Адвокат Империи 16 (СИ). Страница 18

— Нет, — скривилась Дьякова. — Слишком приторный. И пряный. Никакой нежности во вкусе…

— Ну конечно же, — участливо кивнул я, показывая, что полностью разделяю её позицию. — Ничто по сравнению с тирамису, ведь так? Ты, должно быть, привыкла к лёгким, воздушным и сливочным десертам? С балансом крема и кофейной кислинки. С пропитанным мягким бисквитом. Где все вкусы играют на контрасте и дополняют друг друга. Я прав? То ли дело жалкий медовик. Фу на него. Полная противоположность. Слишком сладкий. Тяжёлый. Со слоёным тестом, которое промазано кремом чуть ли не до липкости. Для настоящего гурмана, который привык к тонкому вкусу, это покажется чересчур грубым или даже деревенским. Как ты думаешь?

— Конечно. — Она даже нахохлилась и руки на груди скрестила.

— Но ведь он может кому-то нравится, ведь так? Есть здесь те, кому нравится медовик?

В аудитории поднялась пара рук, а я состроил на лице удивлённое выражение.

— Подождите. Как же так. Неужели вам нравится такой топорный торт без изысков?

— Да нормальный торт, — проворчал недовольный женский голос с одного из последних столов. — Я его папе на день рождения пекла. Вкусный получился. И ничего он не деревенский…

— Я не об этом говорила! — тут же вскинулась Алина. — Просто…

— Просто это факт. Зачем вообще сравнивать какой-то дурацкий медовик с тирамису, — сказал я. — Никакой воздушности бисквита и нежности маскарпоне. Их даже сравнивать нельзя. Совсем разные десерты.

— Так я и о том хотела сказать! — засуетилась Дьякова. — Просто…

— Другими словами? — подсказал я. — Не так… грубо?

— Да, но…

— А я вот тоже люблю медовик, Алин. Даже больше того. Я люблю все десерты. Они все вкусные. Какие-то сладкие. Другие с кислинкой. Третьи… впрочем, это не так уж и важно. Важно то, что я оставляю себе право и возможность выбора есть то, что мне нравится. Я не ограничиваю себя, как, должно быть, этого хотелось бы тебе. Ведь если тебя послушать, то весь мир питался бы одним тирамису, а любителей медовиков гоняли бы общим порицанием. Гоните их. Насмехайтесь над ними!

— Да я вообще не об этом! — вспыхнула она. — Я просто хотела сказать…

— Алиночка, уже не так уж и важно, что именно ты хотела сказать, — мягко прервал я её. — Важно то, что теперь часть людей в аудитории считает тебя зазнавшейся сладкоежкой и снобкой. Я прав?

Последний вопрос, сказанный уже куда громче, вызвал несколько новых смешков и одобрительное гудение.

— Вот видишь, теперь некоторые из присяжных, которыми для нас с тобой выступили остальные, будут думать, что ты ненавидишь медовик и всех, кому он нравится, — произнёс я с улыбкой. — И всё из-за твоих слов.

— Да я вообще ничего такого в виду не имела! — громко заявила Дьякова.

— Важно не то, что ты имела в виду, — поправил я её. — А то, как я подал твои слова. Понимаешь, к чему я?

Она открыла было рот, чтобы возразить… и тут же его закрыла. Дошло. Вижу по её эмоциям и недовольству от того, что я только что провёл демонстрацию на её примере. Оторвав взгляд от покрасневшей девушки, посмотрел на остальных.

— Запомните простую вещь. Вам даже не нужно давить на присяжных, чтобы повлиять на их мнение о свидетеле. Достаточно представить слова в нужном свете. Харизма и умение манипулировать точкой зрения людей. С этим вы можете качнуть мнение присяжных о свидетеле в нужную вам сторону…

— Это неэтично, — тут же вставил кто-то.

— Конечно, неэтично, — не стал я спорить. — Но что главное нашей профессии? Помните? Права и интересы вашего клиента. И он уж точно не будет рад тому, что вы паршиво выполнили свои обязанности из-за того, что боялись нарушить этический кодекс.

— Так его и нельзя нарушать, — произнёс Самойлов. — В этом же весь смысл…

— Ой ли, Володя. — Я с улыбкой посмотрел на него. — А чем мы тут с вами занимались два месяца?

— Что?

Он уставился на меня с непониманием в глазах.

