Хозяин Амура (СИ). Страница 4

Я опустился на колени рядом с его каном, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— И ты увидишь. Слышишь? — сказал я твердо. — Ты все увидишь.

— Я… должен… быть там… — прошептал он.

— Ты там будешь. Ты пойдешь со мной, — твердо пообещал я. — Но сначала ты должен встать на ноги. Мертвый, ты мне не помощник. Клянусь тебе, — я накрыл его горячую, сухую руку своей, — ты получишь Тулишена или его голову. Я принесу ее тебе. Но ты должен выжить. Ты мне еще нужен. Живым. Понял?

Он долго, не отрываясь, смотрел мне в глаза, словно пытаясь прочесть в них правду. Затем медленно кивнул, и его хватка ослабла. Он закрыл глаза, измученный этим коротким разговором.

На выходе из лазарета меня поймал Тит.

— Что с ним? — коротко спросил он.

— Плох. Надо везти в Силинцзы. Придется всю дорогу ташить его на носилках. Выделю людей, и завтра с утра они пойдут.

— Я с ним, — глухо сказал он.

— Мне здесь нужны бойцы, Тит.

— А ему нужен друг, — просто ответил он, и в его голосе было столько тяжелой, мужицкой вины, что я не нашел в себе сил возражать.

Утром конвой из десятка носильщиков под надзором Овсянникова и дюжины бойцов под командованием Тита двинулся в путь, увозя в тыл раненых и моего лучшего воина, чья жизнь теперь висела на волоске. Я смотрел им вслед, пока отряд не скрылась за поворотом ущелья, и чувствовал, как что-то внутри холодеет. Словно я только что отправил в тыл собственную душу.

Поутру я собрал командиров на совещание. На столе, освещенном лучами вышедшего из-за гор солнца, тускло поблескивал развернутый лист шелка — та самая карта, что рисовал в Силинцзы до смерти перепуганный приказчик. Палец мой уперся в последнюю, самую жирную кляксу, обведенную кругом. «Золотой Дракон». Самый последний прииск Тулишэня, его главная цитадель в этих краях.

Все молчали, понимая, что впереди самый тяжелый бой. Беглый допрос местных рабов показал, что находится он за рекой, в узкой горной долине, по которой бежит быстрый мутный ручей. Гарнизон прииска составлял четыре десятка бандитов, плюсом к тому часть хунхузов из Тигрового Зуба сбежали туда. А в горах даже сорок человек — серьезная сила, особенно когда они знают местность. В прошлый раз во время боя в ущелье нам, можно сказать, повезло с той козьей тропой. А если бы ее не было?

В общем, выходило, что первым делом надо разведать местность.

— Нам нужны глаза за рекой, — произнес я, оглядывая собравшихся. Никто не высказал возражений: прошлые победы достались нам дорогой ценой, и идти на штурм последней, самой защищенной крепости вслепую было бы чистым безумием.

— Так, приведите сюда Сяо Ма! — приказал я командиру тайпинов, и он отдал необходимые распоряжения. — И заодно Орокана.

Вскоре маленький китаец предстал перед нашим «штабом». Юнец, еще недавно бывший забитым рабом, теперь держался с достоинством разведчика, доказавшего свою храбрость. Вскоре появился и Орокан. Теперь, после гибели прежнего вождя, именно он вел нанайцев.

— Слушайте внимательно. Нам надо тщательно разведать подходы к последнему прииску Тулишена, — объяснил я боевую задачу. — Вам нужно переправиться через Желтугу. Найти «Золотой Дракон». Носа туда не совать, — я поднял палец, — в бой не вступать ни в коем случае. Мне нужно знать все: сколько их, где укрепления, где посты. Есть ли у них секреты — тайные тропы, слабые места. Осмотрите все, запомните. Будьте осторожны: хунхузы нас ждут. Возможны засады. И повторяю: при обнаружении противника немедленно возвращайтесь!

Разведчики приняли задачу. Через полчаса они и еще десяток лучших нанайских охотников выскользнули из лагеря и растворились в тайге. Теперь нам оставалось только ждать. И это ожидание было самым тяжелым испытанием.

Пока разведка прощупывала вражеское логово, я решил прощупать собственные силы и приказал Мышляеву построить всех, кто способен держать оружие.

Когда бойцы выстроились на плацу перед сожженным бараком, картина получилась удручающей. Погибших в боях было не так уж много, но раненые, больные, а особенно оставленные гарнизонами на уже захваченных нами территориях сильно ослабили отряд. С тяжелым сердцем я обошел строй: наличные силы уменьшились вполовину.

