Смерть по частям. Страница 11

Анна недоверчиво взглянула на нее.

– Пусть вам пришлось оставить школу, но вы можете продолжать образование. Ваша матушка была права: возможностей много. Я знаю, что это правда.

Лидия сняла с полок, тянувшихся по стенам медицинского кабинета, несколько книг.

– Мой отец тоже возлагал большие надежды на чтение. – Она положила перед Анной “Листья травы” Уитмена. – Это была наша с ним любимая книга. С тех пор, как отец умер, я часто перечитываю книги, которые он мне оставил. В такие минуты он как будто рядом со мной. Словно какая-то его часть все еще здесь.

Лидия сама удивлялась своей откровенности – она мало кому рассказывала о горе, которое испытала после смерти отца.

– После его смерти мне казалось, что от меня мало что зависит, но книги переносили меня в иные, далекие края. – Лидия улыбнулась, глядя, как Анна держит книгу. – Уверяю вас, у меня полные закрома.

С того дня в ее медицинском журнале стали появляться списки книг, которыми она делилась с Анной. Лидия делала короткие дополнения: “Понравились «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» – неудивительно. В следующий раз – «Городок» и, возможно, «Крэнфорд» миссис Гаскелл?” Лидия записывала сведения о лекциях, библиотеках и книжных магазинах, которые могла бы посетить Анна. Они стали членами какого-то странного еретического ордена: Лидия помогала Анне не только как врач, между ними крепло взаимопонимание. За год их встреч Анна стала читать гораздо больше, она начала интересоваться более сложной литературой. В числе последних книг Лидия записала “Мидлмарч”, “Домик в Оллингтоне” и “Большие надежды”³.

Лидия перевела взгляд на стену над каминной полкой – там она повесила три акварели, заказанные у одного художника из Конкорда, привет из далекого прошлого, образ дорогих ей мест. Ее любимая акварель висела в центре, на ней был изображен пруд, увиденный сквозь сумрачный лес. Лидия купалась в этом пруду. Она подошла к книжной полке и коснулась корешка “Листьев травы”. На первой странице было написано: “Мисс Лидии Нараяни Уэстон в день рождения. Не придавай значения ничему, что оскорбляет твою душу”. Лидия улыбнулась совету отца; за много лет чернила выцвели. Она открыла заложенную страницу, где было одно из ее любимых стихотворений.

“Какая торжественная похвала красоте природы! Разве с ней что-нибудь сравнится?” – подумала Лидия. Она опустилась на колени перед камином и поворошила затухающие угли. С каким удовольствием она устраивала свое гнездо! Она тщательно отбирала рисунки и книги, расплачиваясь за них самостоятельно. Независимость защищала Лидию, как латы, но вдруг эта броня отделяет ее от ее же чувств? Главным для Лидии стала потребность защититься от пережитой в детстве катастрофы. Обещание, которое она когда-то дала матери, и сейчас руководило ее жизнью.

В воспоминаниях было мало утешения. Вот они с матерью сидят в тесной комнатушке, тускло мерцает свеча. Лидия словно заново ощущала усталость тех дней, ведь когда привычный ход вещей нарушился, жизнь Лидии стала бесцельной. Она поступила работать на фабрику. Нужда в деньгах была такой жестокой, что Лидия готова была уступить, сдаться перед тяжкой необходимостью выживать. Она сказала матери, что хочет бросить учебу. В полумраке комнаты профиль матери походил на очертания статуи. Она с трудом дышала – горе взяло с нее непосильную пошлину, сделало физически слабой. Но сил на жестокий спор с Лидией у нее хватило.

– В твоей жизни будут и другие дни. Не позволяй страху стать твоим советчиком, – страстно, как всегда, говорила мать.

Лидия мало знала о юности матери, о ее надеждах. В детстве она, простодушная, ни о чем подобном не спрашивала. Но в горе и лишениях отчетливее проявилась сила материнского характера. Они вели бухгалтерские книги – формально считалось, что это забота брата, но именно мать показала себя опытным счетоводом. Деньги мало-помалу накапливались, и наконец семья смогла расплатиться с кредиторами.