— Ну же, — подтолкнул я их. — Давайте. Думайте. Что мы делали на этих занятиях? Мои бесконечные вопросы. Частые практические задания. Случаи, которые мы разбирали. Вспоминайте и отвечайте на вопрос — что мы на них делали…

Нет, я, конечно же, уверен, что они додумаются. Дураков среди этих ребят нет. Вопрос только в том, когда именно?

— Ну же, ребятки, — сказал я им и откусил ещё один кусок яблока. — Давайте, я в вас верю. Мы с вами два месяца мурыжили эту тему. Не разочаровывайте меня.

Заметив, как поднялась рука, я кивнул и даже не удивился.

— Да, Екатерина.

— Мы учились не тому, как не нарушать этический кодекс, — осторожно сказала она. — Каждый раз вы нам показывали…

Она замялась и пристально посмотрела на меня.

— Ну же, — подтолкнул я её к ответу. — Давай.

— Вы учили нас тому, как его нарушить так, чтобы нас не поймали, — негромко, будто боясь, что её кто-то услышит, сказала она.

— В точку, — кивнул я.

Догадалась. Молодец. Судя по эмоциям, и другие тоже догадались. Не все, но сейчас осознание пришло к ним в той или иной степени. И они правы. Что я, зря, что ли, разбирал все эти практически варианты с ними? Показывал, где можно было ошибиться, а где пройти по грани и не допустить этого? Указывал на моменты, когда можно было переступить через кодекс так, чтобы их за это не штрафанули. Но очень-очень осторожно. Чтобы они знали, где именно находится та самая грань, которую нарушать нельзя.

Потому что если они будут всю свою профессиональную жизнь жить с одной-единственной мыслью о том, как бы не нарушить правила адвокатской этики, то лучшими они не станут никогда. Хорошими юристами — возможно. Но точно не лучшими.

Права и интересы нашего клиента на первом месте. И именно это они должны были запомнить в первую очередь.

— Вы учили нас жульничать, — рассмеялся кто-то, а Екатерина с лёгкой тревогой в голосе добавила следом:

— Если об этом узнают, то у вас будут проблемы. Это… немного неправильно же. Нет?

— А я сегодня последний день работаю, — пожал плечами и откусил яблоко. — Что они мне сделают?

— Всё! — заявил я, открывая дверь в кабинет Софии. — Закончил. Теперь свободен, как птица в небесах…

— Кто? Какая ещё птица? — спросила она, отрывая взгляд от стоящего перед ней ноутбука.

— Забудь, — махнул я рукой. — Это из песни одной.

Закрыл дверь и, кинув сумку на диван, развалился на нём следом.

Забавное ощущение. Вроде бы всё сделал, со всеми проблемами разобрался. Больше никаких занятий. Должен же радоваться, но…

Если честно, то поначалу я рассматривал это не более чем вынужденную обязанность. Приходи. Отсиди. Получи возможность и свали. Всё. Я и в прошлой жизни не особо любил кого-то чему-то учить. Ну вот не моё это, и всё. Мало того, что нужно прописные истины объяснять, так ещё и потом проверять, правильно ли меня поняли. Вот и здесь ожидал по большей части скуки пополам с раздражением.

К моему удивлению, всё оказалось несколько иначе.

Сказал бы сам себе пару месяцев назад — не поверил бы. Мне понравилось их учить. Понравилось им объяснять. Показывать на практике. Почему? Не знаю. Может быть, дело в том, что они видели во мне равного? Да, пусть внешне, а не по опыту или знаниям. Последние они сначала не признавали вовсе. А сейчас уже чуть ли не в рот заглядывали и вопросы жадно задавали. Кое-кто, конечно, всё ещё относился ко мне со скепсисом, но в большинстве своём… Нет, не скажу, что стал для них своим в доску парнем. Но вот то, что мои знания и не пойми откуда взявшийся опыт они признали, — факт. И факт приятный. И я ведь мог ещё чего им интересного рассказать, а не только в области адвокатской этики…

— Что, уже скучаешь по ним?

— Что? — не понял вопроса.

Ладно, придуриваюсь. Понял я. Но не показывать же ей.

— Твои ученики, — пояснила она. — У тебя такой вид, будто тебе жаль, что занятия закончились.

— Мне? Пф-ф-ф. София, да я счастлив, что смог наконец от этого избавиться. Думаешь, весело было каждый день сюда мотаться?