мы не собирались, а шагом на лошади могут ехать и не особенно подготовленные люди.

И вот поутру следующего дня маленький, но хорошо вооруженный отряд выехал из ворот Силинцзы. Наш путь лежал на юго-восток, в туманную неизвестность, имя которой было Цицикар.

Мы намеревались проехать через земли, казалось, позабытые и богом, и людьми. Северная Маньчжурия удивительно пустынна, и наш маленький отряд медленно под скрип седел и мерное фырканье лошадей втягивался в это безмолвное гористое пространство. Позади во вьюках покачивалось золото для приобретения рабочих и припасы на несколько дней.

— Удивляться приходится, такие земли богатые, а народу чуть! — сокрушался Парамон, озираясь по сторонам. — Тут же паши не хочу!

— Маньчжура юг ушла. Китайса здесь нельзя! — коряво пояснил он. После долгих расспросов я понял, что он хотел сказать: когда маньчжуры завоевали Китай, большая часть их уехала выполнять оккупационные функции.

Первые дни пути прошли в восточных отрогах Хингана, где невысокие, поросшие чахлым лесом сопки сменялись широкими, продуваемыми насквозь долинами. Человеческого жилья не встречалось вовсе, однако земля не была мертвой. Однажды на рассвете, выехав на очередной перевал, мы замерли: в раскинувшейся внизу долине, словно россыпь темных камней, виднелись стойбища, от которых к бледному небу тянулись тонкие струйки дыма.

— Конные эвенки, — глухо произнес Парамон, прищурив выцветшие глаза. — Солоны, поди. Народ дикий, но не злой, если к ним с добром.