Лидия закрыла журнал и положила его на деревянный ящичек с прозекторскими инструментами. Конспект был готов. Завтра они с Харланом проведут первое в этом семестре лабораторное занятие по топографической анатомии для новых студенток. Она живо помнила ту смесь беспокойства и возбуждения, которую сама испытала, впервые попав в анатомичку. Это было очень личное, торжественное переживание: она помнила уроки независимости, преподанные матерью, помнила, как твердое намерение преодолеть обстоятельства позволило ей стать врачом. Может быть, решительность Анны тоже была следствием того, что девушка потеряла мать?

Лидия смотрела, как угасает огонь, смотрела на изменчивые тени на стене. Смотрела, пока ее не сморил сон.

8

Студентки сбились в стайку в небольшом кабинете перед главной анатомической лабораторией и, тревожно переглядываясь, ожидали инструкций. В помещении с толстыми стенами было сыро, будто в подземелье, в воздухе висел резкий запах формалина. Длинные фартуки полностью закрывали платья. Одна из четырех студенток отчетливо побледнела, другая то и дело оттягивала накрахмаленный белый воротничок – ей не хватало воздуха.

Почти всем им предстояло увидеть мертвое тело впервые в жизни. Однако Лидия подозревала, что девушек пугает не вид распростертых на столе останков. Источником страха были жуткие молчаливые наблюдатели, кошмарная публика, смотревшая на них с немым осуждением. На полках, вытянувшихся вдоль стен, помещались самые разнообразные черепа, пристально взиравшие на живых темными дырами незрячих глаз. В кабинете была собрана мрачная библиотека memento mori – черепа всевозможных форм и размеров. Одни оставались гладкими и нетронутыми, другие разрушила болезнь, сделав их поверхность пористой, как губка, осколки кости торчали, как зубья пилы. Под черепами хранились другие кости, давным-давно разлученные с обладателями: лучевые и локтевые, большие и малые берцовые, шаровидные суставы, а также бедренные и плечевые кости, ключицы и ребра. Все они были аккуратно снабжены ярлыками, готовые к осмотру. Во многих имелись круглые отверстия от пуль, другие, перепиленные посредине, являли собой свидетельства ампутации. Время смягчило жестокий облик смерти, придав отдельным костям гладкость и белый блеск.

Антее, вечному неофициальному мажордому колледжа, эта картина казалась чудовищной. “У нас и так довольно хулителей, а ты еще и пугаешь студенток. Пусть образцы хотя бы хранятся в закрытом шкафу”, – не раз просила она мужа.

Но Харлан оставался неумолим. Здесь нечего бояться, внушал он ученицам. Мертвое тело – ваш учитель. Харлан начал собирать кости еще во время войны, когда служил полковым хирургом. Лидия знала, что он следовал примеру своего собственного наставника – хирурга-первопроходца доктора Томаса Мюттера из Медицинского колледжа Джефферсона; Мюттер пожертвовал свою обширную коллекцию образцов Колледжу врачей для просветительских целей. Никто не оскорблял останки, Харлан с образцовым почтением относился к усопшим и к тому, чему они могли научить студентов. Лидия время от времени слышала рассказы о других медицинских колледжах, где шутники-студенты совали скелетам в зубы сигару, лихо нахлобучивали шляпу на череп или фотографировались с ними. Харлан не потерпел бы такого поведения ни от студенток, ни от служащих факультета.

– Подойдите поближе к столу, издалека вы ничего не увидите, – благожелательно позвала Лидия.

Она вела подобные занятия уже много лет, хотя предмет их был далек от избранной ею специальности. С самого первого дня в Женском медицинском колледже Лидия могла оставаться в лаборатории до бесконечности; Харлан быстро заметил ее способности, уверенную руку и спокойствие, с которым она делала дело, и предложил ей стать ассистенткой, препарировать тела для вскрытия. Работа эта требовала методичности, которой так хотелось ее дисциплинированному уму, а также позволяла покончить с неоднозначностью этого занятия.