— Докладывай, — бросил я Мышляеву.

Александр Васильевич со значением указал на нестройные ряды наших воинов, в которых зияли красноречивые прорехи.

— Штурм Силинцзы и бой в ущелье дались нелегко, Владислав Антонович. У меня в строю двадцать два человека. Остальные либо в земле, либо в лазарете, либо остались в гарнизоне. Казаков в строю — двенадцать. Конский состав тоже сильно пострадал — у многих на камнях сбиты ноги. Нанайцев и тайпинов тоже убыло вполовину.

Нда… Мало, катастрофически мало! Итого, если учесть нанайцев, которых Орокан увел в разведку, у меня не набиралось и сотни проверенных воинов. И этой горсткой надо штурмовать последний, самый укрепленный прииск, где, скорее всего, засела вся уцелевшая свора Тулишэня.

— Что скажете? — мрачно глядя на сбитые сапоги наших бойцов, спросил я Мышляева.

— Маловато нас, — тихо ответил он. — Просто сомнут числом.

Он был прав. Я стоял перед своим поредевшим войском и с ледяной ясностью понимал: идти дальше с теми силами, что у меня есть, — чистое самоубийство. Нужно было что-то решать.

— И что вы предлагаете? Какие мысли, Александр Васильевич?

— Надо подождать результатов разведки, я полагаю! Кроме того, можно дождаться возвращения отряда Тита, отправившего тяжелораненых в Силинцзы. Это еще десяток бойцов. Также в ближайшие дни несколько легкораненых должны вернуться в строй. Конечно, можно вызвать людей, оставленных гарнизоном в Силинцзы, но… это опасно. А более ничего и не придумаешь!

Пожалуй, он был прав. Единственный ресурс, который у нас имелся в избытке, — это сотни вчерашних рабов. Измученных, сломленных, но злых.

И я решил рискнуть. Вновь подозвав к себе Лян Фу, я спросил лидера тайпинов:

— Ты разговаривал с бывшими тайпинами. Есть ли среди них те, кто готов снова взять в руки оружие?

Он молча кивнул, ожидая дальнейших распоряжений.

— Иди к бывшим тайпинам, поговори с ними. Напомни, что такое настоящее оружие и дисциплина. Скажи им вот что: я никого не неволю. Кто хочет остаться здесь и мыть золото — пусть остается. Но те, кто отправится со мной до конца, на последний штурм, войдут в твой отряд и разделят наравне со всеми всю военную добычу. А она будет большой. Пусть выбирают сами.

Лян Фу ушел. А я вышел на плац. Через полчаса он привел ко мне около двух сотен человек. Это были те самые бывшие тайпины, которых он выделил из толпы еще в первый день.

— Эти люди готовы сражаться! — заявил цзюнь-шуай[1] тайпинов.

Кандидаты в рекруты стояли молча, глядя на меня с ожиданием и надеждой.

Начался отбор. Мы с Мышляевым медленно пошли вдоль неровного строя, оценивающе осматривая каждую фигуру. Раз уж у нас столько желающих, надо отобрать тех, кто покрепче: среди рабов было много слабосильных, истощенных болезнями, побоями и тяжелым трудом. Понятное дело, атлетов среди них не найдешь, но и уж совсем задохликов брать в отряд не хотелось.

— Этот, — ткнул я пальцем в жилистого бритоголового китайца с бычьей шеей. — Этот, — указал на жилистого, сухого, как корень, старика, в чьих глазах не было ничего, кроме ненависти. — Нет, не этот, слишком худ, кашляет. А вот этого возьмем.

Мышляев действовал еще проще. Он подходил, без слов хватал человека за плечо, разворачивал, щупал мышцы на руках и спине.

— Кости крепкие, — бросал он или отрубал: — Хлипкий, не пойдет!

Таким образом мы в течение часа отсеивали больных, откровенно истощенных, слишком старых или совсем уж зеленых юнцов. В итоге перед нами стояли шестьдесят человек. Это, конечно, были еще не солдаты, но уже крепкий, добротный материал, из которого можно попытаться вылепить полноценных бойцов.

Затем началась раздача оружия. Первым трем десяткам повезло: им под строгим взглядом Мышляева выдали захваченные у хунхузов фитильные и кремневые ружья. Оружие было разномастным, часто старым, но это настоящий огнестрел. Четырем счастливчикам даже достались штуцеры! Бойцы тут же принимались их разглядывать, цокая языками, примериваясь к прикладам. Лян Фу, не теряя времени, тут же выделил нескольких толковых тайпинов, поручив им провести экспресс-курс молодого бойца по обращению с таким ценным оружием.